поспешной эвакуации. Ни один посторонний человек, глянув на них, не смог бы
понять, кто победил.
Паралич от вины.
Мне даже прощения просить не у кого! Уже одно то, что здесь на пятьдесят
семь тысяч меньше народу на фронтах погибло!.. Впрочем, у них тут даже
фронтов нет. Только эти... горячие точки. И подумать только - я сам эту кашу
заварил! Поучить тебя вздумал!!
груди, щек.
вероятностную вилку так зацементировал - Галактику сжечь, и то энергии не
хватит. А во-вторых... да уже одно то, что там жив любимый твой Листровой, и
я своими руками его верну к жизни...
накачать себя хотя бы злорадством, раз уж больше ничего не осталось ему.
поучающего тона, - как раз тех, кто просит прощения, эти твари никогда не
прощают.
очень тяжело жить. А я их опять обманул.
добавить, даже кадык под небритой, обвисшей кожей шеи у него уже заходил
- но осекся и только похлопал Симагина, ладонью по колену.
руками с силой ударил себя по щекам.
голос, и какая-то смешная коричневая пуделица испуганно шарахнулась от них,
размашисто болтая в воздухе мохнатыми ушами. Бабушки, стрекочущие на
лавке напротив, с потешной одновременностью подняли на них подозревающе-
обвиняющие взгляды. - Ведь моя брала!
всяком случае, с состраданием.
значит, только о себе думаешь - ведь больше просто не о ком. Чтобы самому
от себя кусок отрезать... кусок силы, власти, красоты... для этого надо иметь за
душой что-то побольше, чем только самого себя.
пожертвовать частью себя, чтобы ради собственного же удовольствия кому-то
напакостить - так не бывает. Поэтому такие, как я, всегда будут побеждать
таких, как ты.
просить у них прощения? - со злобой спросил старик.
осторожность, как ты вот... брошусь, очертя голову, потрошить их налево и
направо! И виноват будешь ты, потому что ты меня спровоцировал - значит на
тебе окажется их кровь! Вот уж я посмотрю, как ты завертишься!
прислушивался к себе, спрашивал себя о чем-то сокровенном. Потом жалко
улыбнулся и сказал с горьким удивлением:
Ведь нельзя же стать героем ради уничтожения, скажем, человечества? Правда?
возбужденно задышав. - Но они должны сами! Понимаешь? Сами! По своим
соображениям, как бы совсем простым: здоровье, выгода, торжество идеалов,
жизненное пространство... Не своими же руками мне их!.. Это нелепо! Ради них
так рисковать... а через миллион лет вдруг выяснится, что гибель этой
цивилизации была, например, благом для Галактики, - так я же костей не
соберу! Мокрого места не останется!
плачет. Жирно отблескивающая влажная струйка высунула хвостик из-под
коричневого морщинистого века, почти нахлобученного на помутневший глаз,
и застряла на щетинистой щеке.
- Мне бы от лавки от этой оторваться... Сил же совсем не осталось, тоска...
Симагин. - Обопрешься на меня...
отпихнув Симагина взглядом.
с одинаковой укоризной поджав губы, вскинулись лицами на раскричавшихся
алкашей.
грозно, с намеком на грядущий реванш - но голос предательски выдал
подлинные чувства; в нем читался самый обыкновенный страх перед тем, что,
вероятнее всего, они действительно когда-нибудь увидятся.
повернувшись, побрел вон из сквера. Голова кружилась, и все казалось очень
далеким и плоским. Мир ускользал неудержимо.
Мерседесы, мерседесы, а я пьяненький такой... Сердце-то молотит! А ведь не
дойду. Никуда не дойду. А я, собственно, уже никуда и не иду. Как там Ася?
Все в порядке у Аси. Ну и хорошо.
жрут или что-то пьют. Дорвались до хавки. Впрочем, в советских <Книгах о
вкусной и здоровой пище> тоже красивой жратвы хватало - а на деле-то кто-ее
ел? Ага, вот и впрямь пьяненький. Лежит, штаны мокрые... А вот бабка без ног,
милостыню ждет. А на той стороне девчонка-беженка, тоже с кепкой
перевернутой, чумазая... нет, это уже нарочитая чумазость. А вот две, наоборот,
ухоженные, лакомые красотки идут. Голосочки тоненькие, совсем девчачьи;
класс девятый, наверное - но все уже вполне.
совсем уже, что ли?
чувствуя нестерпимую, раздирающую боль в груди, он медленно повалился на
заплеванный асфальт.
одного - футбольный мяч в руках.
щелкать, кругом глянь!
глядя, перешагнул через ноги Симагина. Другой, достав из пачки, видимо,
последнюю сигарету, сунул ее себе в губы, а пачку, скомкав одним движением
пальцев, привольно откинул в сторону - Симагину в плечо. Ротманс.
сучара, говорю, видел, чтоб к движку от <мерса>...
колени.
смог! Ничего не придумал лучше! Простите меня! Простите!!
береги себя вместе пойдем маме твой Даня>.
прочесть только что полученную телеграмму. Теплой, умильной волной
окатило сердце, и оно даже биться стало как-то ровнее. Он положил очки на
стол, аккуратно сложив их дужки, чтобы, не дай Бог, не зацепить по
рассеянности и не уронить. И все мял я дрожащих пальцах бланк телеграммы,
все похрустывал им, все разглаживал его и разглядывал, хотя невооруженным
глазом ни единого слова не мог разобрать; да и в очках бы уже не разобрал,
потому что от счастья плакал.
накануне - весело протрепались целый вечер, музыку слушали и танцевали
всласть, до полного удовлетворения, а потом смотрели смурные видики; и
ребята даже не очень надрались. Так, в меру; только этот нувориш - новораш,
как теперь говорят, новорусский, если перевести в этом слове с английского то,
что в нем есть английского - совсем себя, как коньяк показал, вести не умеет.
Зато его и вывели по-быстрому. Он, правда, кричал, что всех тут купит, а кого
не купит, того застрелят его знакомые кавказцы - ну, это песенки известные. А
как он отвалил, так и вовсе приятно стало. И Валька так ухаживал классно, без
хамства. Ничего ему не обломилось, да и не могло обломиться, и он это,
похоже, понимал - и, тем не менее, все-таки ухаживал. Редкое свойство,
Маккефри Энн
Суворов Виктор
Андреев Николай
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Посняков Андрей