Чтение 71–й страницы книги ~Щит и меч~

человек среднего роста мог дотянуться рукой. Эти бараки здесь называли
блоками.

В нескольких метрах от проволочных заграждений тянулись белые
известковые полосы. Ступивший на эту границу заключенный карается так же,
как за побег.

Ни кустика, ни засохщей травинки, - ровное черное пространство,
зорошо просматриваемое с любой возвышенной точки.

Окна в бараках, хоть и узкие, тянулись почти во всю длину стен, а
деревянные вытяжные трубы шли почти через каждые десять метров, но
поставлены они почему-то не вертикально, как полагается трубам, а торчат
из стен куцыми ящиками.

Рейс объяснил:

- Это для прослушивания. - Потом сказал с гордостью: - Герр Клейн
ввел много усовершенствований. Он , например, избегает публичных казней.
Но каждый карцер снабжен такими средствами, чтобы виновный мог сам
расправиться с собой, если, конечно, господин оберштурмбанфюрер считает
его ликвидацию целесообразной.

- Значит, организуется самоубийство?

- Ну, почему же спмоубийство? Просто свобода выбора.

Увидев приближающуюся полосатую колонну заключенных, Рейс посоветовал
Иоганну обратить на них внимание.

- Принцип обезличивания - тоже идея герра Клейна. Начинается с того,
что каждый заключенный имеет только свой номер - больше ничего своего. Ни
одной вещи мы им не разрешаем иметь, только номер. В этих же целях каждый
заключенный меняет ежедневно барак, место на нарах и группу, в которой
находится. Мы их тасуем как колоду карт. Особенно у советских развит
инстинкт организованности. А таким способом мы перешибаем этот инстинкт.
Ну, и легче подсаживать слухачей.

- Доносчиков?

- Слухачей. Это наш термин, он более точен.

- И много их?

Рейс ответил загадочно:

- Это личные кадры оберштурмбанфюрера.

- Вот такие ребята нам и нужны! - с энтузиазмом воскликнул Вайс. -
Надеюсь, вы нам кое-кого уступите?

- Как прикажет оберштурмбанфюрер.

Иоганн положил руку спину Рейса и, дружески полуобнимая его,
попросил:

- А ну, по-приятельски. Парочку таких, какие покрепче. А то, я вижу,
они все тут заморыши.

- Ну, не все, есть один кролик поразительной живучести.

Вайс сказал сухо:

- Те, на которых призводятся медицинские эксперимены, нам не нужны.

- Да нет, этот совсем из другой породы, - рассмеялся Рейс, - из
гончих. Ну, понимаешь, гончий кролик. Мы указываем ему место прохода в
ограждении, он подговаривает группу на побег. Ну, и, следовательно, таким
простым способом мы выявляем еще не обезличенные объекты и избавляемся от
них.

- Здорово, - похвалил Иоганн.

- Шаблонный прием, - скромно сказал Рейс, - тянем его еще с
Треблинки.

Иоганн обвел глазами колонну заключенных, попросил:

- А ну, покажи мне этого парня.

- Да вот он, напротив, - семьдесят три два ноля двенадцать.

Понимая, что речь идет о нагрудном номере на куртке заключенного,
Иоганн довольно быстро нашел его.

Такой же, как все тут. Ничем особенно не выделяется. Лицо сизое,
набрякшее, уши круглые, широкие, сутулый, с отвислым задом. Вот разве что
правая бровь от шрама лысая.

- Не годится для нас, староват, - сухо объявил Иоганн.

- Да ему и тридцати нет. Онивсе здесь похожи на стариков. Иоганн,
испытывая неистовое напряжение душевных сил, смотрел им в глаза. но взгляд
его встречал только стеклянное, мертвое мерцание глаз, казалось не видящих
его и не желающих его видеть. Он не существовал для этих людей - вот что
означали их взгляды. Не существовал - и все. Он был для них ничто. Ничто в
сером мундире. Ничто, голосу которого они будут повиноваться так же, как
голосу репродуктора.

Рейс сделал движение пальцем и произнес:

- Семьдесят четыре два ноля четырнадцать.

Блокфюрер выкрикнул:

- Семьдесят четыре два ноля четырнадцать, к господину
унтерштурмбанфюреру!

Четко печатая шаг, из рядов вышел скелетообразный человек, снял с
головы полосатую матерчатую шапку, притопнул, вытянулся.

- Поговори, если хочешь, - разрешил Рейс Иоганну.

Иоганн, пристально глядя в лицо этого человека, громко и внятно
спросил по-русски:

- Вы желаете предлагать свои услуги в качестве изменника родины? Во
имя победы великой Германии и славы фюрера?

- Не понимаю, - глухо сказал N 740014.

- Я плохо объяснил по-русски? - спросил Вайс.

- Я не понимаю.

- Что вы не понимаете?

- Не понимаю - и все.

- Не хотите понимать?

Заключенный молчал.

Рейс попросил:

- Что он тебе ответил?

- Он хочет подумать, - сказал Иоганн.

Рейс попросил:

- Скажи ему, что я уже начинаю думать, не следует ли полечить его в
спецблоке. Он очень плохо выглядит.

Иоганн перевел.

Лицо заключенного стало еще более серым. Он усмехнулся одной щекой,
сказал сипло:

- Ясно!

- Что вам ясно? - спросил Иоганн.

- Все, - сказал N 740014. И добавил: - Значит, слезай, приехали.

- Марш! - приказал Рейс и небрежно объявил подскочившему блокфюреру:
- Этого - к финишу.

- Момент, - сказал Иоганн. И с улыбкой попросил Рейса: - Разреши мне
самому его потрясти.

- Отставить! - приказал Рейс блокфюреру.

Щелкая по плацу деревянными подошвами, заключенные разошлись в
бараки.

На плацу возникла вязкая, мертвая тишина. И сразу стали ощутимы
кислая вонь тумана, угарный запах человеческого пота и мокрого тряпья,
острый запах дезинфекции.

У проволочной ограды серыми тенями метались овчарки. Они никогда не
лаяли; их приучили без звука бросаться на людей.

Рейс, осторожно шагая, чтобы не ступить в лужу, говорил:

- Наш лагерь отборочный. Материал приходит к нам после значительного
отсева, и все же попадаются коммунисты. Это очень опасно.

- И сейчас есть подозрительные?

- Да, и притом несколько.

- Ты мне потом скажешь их номера, чтобы я не тратил зря времени?

- Конечно, - согласился Рейс. - Это всегда очень хитрые экземпляры.
Они умеют хранить тайну и, только когда идут на казнь, обычно выдают себя.

- Чем же?

- Бессмысленной демонстрациец храбрости.

Иоганн шел по черному плацу, упругому, как кожа, и пахнущему потной
кожей, и думал о том, что в лагере убивают сначала тех, кто не хочет
продлевать свою жизнь и предпочитает мгновенную смерть медленному,
мучительному умиранию. Есть здесь и крепкие люди, которых только смерть
способна сломить. А есть и другие, тоже крепкие, но они гнутся до предела,
гнутся, чтобы вдруг в какое-то мгновение выпрямиться и, выпрямившись,
стать снова людтми, себе на гибель. И нужно найти таких людей. Это нужно
для дела, которому служит Иоганн, и такие люди для него бесценны. Но как
найти их?

Вот этот, N 740014. Кто он? Что он? Номер в картотеке? А если б
Иогагг оказался в плену, разве он стал бы говорить правду? Конечно нет, он
лгал бы.

Но этот, N 740014, уже приговорен Рейсом к смерти. Может, теперь он
скажет о себе правду? А зачем? Если он раньше не опкупился предательством,
то почему он сделает это сейчас? Или солжет, чтобы выжить? Но ведь он
прошел много проверок, и, значит, было что-то, из-за чего он оказался в
отборочном лагере, стал кандидатом в изменники.

Надо поговорить с глазу на глаз.

Может, он просто боялся других заключенных. Даже этот изощренный
метоб тасовки не избавляет слухачей от возмездия: их часто находят в
отхожих местах мертвыми. Значит, здесь кто-то карает предателей. А ведь
одному это не под силу, нужны организованные действия.

Нет такого луча, с помощью которого можно было бы увидеть человека
насквозь. Нет и не будет. Но Иоганн должен найти способ. Должен...

Туман стал мокрым, почти непроглядным. Рейс включил на мотоцикле
фару. Они выехали из низины. В бору было сухо,чисто. Песок скрипел под
шинами, в окнах домиков лагерного персонала уютно светились шелковые
разноцветные абажуры...

Дитрих сказал Вайсу, чтобы он занялся картотекой. Хитро подмигивая,
предложил: