тележке, стоящей в нескольких ярдах. Столпились вокруг нее, взялись за
ручки и покатили. И сразу несмазанные колеса заскрипели, вызывая
многочисленные проклятия. Группа не обращала на это внимания, упрямо
продолжала двигаться. Шеф, по-прежнему на костылях, но уже без палок и
повязок, шел за ними в тридцати шагах. Хунд посмотрел им вслед, потом
скользнул в лунном свете на край лагеря, к ожидающим лошадям.
из королевской охраны. Шеф слышал, как он прикрикнул на рабов, послышался
удар древком копья по плечу. Жалобы, объяснения. Тан подошел поближе,
чтобы посмотреть, что в тележке, но вонь заставила его отступить,
подавившись и маша рукой, чтобы они побыстрее проходили. Шеф скользнул за
его спиной в паутину распорных веревок. Отсюда он видел тана, видел
Квикку, который продолжал свою упрямую жалобу:
чтобы мы вывозили дерьмо днем. Никакого дерьма, чтобы не потревожить леди.
Мы сами не хотим, господин, мы скорее легли бы спать, но если мы этого не
сделаем, утром пострадают наши шкуры; дворецкий мне сказал, что уж с
меня-то он шкуру снимет.
толкать тележку вперед, стараясь, чтобы запах человеческого дерьма как
можно крепче ударил тану в ноздри. Тан сдался и ушел, все еще маша рукой
перед носом.
поэт не найдет места для такого, как Квикка. Но без него план никогда бы
не сработал. Рабы, фримены и воины не похожи друг на друга, они и говорят,
и ходят по-разному. Ни один тан не усомнится, что Квикка - раб,
выполняющий поручение. Неужели вражеский воин может быть таким маленьким?
акра, шатром. Перед ней стоял постоянный стражник, один из телохранителей
Бургреда, ростом в шесть футов и полностью вооруженный, от шлема до сапог
с шипами. Со своего места в тени Шеф внимательно наблюдал. Он знал, что
Квикка перекрыл своей тележкой поле зрения, но все равно кто-то может
заметить.
решительностью, его хватали за рукава, стараясь объяснить. Хватали за
рукава, хватали за руки, пригибали, тощая рука устремилась к его горлу.
Мгновенный рывок, сдавленный полувскрик. Поток черной крови в лунном
свете: это Квикка одним ударом острого, как бритва, ножа перерезал вену,
артерию, дыхательное горло и перерубил позвоночник.
сунули в тележку. Шеф подбежал к ним и схватил шлем, копье и щит. Через
мгновение он уже стоял на лунном свете, нетерпеливым взмахом приказывая
тележке с дерьмом проезжать. Теперь для глаза любого наблюдателя все
обстояло нормально: вооруженный воин шести футов ростом подгоняет
рабочих-гномов. Команда Квикки раскрыла дверь и прошла в уборную с
лопатами и ведрами, а Шеф остался стоять на виду. Потом отошел в тень,
словно для того, чтобы внимательнее следить за рабами.
под своей ночной сорочкой.
ночь. И Альфгар - Альфгар выпил напиток. Но Вульфгар тоже в нашей палатке,
а он не стал пить эль, потому что сегодня пост. Он видел, как я вышла. И
может поднять шум, если я не вернусь.
на тепло женщины в руках. Теперь то, что я собираюсь сделать, покажется ей
естественным. Тем меньше придется объяснять. Может, она так и не поймет,
что я пришел не за нею.
тихо, но открыто.
дорогу. Если услышите тревогу, немедленно уходите.
наиболее доверенных придворных Бургреда, Годива двигалась с уверенностью
человека, проходившего тут сотню раз, а Шеф услышал сзади голос Квикки:
дерьма за рабочий день?
беззвучно произнесла:
поворачивать. Он в своем ящике.
взялся за рубашку Годивы, начал снимать ее. На мгновение она с машинальной
скромностью ухватилась за нее, потом отпустила и осталась стоять
совершенно нагой. Я впервые проделал это, подумал Шеф. Никогда не думал,
что сделаю это без удовольствия. Но если она войдет нагой, Вульфгар может
смутиться. Это даст мне лишнее мгновение.
знакомый запах свернувшейся крови. Гнев наполнил его, гнев на Альфгара и
на себя. Почему я ни разу за эти месяцы не подумал, что они могут сделать
с ней?
одурманенный сном ее муж. Удивленный гневный возглас из обитого тканью
ящика слева. Мгновенно Шеф оказался рядом и посмотрел в лицо своему
приемному отцу. Тот узнал его, в ужасе раскрыл рот. И Шеф крепко сунул ему
меж зубов окровавленную рубашку Годивы.
Вульфгара нет ни рук, ни ног, но он напрягал мышцы спины и живота, чтобы
перебросить культи через стенку, может, выкатиться на пол. Слишком много
шума. Пары, спящие за полотняными перегородками, могут проснуться. Может,
решат вмешаться.
любви. И при звуках наказания. Шеф вспомнил окровавленную спину Годивы,
вспомнил рубцы у себя на спине, подавил мгновенное отвращение. Колено в
живот. Руки в самое горло просовывают рубашку. Завязывают концы за
головой, завязывают еще раз. Годива, все еще обнаженная оказалась рядом,
она протянула ему веревки из сыромятной кожи, которыми люди Альфгара
обвязывали имущество на вьючных мулах. Они быстро обвязали ящик, не
привязали самого Вульфгара, только сделали так, чтобы он не смог выбраться
на пол. Шеф махнул Годиве, чтобы она взялась за другой конец ящика. Они
осторожно подняли его с помоста и поставили на пол. Теперь он даже не
сможет перевернуть ящик, поднять шум. Короткая борьба окончилась. Шеф
сделал два шага к большой постели, посмотрел на спящего Альфгара. Рот у
того открыт, слышен громкий храп. Все еще красив, подумал Шеф. Годива
принадлежала ему больше года. Но у Шефа не было желания перерезать ему
горло. Альфгар ему еще нужен. Для его плана. Но жест надо сделать. Жест
облегчит выполнение плана.
Альфгар, подошла к нему. В руках у нее были острые ножницы, а на лице
выражение мрачной решительности. Шеф быстро схватил ее за руку. Он
коснулся рукой ее спины, посмотрел вопросительно.
окровавленных. Должно быть, собирался использовать позже. Шеф выпрямил
Альфгара на постели, сложил ему руки, сунул в них розги.
выпучены, в них непонятное выражение. Ужас? Недоумение? А может,
сожаление? Откуда-то пришло воспоминание: они втроем, Шеф. Годива и
Альфгар, еще маленькие, оживленно играют во что-то, кажется, игра
заключается в том, что они берут побеги подорожника и по очереди бьют ими
побеги других. У кого первым отскочит головка? И Вульфгар смотрит на них,
смеется, бьет в свою очередь. Не его вина, что он стал хеймнаром. Он не
бросил мать Шефа, хотя и мог от нее отречься.
Медленно, показывая Вульфгару каждое движение, Шеф достал из кошелька
подвеску, подышал на нее, потер. Положил Вульфгару на грудь.
руководствуясь приглушенным звоном и скрежетом. И тут возникла проблема.
Шеф не подумал об этом заранее. Благородная леди, воспитанная в роскоши.
Есть для нее только один выход. Квикка и его товарищи могут выйти за
пределы лагеря, защищаемые явно постыдным характером своего задания, а
также ростом и походкой, безошибочными признаками прирожденного рабства.
Он сам может взять копье и щит и сопровождать их, громко жалуясь, что тан
опасается, как бы рабы не украли дерьмо, и потому послал его караулить. Но
Годива. Ей придется ехать в тележке. В платье. А там уже труп стражника и
двадцать ведер человеческого дерьма.
извиниться, пообещать счастливое будущее. Но она его опередила.
тележки, перелетела внутрь, в выворачивающую внутренности вонь. -
Двигайтесь, - послышался ее голос из глубины. - Тут воздух свежий по
сравнению с двором короля Бургреда.
наклонно, шел Шеф.