ствол являлся сущностью и в то же время частью единого, необозримого и
непонятного целого".
сумку с маяком и сказал:
здесь появятся другие люди. Не те, что живут на Земле, а эксперты ООН,
облеченные властью представлять человечество. Ты вступишь с ними в контакт?
много проблем. Я полагаю, одного человека достаточно. Вполне достаточно. -
Пауза, негромкий мерный рокот. - Иди, Теплая Капля Ричард Саймон. Ты
возвратишься в свой мир, но мы, надеюсь, не расстанемся.
одинок.
камней, в воздухе витал йодистый запах моря, лунный диск неспешно карабкался по
небосводу, прокладывая тропинку среди звезд. Вверху неясными тенями маячили
башни Форта, на западе, скрытый скалистым мысом, лежал город; далекий гул и
звуки редких выстрелов катились над водой, перекрывая временами рокотанье
прилива. На востоке берег был тих и безлюден - утесы, валуны, неровная черная
стена деревьев да светлые пятна песка, озаренного лунным сиянием. Саймон,
однако, помнил, что где-то за деревьями и скалами, в укромной бухте, затаился
замок - каменная подкова у огнедышащего кратера, длинный мол, решетки и заросли
роз вокруг бассейна. По суше - долгий путь, сначала через город, потом - по
Северному тракту и приморскому шоссе. Но водная дорога была короче и гораздо
легче - семь-восемь лиг, по расчетам Саймона. Не более трех часов, даже на
тихоходных торпедных катерах.
сумки, опустил его в выемку на камен- ной осьминожьей спине и сел, повернувшись
лицом к вос- току. Мысли кружились, как стая встревоженных чаек над морем. Он
думал об электронном призраке в развалинах "Полтавы", о записках Невлюдова,
которые хранил его браслет, о Марии и Пако, плывущих сейчас по темным водам под
звездными небесами, о Кратерах и о разорванном кабеле. Последнее было коварным
деянием, похоронившим всю его миссию, если б не ловкость Джинна; к счастью,
электронный дух обладал способностью раздваиваться, растраиваться и
перемещаться в пространстве без помощи кабелей и антенн. Однако коварство дона
Грегорио заслуживало адекватного ответа, и если бы Саймон мог, он погрузив бы
дочь Живодера в беспробудный сон. Скажем, на пару лет, вместе с самим
Грегорио.
что не была его родиной и в то же время - была, каким-то странным образом
проникнув в плоть его и кровь. Быть может, потому, что здесь оставались могилы
близких? Майкла-Мигеля, рыжего Пашки, Филина, Каа? Или Мария, танцовщица из
Сан-Ефросиньи, была связующим звеном? Возможно, Джинн? Электронный дух,
соединявший прошлое и настоящее, прежнюю Землю с нынеш-j ней тенью Земли?
сохранит его в сердце столь же бережно, как память о Тайяхате. Тайяхат,
конечно, был прекрасен; лик его не уродовали кратеры, почву не отравляли
могильники и яды, и жившие на планете существа подчинялись закону: своему - для
людей, и своему, пусть более суровому, для тайят. Земля во всех отношениях
уступала Тайяхату; временами она представлялась Саймону свалкой, заваленной
экскрементами человечества, гнусным прахом, который люди отряхнули с ног, чтобы
перенестись в первозданной чистоте под иные солнца, к иным океанам и землям.
Оставшиеся - вольно или невольно - тоже обратились в прах, гниющий на
протяжении столетий и порождающий жутких тварей - не человеческих существ, но
кайманов, пираний, термитов-людоедов и хищных муравьев. Однако случалось, что в
прахе взрастали цветы, такие, как Гилмор и Мария, нуждавшиеся в защите или хотя
бы в надежде. В надежде на то, что за тенью Земли лежит человеческая Вселенная,
огромный мир, хоть и отличный от рая, но все ж таки не похожий на ад.
вернется сюда. Возможно, не раз; у каждого свое место для битвы: свое - у
тайят, и свое- у людей, как говорил Чочинга.
всем. К берегу шли катера, не два, а четыре, вместительные посудины,
переполненные народом; острое зрение Саймона позволяло пересчитать головы и
стволы, что торчали над бортами, словно побеги бамбука на капустных грядках. Он
замер, высматривая Марию, но она, вероятно, бьТла на корме - там, где блестела
в лунном свете лысина Пако. Ему чудилось, что Гробовщик стоит в проходе между
фальшбортом и надстройкой, поддерживавшей трубу, а за ним нет никого - только
пустое пространство и что-то темное, бесформенное на задней скамье.
коснулся браслета, на ощупь отыскивая нужную клавишу. Неяркое световое пятно
заплясало на волнах, шум двигателей смолк, и первый катер, разворачиваясь
бортом, начал приближаться к Саймону. Услышав голос Пако: "Ты, Кулак?" - он
откликнулся, поймал канат, темным кольцом взлетевший в воздух, и потянул его,
скользя по мокрой гладкой поверхности валуна. Глубины у берега были большие, и
судно не рисковало сесть на мель.
на осьминожью спину. - Мало того, что девка, так еще и повернутая! Привезли ее
вовремя, сгрузили на пирс, а я и говорю: пожалуй, красавица, в катер, и поедем
мы, значит, к дону Железному Кулаку. Поедем, отвечает, только ты мне дай
карабин и встань передо мной, чтоб я тебе пулю в лоб всадила, ежели не туда
завезешь. Пришлось встать! Ты приказал - со всем уважением.
в его объятиях, прижималась лицом к груди, гладила шею и щеки; волосы ее
пропахли угольной пылью, обломанные ногти царапали Саймона, платье было
изорвано, и меж ключицей и плечом темнел синяк - как раз в том месте, куда
упирают приклад карабина. Губы ее кривились, слезы текли по лицу, но хватка
тонких рук была удивительно крепкой, и Саймон каким-то шестым чувством вдруг
понял: ее не сломили, не запугали, и ей не нужны утешения. Скорее - мачете и
карабин.
Они убили всех! Всех, Дик! Из-за меня! Им была нужна я. Зачем?
шептались вокруг них, разматывая и свивая вновь бурые пряди водорослей,
негромко сопел Пако, а его молодцы, сгрудившись у правого борта,
переговаривались вполголоса и погромыхивали оружием.
Проводника? Или какую другую забаву?
На катерах-то сотня парней, еще и Сергун с "торпедами" увязался. Я, говорит, с
Анаконды шкуру спущу и жилетку пошью. Ну как тут откажешь?
обиде. Плывите на восток, километров тридцать, а как вспыхнет зарево,
сворачивайте к берегу. Там - пристань, дыра в земле, в дыре - огонь, а за ней -
усадьба. Богатая! Хозяину передавай привет.
главных ли вертухаев?
плывешь, подумай, не сменить ли ремесло. Близятся суровые времена, друг мой,
очень суровые. Ты немолод, и ты при деньгах. Есть и другие прибыльные занятия,
кроме разбоя. Скажем, разводить тапиров или пивом торговать, опять же -
погребальная контора.
что ж! В суровые времена и на гробах можно неплохо заработать.
Кратерах, о Пако и Сергуне, о доне Гре-горио и прочих донах, об электронном
призраке, о космосе и о Земле. Но частица Земли, самая бесценная и дорогая,
осталась с ним. Он целовал прядь волос на виске, слушал горячий сбивчивый
шепот, укутывал девушку в плащ, грел в ладонях босые ноги. Мир и спокойствие
снизошли на Ричарда Сай-мона. Ему казалось, что он и в самом деле стал тенью
ветра, незримой, неуязвимой, неощутимой, или превратился в шепчущую стрелу,
которая закончила свой смертоносный полет, поразила цель и теперь отдыхает в
покое, тишине и теплом бархатистом мраке. Лес войны, поединков и битв
отодвинулся в бесконечность, и он пребывал сейчас в землях мира, в Чимаре, на
склонах Тисуйю-Амат, рядом с милой и нежной Чией. Руки ее были как два
порхающих мотылька, губы - слаще медвяных трав, кожа пахла душистой древесной
смолой.
скачками или тянулось, как неторопливый верблюжий караван, а теперь повернуло
вспять, отсчитывая годы, Месяцы, дни, часы, и вдруг застыло в ту, казалось бы,
неповторимую минуту, когда не Ричард Саймон, а Дик Две Руки глядел в ночное
небо Тайяхата.
бесследно..." Теплое дыхание Марии грело его щеку.
принял посмертный дар.
раздает друзьям и близким посмертные дары. Каа был даром моего Учителя,
Чочинги. Я рассказывал тебе о нем. - Девушка кивнула, тесней прижимаясь к
Самойлова Елена
Суворов Виктор
Корнев Павел
Шилова Юлия
Березин Федор
Пехов Алексей