любимицей Извольского и работала как часы, - нагрузка на ней не
уменьшалась даже во время летних шахтерских забастовок. Но из-за снижения
форсировки и перемены в составе сырья с домной вдруг что-то приключилось,
выход металла резко уменьшился, все руководство комбината неделю не
вылезало от пятой домны, а Извольский, в Москве, бессильно бранился по
телефону, чувствовал, что только отрывает людей от дела, - и от этого
бранился еще больше.
Извольский внезапно подхватил грипп от одной из медсестер. И не какой-то
простой, а скверный, с высочайшей температурой, из тех, что в двадцатых
годах именовались "испанкой". Ирина заразилась от него, и ее увезли болеть
в гостиницу.
изощренного коварства банка, но так ничего достоверного найти не смогли, и
удовольствовались тем, что выгнали ее с работы.
Извольского вновь перевели в реанимацию, он лежал весь красный и
неподвижный, накачанный какими-то дурными антибиотиками, и, казалось,
почти не слышал ничего, в чем ему отчитывался Денис. Только в конце
разговора веки его слегка дрогнули и поползли вбок, как люки, закрывающие
шахты баллистических ракет, мутно-голубые глаза глянули на зама.
это слово. В устах директора оно звучало так же неконгруэнтно, как
матерная ругань в устах пятилетней девочки, и Дениса внезапно пробрала
странная дрожь.
рынке есть обязательства "Ивеко", просроченные, мы могли бы их купить по
пятьдесят процентов от номинала, и давить на банк оттуда. Славка! Ведь мы
же банк обанкротить можем!
копейки от "Ивеко" не получим, только деньги профукаем... Делай, как я
сказал, никакой самодеятельности. Где Ира?
интересовался. Правда, уже на подлете к нему позвонил главный инженер
Скоросько и сказал, что причина нашлась: из-за изменений режима на стенки
"Ивановны" стал налипать цинк. Но вот как сделать, чтобы цинк отлип - было
неясно.
слышишь? Никаких идиотских швейцарских советов. Никаких долгов "Ивеко".
Все зарегистрируешь на свое имя. Комбинат достанется тебе.
Ничего. У вас с Ириной будут... Ты ведь не бросишь Ирину?.. И не убивай
никого за меня. Это слишком опасно. Комбинат важнее.
Денис, склонясь над больным, уже не мог расслышать слов. Возможно, это был
просто бред.
совершенно очевидно, что если ночью он вернется в Сибирь, то и праздновать
Новый год он будет там же, где все остальное руководство. А именно - у
домны номер пять. Поэтому Денис поехал не в аэропорт, а в гостиницу.
московская дорога была пустынной и грязной. Даже гаишники смылись с нее,
намереваясь выйти на охоту попозже, когда пьяный и веселый народ начнет
разъезжаться по домам, и только разноцветные светофоры перемигивались с
новогодней рекламой.
новогодние отпуска, москвичи сидели дома. В холле стояла двухметровая
елка, украшенная лампочками и стодолларовыми купюрами. Доллары были
настоящие и выданные под расписку, и Черяга очень хорошо помнил реакцию
Ирины на эту елку. Она вытаращилась и сказала: "Какая пошлость!" Сейчас
лампочки равномерно вспыхивали и гасли, освещая зеленые иголки и зеленого
же Бенджамина Франклина, глядевшего на Черягу сквозь ветви. Одинокий
охранник дремал за конторкой.
домой, но Денис сказал, что он, кажется, тоже заболел и хочет отлежаться.
апартаменты Извольского. Хотя сибирский директор из принципа и делал вид,
что в "этой продажной Москве" дома у него нет, однако на втором этаже
гостиницы у него была, считай, стометровая квартира, с гостиной, кабинетом
и спальней.
осторожно отворил дверь спальни.
белыми обоями, слегка украшенными голубыми разводами. Наискосок от кровати
на тумбочке стоял плоскоэкранный "Панасоник", огромное, во всю стену, окно
было плотно занавешено бархатными портьерами. Одна из тяжелых настольных
ламп с бронзовыми ножками и шелковыми абажурами была включена. На кровати,
свернувшись клубочком, лежала Ирина.
кровати. Одеяло на кровати было теплое, но тонкое, из хорошего козьего
пуха, и очертания женского тела угадывались под ним, как под простыней.
Из-под края одеяла высунулась ножка, с узенькой ступней и коротко
подстриженными, ненакрашенными ноготками. Волосы Ирины разметались по
подушке, на гладком, чуть розоватом лбу были видны капельки пота.
кленовый лист, - наверное, от усталости и перелетов. Даже если бы он
подхватил от Извольского грипп, не мог же он заболеть через час. Он сам не
знал, что с ним сделали слова Славки. Конечно, сейчас он казался главным
на заводе. Лишь немногие люди знали, насколько на самом деле плотно
контролирует Сляб каждый его шаг, и насколько даже те поступки Дениса,
которые кажутся естественными и очевидными в его положении, на самом деле
выверены Извольским и являются лишь эпизодами стратегической многоходовки.
в центре защитной комбинации завода. Умри Сляб - и именно Денис мог стать
и владельцем, и управляющим одного из крупнейших экспортеров России. Умри
Сляб - и Ира Денисова, тихая, златовласая Ира Денисова, все дальше
уплывающая от него, как Дюймовочка на листке кувшинки, стала бы женой
Черяги.
безопасности комбината, проворачивавшего изысканные комбинации и
распоряжавшегося сотнями миллионов долларов, не хватит ресурсов обрезать
этот волосок так, что никто и не подумает на Черягу?
выгнулось и снова свернулось в клубок. "Почему ты его любишь? - подумал
Денис об Ирине. - Он некрасивый. Грузный, парализованный. За его деньги?
Вздор. Если я в чем уверен, так это в том, что тебе плевать или почти
плевать на его деньги, и именно это сводит с ума и меня, и Славку. Он хам.
Он изнасиловал тебя, я это знаю, хотя мне это никто и никогда не говорил.
Он увольнял меня. Я делаю ради него такие вещи, которые я никогда не
сделал бы ради себя, вещи, за которые полагается статья и зона... Почему
он так уверен, что я буду исполнять его указания? Оттого, что у него есть
деньги? Но ведь пять лет назад у него не было денег, а все все равно
исполняли его указания, и в результате у него появились деньги. Значит,
дело не в деньгах? Почему он так уверен, что я не предам его? Он верил
Брелеру, а Брелер продал его за несколько миллионов долларов. Он вытащил
из дерьма Неклясова, а Неклясов перебежал к "Ивеко". Когда-то, семь
месяцев назад, Извольский предложил ему пост начальника службы
безопасности и сказал: "Все люди в России делятся на две категории: воров
и идиотов. Ты принадлежишь к третьей, самой редкой".
предложили комбинат в миллиард долларов и любимую девушку впридачу,
неужели бы он колебался хоть секунду? Денис точно знал, что не колебался
бы. И даже угрызения совести его бы не терзали, - ведь не стеснялся же
Сляб, когда сказал своему предшественнику, который привел его на комбинат
и у которого он комбинат отобрал: "Если тебе нужна преданность, заведи
себе пуделя"?
Японские "сейко", осенний подарок Извольского, показывали без четверти
двенадцать.
подарок привез...
ответом. Ирина вздрогнула.
ночная рубашка с какими-то рюшечками поверх розовых плеч, и плечи у Ирины
были худенькие и красивые.