на интеллигенцию инженерно-техническую -- тем более опасную, что она
занимала сильное положение в народном хозяйстве, и трудно было её
контролировать при помощи одного только Передового Учения. Прояснилось
теперь, что ошибкою был судебный процесс в защиту Ольденборгера (а хороший
там [центрик] сколачивался!) и -- поспешным отпускательное заявление
Крыленки: "о саботаже инженеров уже не было речи в 1920-21 годах". *(2) Не
саботаж, так хуже -- [вредительство] (это слово открыто было, кажется,
шахтинским рядовым следователем).
небывалость этого понятия в истории человечества, его без труда стали
обнаруживать во всех отраслях промышленности и на всех отдельных
производствах. Однако, в этих дробных находках не было цельности замысла, не
было совершенства исполнения, а натура Сталина да и вся ищущая часть нашей
юстиции очевидно стремились к ним. Да наконец же созрел наш Закон и мог
явить миру нечто действительно совершенное! -- единый, крупный, хорошо
согласованный процесс, на этот раз над инженерами. Так состоялось
Суда СССР, председатель А. Я. Вышинский (еще ректор 1-го МГУ), главный
обвинитель Н. В. Крыленко (знаменательная встреча! как бы передача
юридической эстафеты), *(3) 53 подсудимых, 56 свидетелей. Грандиозно!!!
подсудимого тянуть только по три нитки, то уже 159, а у Крыленки лишь десять
пальцев, и у Вышинского десять. Конечно, "подсудимые стремились расскрыть
обществу свои тяжелые преступления", но -- не все, только -- шестнадцать. А
тринадцать извивались. А двадцать четыре вообще себя виновными не признали.
*(4) Это вносило недопустимый разнобой, массы вообще не могли этого понять.
Наряду с достоинствами (впрочем, достигнутыми уже в предыдущих процессах) --
беспомощностью подсудимых и защитников, их неспособностью сместить или
отклонить глыбу приговора -- недостатки нового процесса били в глаза, и
кому-кому, а опытному Крыленке были непростительны.
[бесконфликтный судебный процесс] (отражающий внутреннюю бесконфликтность
нашего строя), где к единой цели стремились бы дружно и суд и прокурор, и
защита, и подсудимые.
Донбасс, были несоразмерны эпохе.
новую вместительную яму (в неё свалились даже два его сотоварища по
Шахтинскому Делу -- общественные обвинители Осадчий и Шейн). Нечего и
говорить, с какой охотой и умением ему помогал весь аппарат ОГПУ, уже
переходящий в твердые руки Ягоды. Надо было создать и раскрыть инженерную
организацию, объемлющую всю страну. Для этого нужно было несколько сильных
вредительских фигур во главе. Такую безусловно сильную, нетерпимо-гордую
фигуру кто ж в инженерии не знал? -- Петра Акимовича Пальчинского. Крупный
горный инженер еще в начале века, он в мировую войну уже был товарищем
председателя Военно-Промышленного Комитета, то есть руководил военными
усилиями всей русской промышленности, сумевшей на ходу восполнить провалы
царской подготовки. После февраля он стал товарищем министра торговли и
промышленности. За революционную деятельность он преследовался при царе;
трижды сажался в тюрьму после Октября (1917, 1918, 1922), с 1920 г. --
профессор Горного института и консультант Госплана. (Подробно о нём -- ч.
III, гл. 10).
грандиозного процесса. Однако, легкомысленный Крыленко, вступая в новую для
себя страну инженерии, не только не знал сопромата, но даже о возможном
сопротивлении душ совсем еще не имел понятия, несмотря на десятилетнюю уже
громкую прокурорскую деятельность. Выбор Крыленко оказался ошибочным.
Пальчинский выдержал все средства, какие знало ОГПУ -- и не сдался, и умер,
не подписав никакой чуши. С ним вместе прошли испытание и тоже видимо не
сдались -- Н. К. фон-Мекк и А. Ф. Величко. В пытках ли они погибли или
расстреляны -- этого мы пока не знаем, но они доказали, что МОЖНО
сопротивляться и МОЖНО устоять -- и так оставили пламенный отблик упрека
всем последующим знаменитым подсудимым.
коммюнике ОГПУ о расстреле их троих за крупное вредительство и осуждение еще
многих других непоименованных.
ночей! а сколько следовательских фантазий! -- и все впустую. Приходилось
Крыленко начинать все с начала, искать фигуру и блестящую, и сильную -- и
вместе с тем совсем слабую, совсем податливую. Но настолько плохо он понимал
эту проклятую инженерную породу, что еще год ушел у него на неудачные пробы.
С лета 1929 г. возился он с Хренниковым, но и Хренников умер, не
согласившись на низкую роль. Согнули старого Федотова, но он был слишком
стар, да и текстильщик, не выигрышная отрасль. И еще пропал год! Страна
ждала всеобъемлющего вредительского процесса, ждал товарищ Сталин, -- а у
Крыленки никак не вытанцовывалось. *(6) И только летом 1930 года кто-то
нашел, предложил, директор Теплотехнического института Рамзин! --
арестовали, и в три месяца был подготовлен и сыгран великолепный спектакль,
подлинное совершенство нашей юстиции и недостижимый образец для юстиции
мировой -м) [процесс "Промпартии"] (25 ноября -- 7 декабря), Спецприсутствие
Верхсуда, тот же Вышинский, тот же Антонов-Саратовский, тот же любимец наш
Крыленко.
читателю полную стенограмму процесса -- вот она, *(7) или не допустить
иностранных корреспондентов.
отрасли и плановые органы. (Только глаз устроителя видит щели, куда
провалилась горная промышленность и железнодорожный транспорт). Вместе с тем
-- скупость в использовании материала: обвиняемых только 8 человек (учтены
ошибки Шахтинского).
нам даже много! Трое из восьми -- только по текстилю, как важнейшей
оборонной отрасли. Но тогда наверно толпы свидетелей? Семь человек, таких же
вредителей, тоже арестованных. Но кипы уличающих документов? чертежи?
проекты? директивы? сводки? соображения? донесения? частные записки? Ни
одного! То есть -- НИ ОДНОЙ БУМАЖОНКИ! Да как же это ГПУ ушами прохлопало?
-- стольких арестовало и ни одной бумажки не цапнуло? "Много было", но "всё
уничтожено". Потому что: "где держать архив?" Выносятся на процесс лишь
несколько открытых газетных статеек -- эмигрантских и наших. Но как же вести
обвинение?!.. Да ведь -- Николай Васильевич Крыленко. Да ведь не первый
день. "Лучшей уликой при всех обстоятельствах является всё же сознание
подсудимых". *(8)
вырывает из груди целые монологи, и хочется говорить, говорить, обличать,
бичевать! Старику Федотову (66 лет) предлагают сесть, хватит -- нет, он
навязывается давать еще объяснения и трактовки! Пять судебных заседаний
кряду даже не приходится задавать вопросов: подсудимые говорят, говорят,
объясняют, и еще потом просят слова, чтобы дополнить упущенное. Они
дедуктивно излагают всё необходимое для обвинения безо всяких вопросов.
Рамзин после пространных объяснений еще даёт для ясности краткие резюме, как
для сероватых студентов. Больше всего подсудимые боятся, чтоб что-нибудь
осталось неразъясненным, кто-нибудь -- не разоблачен, чья-нибудь фамилия не
названа, чье-нибудь вредительское намерение -- на растолковано. И как честят
сами себя! -- "я -- классовый враг", "я -- подкуплен", "наша буржуазная
идеология". Прокурор: "Это была ваша ошибка?" Чарновский: "И преступление!"
Крыленке просто делать нечего, он пять заседаний пьет чай с печеньем или что
там ему приносят.
записи нет, а защитник Оцеп описывает: "Деловито текли слова обвиняемых,
холодно и профессионально-спокойно". Вот те раз! -- такая страсть к исповеди
-- и деловито? холодно? да больше того, видимо свой раскаянный и очень
гладкий текст они так вяло вымямливают, что часто просит их Вышинский
говорить громче, ясней, ничего не слышно.
возникающими предложениями прокурора; обвинительную речь прокурора называет
[исторической], свои же доводы -- узкими и произносимыми против сердца, ибо
"советский защитник -- прежде всего советский гражданин" и "вместе со всеми
трудящимися переживает чувство возмущения" преступлениями подзащитных. *(9)
В судебном следствии защита задаёт робкие скромные вопросы и тотчас же
отшатывается от них, если прерывает Вышинский. Адвокаты и защищают-то лишь
двух безобидных текстильщиков, и не спорят о составе преступления, ни -- о
квалификации действий, а только: нельзя ли подзащитному избежать расстрела?
Полезнее ли, товарищи судьи, "его труп или его труд".
Планировались уменьшенные темпы развития (например, годовой прирост
продукции [[всего лишь]] -- 20-22%, когда трудящиеся готовы дать 40 и 50%).
Замедлялись темпы добычи местных топлив. Недостаточно быстро развивали
Кузбасс. Использовали теоретико-экономические споры (снабжать ли Донбасс
электричеством ДнепроГЭСа? строить ли сверхмагистраль Москва-Донбасс?) для
задержки решения важных проблем. (Пока инженеры спорят, а дело стоит!)
Задерживали рассмотрение инженерных проектов (не утверждали мгновенно). В
лекциях [[по сопромату]] проводили [[антисоветскую линию]]. Устанавливали
устарелое оборудование. Омертвляли капиталы (вгоняли их в дорогостоящие и
долгие постройки). Производили ненужные (!) ремонты. Дурно использовали
металл (неполнота ассортимента железа). Создавали диспропорции между цехами,
между сырьем и возможностью его обработать (и особенно это выявилось в
текстильной отрасли, где построили на одну-две фабрики больше, чем собрали
урожай хлопка). Затем делались прыжки от минималистских к максималистским
планам. И началось явное вредительское [[ускоренное]] развитие всё той же
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Соломатина Татьяна