Чтение 71–й страницы книги ~Три товарища~

криком отпрянули назад. В окне висел Хассе с иссиня-черным лицом и выва-
лившимся языком.

- Отрезать шнур! - крикнул я.

- Нет смысла, - сказал Орлов медленно, жестко и печально. - Мне это
знакомо... такое лицо... он уже несколько часов мертв...

- Попробуем все-таки...

- Лучше не надо... Пусть сначала придет полиция.

В ту же секунду раздался звонок. Явился врач, живший по соседству. Он
едва взглянул на тощее надломленное тело.

- Тут уже ничего не сделаешь, - сказал он, - но все-таки попробуем
искусственное дыхание. Немедленно позвоните в полицию и дайте мне нож.

Хассе повесился на витом шелковом шнуре. Это был поясок от розового
халата его жены, и он очень искусно прикрепил его к крючку над окном.
Шнур был натерт мылом. Видимо, Хассе встал на подоконник и потом сос-
кользнул с него. Судорога свела руки, на лицо было страшно смотреть.
Странно, но в эту минуту мне бросилось в глаза, что он успел перео-
деться. Теперь на нем был его лучший костюм из синей камвольной шерсти,
он был выбрит и в свежей рубашке. На столе с педантичностью были разло-
жены паспорт, сберегательная книжка, четыре бумажки по десять марок,
немного серебра и два письма - одно жене, другое в полицию. Около письма
к жене лежал серебряный портсигар и обручальное кольцо.

Видимо, он долго и подробно обдумывал каждую мелочь и наводил поря-
док. Комната была безукоризненно прибрана. Осмотревшись внимательней, мы
обнаружили на комоде еще какие-то деньги и листок, на котором было напи-
сано: "Остаток квартирной платы за текущий месяц". Эти деньги он положил
отдельно, словно желая показать, что они не имеют никакого отношения к
его смерти.

Пришли два чиновника в штатском. Врач, успевший тем временем снять
труп, встал.

- Мертв, - сказал он. - Самоубийство. Вне всяких сомнений.

Чиновники ничего не ответили. Закрыв дверь, они внимательно осмотрели
комнату, затем извлекли из ящика шкафа несколько писем, взяли оба письма
со стола и сличили почерк. Чиновник помоложе понимающе кивнул головой:

- Кто-нибудь знает причину? Я рассказал ему, что знал. Он снова кив-
нул и записал мой адрес.

- Можно его увезти? - спросил врач.

- Я заказал санитарную машину в больнице "Шаритэ", - ответил молодой
чиновник. - Сейчас она приедет.

Мы остались ждать. В комнате было тихо. Врач опустился на колени воз-
ле Хассе. Расстегнув его одежду, он стал растирать ему грудь полотенцем,
поднимая и опуская его руки. Воздух проникал в мертвые легкие и со свис-
том вырывался наружу.

- Двенадцатый за неделю, - сказал молодой чиновник.

- Все по той же причине? - спросил я.

- Нет. Почти все из-за безработицы. Два семейства В одном было трое
детей. Газом, разумеется. Семьи почти всегда отравляются газом.

Пришли санитары с носилками. Вместе с ними в комнату впорхнула Фрида
и с какой-то непонятной жадностью уставилась на жалкое тело Хассе. Ее
потное лицо покрылось красными пятнами.

- Что вам здесь нужно? - грубо спросил старший чиновник.

Она вздрогнула.

- Ведь я должна дать показания, - проговорила она, заикаясь.

- Убирайся отсюда! - сказал чиновник.

Санитары накрыли Хассе одеялом и унесли. Затем стали собираться и оба
чиновника. Они взяли с собой документы.

- Он оставил деньги на погребение, - сказал молодой чиновник. - Мы
передадим их по назначению. Когда появится жена, скажите ей, пожалуйста,
чтобы зашла в полицию. Он завещал ей свои деньги. Могут ли остальные ве-
щи оставаться пока здесь?

Фрау Залевски кивнула:

- Эту комнату мне уже все равно не сдать.

- Хорошо.

Чиновник откланялся и вышел. Мы тоже вышли.

Орлов запер дверь и передал ключ фрау Залевски.

- Надо поменьше болтать обо всем этом, - сказал я.

- И я так считаю, - сказала фрау Залевски.

- Я имею в виду прежде всего вас, Фрида, - добавил я.

Фрида точно очнулась. Ее глаза заблестели. Она не ответила мне.

- Если вы скажете хоть слово фройляйн Хольман, - сказал я, - тогда
просите милости у бога, от меня ее не ждите!

- Сама знаю, - ответила она задиристо. - Бедная дама слишком больна
для этого!

Ее глаза сверкали. Мне пришлось сдержаться, чтобы не дать ей пощечи-
ну.

- Бедный Хассе! - сказала фрау Залевски.

В коридоре было совсем темно.

- Вы были довольно грубы с графом Орловым, - сказал я казначею. - Не
хотите ли извиниться перед ним?

Старик вытаращил на меня глаза. Затем воскликнул:

- Немецкий мужчина не извиняется! И уж меньше всего перед азиатом! -
Он с треском захлопнул за собой дверь своей комнаты.

- Что творится с нашим ретивым собирателем почтовых марок? - спросил
я удивленно. - Ведь он всегда был кроток, как агнец.

- Он уже несколько месяцев ходит на все предвыборные собрания, - до-
несся голос Джорджи из темноты.

- Ах, вот оно что!

Орлов и Эрна Бениг уже ушли. Фрау Залевски вдруг разрыдалась.

- Не принимайте это так близко к сердцу, - сказал я. - Все равно уже
ничего не изменишь.

- Это слишком ужасно, - всхлипывала она. - Мне надо выехать отсюда, я
не переживу этого!

- Переживете, - сказал я. - Однажды я видел несколько сотен англичан,
отравленных газом. И пережил это...

Я пожал руку Джорджи и пошел к себе. Было темно. Прежде чем включить
свет, я невольно посмотрел в окно. Потом прислушался. Пат спала. Я подо-
шел к шкафу, достал коньяк и налил себе рюмку. Это был добрый коньяк, и
хорошо, что он оказался у меня. Я поставил бутылку на стол. В последний
раз из нее угощался Хассе. Я подумал, что, пожалуй, не следовало остав-
лять его одного. Я был подавлен, но не мог упрекнуть себя ни в чем. Чего
я только не видел в жизни, чего только не пережил! И я знал: можно упре-
кать себя за все, что делаешь, или вообще не упрекать себя ни в чем. К
несчастью для Хассе, все стряслось в воскресенье. Случись это в будний
день, он пошел бы на службу, и, может, все бы обошлось.

Я выпил еще коньяку. Не имело смысла думать об этом. Да и какой чело-
век знает, что ему предстоит? Разве хоть кто-нибудь может знать, не по-
кажется ли ему со временем счастливым тот, кого он сегодня жалеет.

Я услышал, как Пат зашевелилась, и пошел к ней. Она лежала с открыты-
ми глазами.

- Что со мной творится, Робби, с ума можно сойти! - сказала она. -
Опять я спала как убитая.

- Так это ведь хорошо, - ответил я.

- Нет. - Она облокотилась на подушку. - Я не хочу столько спать.

- Почему же нет? А мне иногда хочется уснуть и проспать ровно пятьде-
сят лет.

- И состариться на столько же?

- Не знаю. Это можно сказать только потом.

- Ты чем-нибудь огорчен?

- Нет, - сказал я. - Напротив. Я как раз решил, что мы оденемся, пой-
дем куда-нибудь и роскошно поужинаем. Будем есть все, что ты любишь. И
немножко выпьем.

- Очень хорошо, - ответила она. - Это тоже пойдет в счет нашего вели-
кого банкротства?

- Да, - сказал я. - Конечно.

XXI

В середине октября Жаффе вызвал меня к себе. Было десять часов утра,
но небо хмурилось и в клинике еще горел электрический свет. Смешиваясь с
тусклым отблеском утра, он казался болезненно ярким.

Жаффе сидел один в своем большом кабинете. Когда я вошел, он поднял
поблескивающую лысиной голову и угрюмо кивнул в сторону большого окна,
по которому хлестал дождь:

- Как вам нравится эта чертова погода? Я пожал плечами.

- Будем надеяться, что она скоро кончится.

- Она не кончится.

Он посмотрел на меня и ничего не сказал. Потом взял карандаш, посту-
чал им по письменному столу и положил на место.

- Я догадываюсь, зачем вы меня позвали, - сказал я.

Жаффе буркнул что-то невнятное.

Я подождал немного. Потом сказал:

- Пат, видимо, уже должна уехать...

- Да...

Жаффе мрачно смотрел на стол.

- Я рассчитывал на конец октября. Но при такой погоде... - Он опять
взял серебряный карандаш.

Порыв ветра с треском швырнул дождевые струи в окно. Звук напоминал
отдаленную пулеметную стрельбу.