Чтение 71–й страницы книги ~Секрет государственной важности~

наблюдала за поединком. Когда один изюбр впился зубами в шею соперника,
Лидия Сергеевна вскрикнула. Ее ноздри раздувались, будто она только-только
взбежала на гору.

- Пойдем, матушка, - проворчал Афанасий Иванович, - нехорошо на зверство
глядеть.

Лидия Сергеевна долго сидела у тускнеющего костра и невидящими глазами
смотрела вдаль. У ног ее, занятые своими делами, сновали крупные красные
муравьи.

- Тебе бы нос, Афанасий, потоньше, - вдруг сказала Лидия Сергеевна, глядя
на простое лицо Тропарева, заросшее волосом.

- Каков уродился, таков и есть, - отрезал фельдфебель и снова надолго
замолк.

Веретягина была уверена, что Афанасий Иванович думает, как им безопаснее
добраться до Владивостока. Но не только это заботило Тропарева. Он размышлял
и о том, как быть дальше с Лидией Сергеевной. Он подумывал даже жениться на
ней, но в то же время и боялся этого. По всему - из чужого стада баба.
"Несть радости, яко же несть и покоя душе моей", - повторял он про себя.

Веретягиной надоели молчанки. Она хрустела суставами пальцев и бросала
нетерпеливые взгляды на своего попутчика.

Наконец Тропарев тряхнул гривой и сказал:

- Пойдем, Лидия Сергеевна, живы будем - не помрем.

Веретягина сразу успокоилась, решив, что фельдфебель надумал что-то
надежное: она верила в его изобретательность, силу и смекалку.

В селе Лучкове они сразу направились к церкви. Рядом с ней стоял
кирпичный дом священника под ярко-зеленой, видать, только что выкрашенной
крышей. Зелеными были ставни и забор по-осеннему осиротевшего фруктового
сада. За домом - пасека, десятка два ульев.

Поп здесь был грузный, плотный, с черной бородой и быстрыми глазами.
Волосы у него кустились даже в ушах и на пальцах. Лидия Сергеевна поведала
ему свои печали, не забыв упомянуть родственников, блиставших при царском
дворе. Поп покосился на богатыря фельдфебеля и пригласил странников
поужинать.

Тревожные слухи подтвердились: штабс-капитан Лепехин, командир уфимских
стрелков, жил на постое у отца Виталия и сказал ему о приказе правителя
Дитерихса прекратить сопротивление и готовиться к уходу в Китай. На этот раз
даже слов обнадеживающих в приказе не было.

Поп боялся партизан. В селе говорили, что они близко. Сидели за столом
долго, выпили много. Хозяин опьянел. Сего дня он был один, жена уехала в
соседнее село за кое-каким припасом, и сдерживать его было некому.

- Угощай его, пусть пьет, - шепнул Тропарев Лидии Сергеевне.

И когда выпили за всех присутствующих, она уговаривала и уговаривала
батюшку опорожнить стаканчик то за покойного царя, то за царицу, то за
попадью, то еще за кого-нибудь.

- Командир у партизан - наш мужик, - рассказывал поп заплетающимся
языком. - В бога совсем не верит, лютует до того, что лампадки в избах
задувает, если видит, горят где. - Он осоловело тыкал вилкой в огурец. -
Затоптали в грязь духовенство и дворянство российское.

Развязка наступила неожиданно. Охмелевшего глупого попа Афанасий Иванович
связал, забил кляпом рот и спустил в подвал. Веретягина хотела его
прикончить для спокойствия, но Тропарев не дал.

Через час фельдфебеля нельзя было узнать. Он был в лучших одеждах отца
Виталия. В теплой рясе, с массивным серебряным крестом на груди, он выглядел
представительным соборным попом.

Лидия Сергеевна порылась в пузатом комоде и тоже позаимствовала кое-что
из туалета попадьи. Черная шляпка и бархатная телогрейка на вате, сорочки из
тонкого полотна и прочее оказались ей как раз. Пригодились и высокие ботинки
на шнурках.

Едва рассветлело, когда из поповского дома на двор вышел сановитый
батюшка. Он сноровисто запряг пегую сытую лошадку и, бросив в телегу охапку
душистого сена, подсадил женщину. Не забыли прихватить и харчей: до места
теперь не так далеко, а все дня три проедешь.

* * *

После разгрома спасских укреплений войсками Народно-революционной армии
"земская рать", огрызаясь, откатывалась к югу. На станции Раздольное
белоповстанцы разделились. Главный штаб и группа генерала Глебова продолжали
отходить на Владивосток, а части генералов Молчанова и Бородина повернули на
Посьет с расчетом прорваться в Корею.

На Владивосток вели наступление боевые группы партизан вместе с частями
Первой забайкальской стрелковой дивизии.

Войска НРА, преследуя белых, висели буквально у них на плечах.
Девятнадцатого октября они оказались в районе Второй речки. Приморский город
был совсем близко. Всего девять километров отделяли от него революционную
армию.

Но японцы и на этот раз спасли дитерихскую рать от полного разгрома.
Японское командование угрожало приостановкой эвакуации, если произойдет
столкновение между японскими войсками и частями НРА. Пришлось опять
уступить, - необходимое благоразумие взяло верх. Стиснув зубы, революционные
войска отошли к станции Седанка.

Золотая приморская осень... Утро ясное, но зябкое. В лужицах стекленеет
ледок. Солнечные лучи освещали красно-желтые листья, оставшиеся кое-где на
деревьях. Лес сквозил синим небом. Ветви сибирской яблони гнулись от тяжести
багряных плодов. Никто не сорвал их в эту тревожную осень.

На опушке леса, возле шоссе, - костры. В котлах бурлила пшенная каша:
завтрак бойцов народной армии. Несколько солдат рубили на дрова
тонкоствольные березки. Ветер выдувал из костров искры. Они взлетали вверх,
кружились и гасли.

Рядом - железная дорога. Она шла почти по самому берегу Амурского залива.
Откосы насыпи поросли кустарником. У самых рельсов - синие классные вагоны.
Кузова сняты с тележек и поставлены прямо на землю.

Ветер с моря, холодный. Он шумел и раскачивал верхушки деревьев, катил
серые волны. Дальние гористые берега едва проступали сквозь дымку
расстояния.

Совсем недавно здесь были японцы. Они охраняли железнодорожную линию от
партизан. Везде окопы и колючая проволока. Китайские фанзы тоже опоясаны
тремя рядами проволоки. По-видимому, тут располагался какой-то японский
штаб.

По обочинам шоссе трупы лошадей, сломанные обозные повозки, мотки колючей
проволоки, закопченные походные кухни. Это следы поспешного отступления
белоповстанцев. Три дня назад и по шоссе, и по железной дороге двигались
деморализованные остатки "земской рати".

А сейчас пришли народные мстители.

На шоссе выставлены заслоны. Усатый часовой, нахохлившись, повернулся
спиной к ветру и засунул руки в рукава грязной шинели. Он с завистью
посматривал на уютные фанзы, белевшие между деревьями, на армейские походные
палатки. Стрелковый батальон Народно-революционной армии пришел сюда сегодня
ночью, его вернули почти от самого Владивостока.

Резко прозвучал сигнал побудки. Бойцы выбегали из палаток. Заскрипел
колодезный ворот, загремели ведра. Люди снимали рубашки и, поеживаясь,
перешучиваясь, умывались.

На одной из фанз ветер играет с флагом: красное полотнище с синим
прямоугольником у древка и буквы "ДВР".

Лесная опушка ожила. Сотни бойцов перекликались между собой, смеялись,
бегали, боролись.

Не успела еще свариться каша в артельных котлах, как послышались
паровозные свистки и из-за поворота показался поезд.

Окутавшись паром, локомотив заскрежетал тормозами как раз напротив фанз и
гостеприимных костров. На самом передке паровоза торчало тупое рыло пулемета
и стояли бойцы. Громыхнули, наползая друг на друга, вагоны. С визгом
отворялись двери.

- Эй, ребята! - закричал высокий молодой парень в заплатанном френче, с
гранатами на поясе. Он только что выпрыгнул из вагона. - Батальон Кузьмы
Павелихина тут?

- Здесь, - послышалось от костра, - сам Павелихин во-он в той фанзе...

- Выгружайся, ребята, Павелихин тут! - Скрипя сапогами, парень побежал
вдоль состава. - Выгружайся!

Парень с гранатами на поясе, весь обросший рыжей шерстью, недавно был на
пароходе "Синий тюлень". Это Прибытков, начальник штаба партизанского
отряда. В надежде свести последние счеты с японцами, он отпросился у
Барышникова. И вот он здесь, под Владивостоком.

Из вагонов полезли заспанные люди - они тащили за собой пулеметы,
боезапас, продовольствие. Все это громоздилось рядом с рельсами.

Дав прощальные гудки, паровоз тронул состав назад. Вот он набрал ход,
чаще застучали по рельсовым стыкам колеса. Пыхтение паровоза делалось все
глуше. Еще один далекий свисток где-то на повороте.

Из поезда выгрузился один из отрядов второй боевой партизанской группы.

По приказу реввоенсовета партизаны выходили из глубинных лесов,
спускались с сопок и теперь с боями окружали Владивосток.

Послышалась команда. Партизаны располагались на постой рядом с бойцами
народной армии.

Одеты кто во что горазд. Кто в шинели, русской или японской, кто в
полушубке... Некоторые в бобриковых куртках, а иные в черной коже. С обувью
еще хуже. Сапоги, ботинки, опорки и даже валенки, старые, драные, латаные.

Над палаткой партизанского командира взвился алый флаг с серпом и
молотом. На папахах и буденовках партизан нашиты красные матерчатые звезды
или кусочек красной ленты.

Многие бойцы, оставив лошадей, пошли к морю и долго стояли у самого
прибоя. Здесь проходила восточная граница России.

Ветер гнал волны на берег. Волны накатывались на гальку и, шипя,