Чарский оказался тоже маклером неподходящим, а во-вторых, потому что я
ненавижу заниматься переводами на немецкий, -- так что опять сорвалось.
Тогда-то, наконец, после этой неудачи, судьба решила бить наверняка, т. е.
прямо вселить меня в квартиру, где ты живешь, и для этого в посредники она
выбрала уже не первого попавшегося, а человека, не только мне симпатичного,
но энергично взявшегося за дело и не давшего мне увильнуть. В последнюю
минуту, правда, случился затор, чуть не погубивший всего: второпях -- или
поскупившись -- судьба не потратилась на твое присутствие во время моего
первого посещения; я же, понимаешь, когда пять минут поговорил с твоим
вотчимом, собственно по небрежности выпущенным из клетки, и через его плечо
увидел ничем не привлекательную комнату, решил ее не снимать, -- и тогда, из
крайних средств, как последний отчаянный маневр, судьба, не могшая
немедленно мне показать тебя, показала мне твое бальное голубоватое платье
на стуле, -- и, странно, сам не понимаю почему, но маневр удался,
представляю себе, как судьба вздохнула".
очень милая, но совершенная морда, -- кажется, она мне его оставила, чтобы
что-то снять или пришить".
очаровательное в природе и искусстве основано на обмане. Вот видишь --
начала с ухарь-купеческого размаха, а кончила тончайшим штрихом. Разве это
не линия для замечательного романа? Какая тема! Но обстроить, завесить,
окружить чащей жизни -- моей жизни, с моими писательскими страстями,
заботами".
знакомых".
отрыгну... таких своих специй добавлю, так пропитаю собой, что от
автобиографии останется только пыль, -- но такая пыль, конечно, из которой
делается самое оранжевое небо. И не сейчас я это напишу, а буду еще долго
готовиться, годами, может быть... Во всяком случае, сперва примусь за
другое, -- хочу кое-что по-своему перевести из одного старинного
французского умницы, -- так, для окончательного порабощения слов, а то в
моем "Чернышевском" они еще пытаются голосовать".
думаю, ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо
изнывать по тебе, -- когда слишком поздно спохватится... Но любишь ли ты
меня?".
ответил Федор Константинович.
несчастна с тобой. Но в общем-то мне всг равно, иду на это".
откинулась на своем стуле и стала пудрить подбородок и нос.
знаменитое место, которое кажется, могу сказать наизусть, если не собьюсь,
не перебивай меня, перевод еще приблизительный: был однажды человек... он
жил истинным христианином; творил много добра, когда словом, когда делом, а
когда молчанием; соблюдал посты; пил воду горных долин (это хорошо, --
правда?); питал дух созерцанием и бдением; прожил чистую, трудную, мудрую
жизнь; когда же почуял приближение смерти, тогда, вместо мысли о ней, слез
покаяния, прощаний и скорби, вместо монахов и черного нотария, созвал гостей
на пир, акробатов, актеров, поэтов, ораву танцовщиц, трех волшебников,
толленбургских студентов-гуляк, путешественника с Тапробаны, осушил чашу
вина и умер с беспечной улыбкой, среди сладких стихов, масок и музыки...
Правда, великолепно? Если мне когда-нибудь придется умирать, то я хотел бы
именно так".
пойдем?".
монетку, которую она на-днях подобрала с панели: приносит счастье. Когда они
пошли по улице, он почувствовал быструю дрожь вдоль спины и -- опять
стеснение чувств, но уже в другом, томном, преломлении. До дому было минут
двадцать тихой ходьбы, и сосало под ложечкой от воздуха, от мрака, от
медового запаха цветущих лип. Этот запах таял, заменяясь черной свежестью,
от липы до липы, и опять, под ждущим шатром, наростало душное, пьяное
облако, и Зина, напрягая ноздри, говорила: "ах... понюхай", -- и опять
преснел мрак, и опять наливался медом. Неужели сегодня, неужели сейчас? Груз
и угроза счастья. Когда я иду так с тобой, медленно-медленно, и держу тебя
за плечо, всг немного качается, шум в голове, и хочется волочить ноги,
соскальзывает с пятки левая туфля, тащимся, тянемся, туманимся, -- вот-вот
истаем совсем... И всг это мы когда-нибудь вспомним, -- и липы, и тень на
стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи.
И звезду, звезду. А вот площадь и темная кирка с желтыми часами. А вот, на
углу -- дом.
поднимется Евгений, -- но удаляется поэт. И всг-же слух не может сразу
расстаться с музыкой, рассказу дать замереть... судьба сама еще звенит, -- и
для ума внимательного нет границы -- там, где поставил точку я: продленный
призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, -- и не
кончается строка.