замирает.
Встретимся внизу: я пойду оплачивать счет.
посидели там несколько дней, и, не прощаясь, уехали. (Майк прощался только
с чужими людьми: этот земной обычай ему претил).
убивала время, работая манекенщицей. Она не умела ни петь, ни танцевать. В
этом Вавилоне Запада для нее была одна подходящая работа: вышагивать в
неправдоподобно высокой шляпе. Если Майк работал, Джилл предпочитала не
сидеть дома, а тоже чем-то заниматься.
время. Он играл осторожно, не выигрывая слишком много. Раскрутив каждое
казино на пару тысяч, Майк считал своим долгом что-нибудь и проиграть.
Вскоре он устроился крупье. Шарик бежал по кругу, а Майк всматривался в
лица, стараясь вникнуть, почему люди играют. Мотив их поведения показался
ему сексуальным, но нечистым.
же болванов, как и цирковая. Но удивительно: несмотря на презрение к
публике, Джилл с удовольствием выходила к ней и демонстрировала себя. Майк
уже передал ей толику марсианской честности, и она попыталась
проанализировать это чувство. Ей и раньше нравилось, когда на нее с
восхищением смотрел мужчина, которого она считала достойным себя. Ее
самолюбие было немного уязвлено тем, что вид ее тела ничего не значит для
Майка, хотя она знала, что Майк предан ей настолько, насколько это
возможно только в мечтах (если он чем-нибудь не занят). Но и тогда он был
великодушен: по ее зову выходил из транса и уделял ей необходимое
внимание.
умел смеяться.
только потому, что Майк им не восхищался. Но чем больше об этом думала,
тем честнее становилась перед собой, и, наконец, отказалась от
первоначального предположения. Мужчины, перед которыми она выступала, в
основном были слишком старыми, жирными и лысыми, чтобы она могла считать
их привлекательными. Джилл не презирала стариков - Джабл мог смотреть на
нее, говорить соленые словечки, но у нее не возникало чувства, что он
хочет зажать ее в уголке. Джилл презирала "старых похотливых кобелей", как
сама их называла. И вот она обнаружила, что "старые похотливые кобели" ее
больше не раздражают. Наоборот, их восторженные и томные взгляды
доставляли ей тайное удовольствие. Раньше она осуждала эксгибиционизм.
Теперь, обнаружив у себя его признаки, решила, что либо эта форма
нарциссизма не является патологией, либо у нее патология психики. Однако
она не чувствовала себя ненормальной - наоборот, никогда она еще не была
такой нормальной. Да и кто взял бы ее в медсестры, если бы она не была и
физически и психически абсолютно здорова?
то здоровые мужчины должны получать удовольствие, глядя на женщин! Джилл
поняла, зачем Дюку его коллекция.
ее вообще волнуют чьи-то взгляды. Другое дело - прикосновения. Майк не
любил, чтобы к нему прикасались чужие люди (он старался даже не
здороваться за руку), и мог понять, что этого не любят другие.
Прикосновения он терпел только от братьев. Джилл боялась, что это может
привести к гомосексуальным связям. Она объяснила Майку, что такое
гомосексуализм, (Майк читал, но не понял) и как от него уберечься. Майк
был "красавчик", и к нему вполне могли пристать. По совету Джилл он придал
своим чертам больше мужественности, но она не была уверена, что Майк
отверг бы домогательства, скажем, Дюка, если бы тот имел слабость к
мужчинам. К счастью, все мужчины-братья Майка были вполне мужчинами, а
женщины - вполне женщинами. Джилл подозревала, что Майк усмотрел бы "зло"
в человеке с гомосексуальными наклонностями, и не предложил бы ему (или
ей) воду.
мнения на этот счет совпадали в тот недолгий период, когда они работали в
цирке, и Джилл стала равнодушной к взглядам. Джилл поняла, что в цирке
зародилось ее теперешнее самосознание: уже тогда она была не совсем
равнодушна к мужским взглядам. Под влиянием Человека с Марса она утратила
остаток ханжества, который из нее не вытравила профессия медицинской
сестры. И только до конца утратив ханжество, Джилл поняла, что оно у нее
было. Она, наконец, смогла признать, что так же бесстыдна, как кошка на
солнцепеке, и попыталась объяснить это Майку, используя понятия
нарциссизма и визионизма.
один, хоть много. Я вникла, зачем Дюку сексуальные картинки. Это не
значит, что я хочу лечь в постель с моими зрителями, или что Дюк ляжет в
постель со своими фотографиями. Но когда на меня смотрят и говорят (или
думают), что я желанна, мне становится как-то тепло. - Она нахмурилась. -
Надо сфотографироваться понеприличнее и отослать фотографию Дюку, чтобы он
понял - я уже не считаю его увлечение постыдной слабостью.
перед Дюком. Он никогда не имел на меня видов, и я не хочу, чтобы меня
неправильно поняли.
изменить. Нет, я не отвергну Дюка, если что... и мне будет хорошо с ним.
Что ты на это скажешь?
чуточку ревновали, но я боюсь, что ты никогда не вникнешь в ревность.
Милый, а что будет, если кто-то из зрителей начнет ко мне приставать?
подобных штучек без крайней нужды. Если ты услышишь, что я кричу или
почувствуешь, что я боюсь, тогда действуй. Но я строила мужчинам глазки
еще тогда, когда ты был на Марсе, и могу тебя уверить, что в девяти
случаях из десяти, если женщину изнасиловали, в этом большая часть ее
вины. Поэтому не торопись.
разрешаешь, - я просто обниму его за плечи и скажу: "Дюк, ты не против?".
Мне бы не хотелось поступать, как те глупые женщины, которые тебе писали.
Но если ты хочешь, я сфотографируюсь и отошлю карточку Дюку.
хочешь - не отсылай, я не могу тебя принуждать. Я просто хотел посмотреть,
как делают неприличные фотографии. И что такое неприличная фотография?
Джилл. Бледное марсианское подобие бурной человеческой сексуальности не
давало ему возможности вникнуть в нарциссизм и визионизм, в скромность и
бесстыдство.
смотрит. Если я преодолела предрассудок, мне это уже не кажется
неприличным. Трудно объяснить словами, что это такое. Я лучше покажу.
Закрой, пожалуйста, окна.
так станет. Эта - чуть более неприличная, и на нее решатся единицы. Эта -
уже наверняка неприличная... эта - еще хуже... а эта - уж такая
неприличная, что я не согласилась бы так позировать с открытым лицом,
разве только по твоей просьбе.
слово, обозначающее нулевое состояние.
по-марсиански. Где это было возможно, Джилл и Майк пользовались
марсианским языком, в котором очень тонко определены и разграничены
эмоции. Вечером Майк пошел смотреть выступление Джилл. Она вышла на сцену,
улыбаясь всему залу, и особо - Майку. Джилл обнаружила, что присутствие
Майка в зале усиливает радостное чувство: ей казалось, что она светится в
темноте.
нескольких шагах от Майка. (Уже на четвертый день директор сделал ее
примадонной, сказав: "Я не знаю в чем тут дело, малышка. У нас есть
девушки и пофигуристей, но в тебе есть нечто, на что клюют посетители").
жаждет меня").
интерес и позволить Майку видеть ее глазами Джилл уже неплохо думала
по-марсиански, и они с Майком стали настолько близки, что могли одалживать
друг другу глаза, как это заведено на Марсе. Майк свободно пользовался