операциях по замене сердца, почек и так далее. Люди готовы платить любые
деньги, чтобы купить себе чужое сердце или кусочек чужого тела. О чужой
крови я уж не говорю, это банально. Нищенская возня, комиссар! Аппарат
перевоплощения дает неизмеримо больше. Он дает своему владельцу чужое
ТЕЛО! Целиком! Любое! Вот там, по улице, сейчас идет рослый и красивый
молодой человек лет двадцати. Хотите взять его тело? Берите! Но и это
пустяки, комиссар. Аппарат перевоплощения дает БЕССМЕРТИЕ! Вы можете
менять тела, как обносившиеся платья, вечно живя в молодом и прекрасном
теле, сохраняя при этом свое сознание, свою память, свои чувства и эмоции
- свое собственное "я". Но и это еще не все. Владение аппаратом дает
ВЛАСТЬ, по сравнению с которой власть всех тиранов мира, существовавших на
земле и существующих, - ничто! Вы можете перевоплотиться в миллиардера, и
все его миллиарды - ваши. Вы можете стать президентом и управлять страной
всю вашу многовековую жизнь, самому себе передавая власть по наследству.
Вы можете дарить тела и отбирать их. Молодого превратить в старика,
красавца - в урода, богача - в нищего, здорового - в прокаженного и как
угодно наоборот. Кто не склонится перед такой могущественной властью? Кто?
Кто не станет ее рабом? Люди, деньги, бессмертие - все это может
принадлежать вам. Гард.
аппаратом. Но вы проявили качества, достойные компаньона. Я предлагаю вам
союз.
размышление. Впрочем, способность решать быстро и безошибочно - ваша сила.
Программа такова. На первых порах - и здесь ваша роль неоценима - мы
выберем нескольких подходящих людей, спрячем их, будем о них заботиться,
кормить их и поить, мыть и чистить. Ведь их тела - наши платья, которые мы
будем носить по мере надобности, а потом вновь складывать в гардероб. К
роли Бога надо привыкнуть, комиссар!
не ждет судьба Лео Лансэре, если я покажусь вам "щепетильным"?
медлите. А какие гарантии можете дать вы, комиссар?
не в том доме, где вы живете, и даже не в вашей лаборатории.
хотите, чтобы я был до конца искренен, поднимите руки.
профессора Грейчера.
комиссару. Гард вышел из-за стола, приблизился к Грейчеру и
профессиональным движением стал ощупывать его тело.
напоминающие по форме луковицу.
немедленно!
утомленно произнес:
комнату?
за откровенность откровенностью: каким образом вы пришли к пониманию
парноубийства?
улыбаясь, ответил Гард, держа серебряные часы за цепочку и крутя их вокруг
пальца. - Но похвастать мне нечем. Я мог бы поблагодарить за открытие
элементарную логику... Но это уже не ваша забота.
посмотрел на Гарда и странно спокойно произнес:
Гард.
танцующей походкой и подошел к окну. Все было прекрасно - все, все, все!
Начинался день. Тихий, солнечный день. Двор полицейского управления то и
дело пересекали какие-то люди, на секунду задерживаясь рядом с дежурным.
За решетчатой оградой стояли автомашины, среди которых обращал ни себя
внимание белый "мерседес". Когда Гард хотел было вернуться к столу, он
неожиданно увидел Таратуру, пересекающего двор. "Куда это он?" - подумал
Гард и, высунувшись из Окна, крикнул:
он сделал на ходу, не останавливаясь, и что-то странное почудилось Гарду в
походке Таратуры, или в его улыбке, или в его одежде, - комиссар не мог
понять, в чем именно. Между тем Таратура подошел к дежурному, что-то
сказал ему и вышел за пределы двора. Через секунду он уже сидел в белом
"мерседесе". Гард оторопело смотрел на своего помощника, и вдруг его как
током ударило: Таратура был не в своей одежде! Мощное тело инспектора
обтягивал узенький костюм, ноги сжимали явно чужие туфли, изменяющие
походку, а галстук неимоверно стягивал горло, оттого-то все выражение лица
Таратуры, несмотря на улыбку, показалось Гарду каким-то задушенным, не
своим...
средний ящик. Наверху, на папке, лежали серебряные часы. Схватив их,
комиссар открыл крышку. Футляр был пуст!
Гард, размещалась в полуподвале полицейского управления и вызывала
бесконечные споры на всех архитектурных конгрессах. Одни считали ее
гениальным произведением утилитарного зодчества, другие обвиняли ее автора
в примитивизме. Среди заключенных тоже не было единого мнения. Те из них,
которые предпочитали одиночество и попадали в камеру, чтобы поразмыслить о
прошлом и будущем, выражали недовольство тюремной архитектурой. Зато воры,
грабители и убийцы, привыкшие к веселому обществу и боящиеся остаться
наедине с собой, лишь в превосходных степенях оценивали тюрьму: время
здесь шло для них незаметно и весело.
полуподвал, был ярым поборником социальной справедливости. Он считал, что
если уж человек попадает в это милое заведение, то он должен покинуть его
лишь после полного торжества справедливости. Преступник должен отсидеть
свой срок день в день и ни в коем случае не сбежать на волю. И поэтому он
спроектировал полуподвал наподобие средневекового собора, акустике
которого мог позавидовать любой современный концертный зал. Каждый шорох в
каждой из ста пятидесяти четырех камер усиливался настолько, что два
надзирателя, находящихся в дежурной комнате, могли отчетливо представить
себе, что в данный момент делает любой из ста пятидесяти четырех
заключенных. Вот один насвистывает песенку, другой справляет нужду, третий
почему-либо мычит или естественным образом кашляет, четвертый сочиняет
стихи, а пятый пилит решетку. Когда однажды все заключенные, сговорившись
на прогулке, устроили шум во всех камерах одновременно, им все равно не
удалось сбить с толку надзирателей, поскольку в том-то и заключалась
гениальность зодчего, что он ухитрился все шумы точно рассортировать по
происхождению.
по узкому тюремному коридору ему навстречу несся хохот. Чутким ухом Гард
уловил, что смеются оба дежурных надзирателя, стоя у камеры номер 3.
водворенный в третью камеру профессор Грейчер вызвал их из дежурного
помещения криками: "Вы что, олухи, с ума посходили?!" - и теперь
утверждал, ни капельки не смущаясь, что он - инспектор полиции Таратура!
надзирателей.
покоя и дающему другим желанное развлечение.
возмущения, кричал профессор Грейчер. - Вы рехнулись? Да это ж я, я,