ценность, и за ними требовался усиленный надзор, поэтому, кроме пастуха,
Болдвуда и Каина Болла, их сопровождал в пути и сам Габриэль; разумеется, за
ним плелся по пятам старый пес Джорджи; миновав развалины старинного города
Кингсбира, они стали подниматься на плоскогорье.
росистую лужайку на его вершине, между изгородями на дорогах, пересекающих
по всем направлениям широкую равнину, заклубились неясные облачка пыли.
Постепенно облачка стекались к подножию холма, и вскоре уже можно было
различить отдельные отары, поднимавшиеся к вершине по извилистым дорогам.
стене, к которым примыкали дороги; это были бесчисленные стада, рогатые и
безрогие, синие отары и красные, темно-желтые и бурые, даже зеленые и нежно-
розовые, как лососина, смотря по прихоти красильщика или по обычаю фермы.
Люди кричали, собаки надрывно лаяли, но тесно сгрудившиеся странницы после
столь продолжительного путешествия уже довольно равнодушно воспринимали то,
что обычно нагоняло на них страх, и только жалобным блеяньем выражали свое
беспокойство, очутившись в необычном окружении; там и сям над морем овечьих
спин поднималась высокая фигура пастуха, напоминая гигантского идола,
окруженного толпой распростертых ниц почитателей.
рогатых пород, к последней принадлежало большинство овец Батшебы и фермера
Болдвуда. Часам к девяти, ряды за рядами, эти овцы вошли на площадку; их
закрученные ровными спиралями рога красиво свисали по обеим сторонам головы,
под рогами прятались крохотные бело-розовые уши. Там и сям виднелись другие
разновидности овечьих пород, напоминавшие леопардов богатой густой окраской.
Изредка встречались представители оксфордской породы, чья шерсть слегка
завивалась, как льняные волосики ребенка; она была еще более волнистой у
изнеженных лейстеров, а самыми курчавыми были котсуолды. Однако живописнее
всех оказалась небольшая отара эксмуров, случайно попавшая на ярмарку в этом
году. Их пестрые морды и ноги, темные тяжелые рога, космы шерсти, свисающие
с бурых лбов сразу бросались в глаза, нарушая однообразие собранных на
ярмарку овец.
усталости овец разбрелись по загонам; за каждой отарой надзирала собака,
привязанная в углу загона. Между загонами имелись проходы, где вскоре начали
тесниться покупатели и продавцы, прибывшие из дальних и ближних мест.
совсем другая картина. Там водружали круглую палатку необычайных размеров из
новой парусины. Время шло, отары переходили из рук в руки, пастухам стало
легче дышать, и они начали проявлять интерес к палатке; один из них спросил
рабочего, старательно затягивавшего замысловатый узел:
Черной Бесс, - выпалил рабочий, не поднимая глаз и продолжая трудиться над
узлом.
оглашена программа, причем снаружи на виду у всех стояла Черная Бесс, как
живое доказательство (впрочем, едва ли нужное) правдивости заверений,
раздававшихся с подмостков, через которые предстояло перебраться публике.
Простодушные призывы так подействовали на все сердца и умы, что народ валом
повалил в палатку; одними из первых появились там Джан Когген и Джозеф
Пурграс, которые были свободны от работы.
взвизгнула шедшая впереди женщина, оглянувшись на Джана.
энергично оправдывался Когген, стараясь разглядеть этот народ, но туловище
его было зажато в тиски, и он еле мог повернуть голову.
загрохотали. Толпа пришла в экстаз и рванулась вперед, снова притиснув
Коггена и Пурграса к шедшим перед ними женщинам.
опять воскликнула одна из этих особ, качавшаяся, как тростник на ветру.
лопатки, - встречали вы когда-нибудь такую глупую женщину? Клянусь своей
шкурой, люди добрые, хотел бы я выскочить из этого сырного пресса, и пусть
бы эти проклятые бабы одни обжирались представлением!
натравят на нас своих мужей, и те укокошат нас, - глаза у них так и горят, и
я сразу смекнул, что это за ведьмы.
добрались до лестницы. Пурграс оказался расплющенным, как паяц-дергунчик, и
монетка в шесть пенсов (плата за вход), которую он уже с полчаса судорожно
сжимал в руке, так раскалилась, что осыпанная блестками женщина в медных
кольцах со стеклянными брильянтами и набеленными плечами и физиономией, взяв
у него монету, тут же выронила ее, решив, что ей вздумали обжечь пальцы.
Наконец все втиснулись, и палатка стала напоминать снаружи огромный мешок с
картофелем - вся в волдырях и впадинах, - в парусину вдавились сотни голов,
спин и локтей.
- артистические уборные. Одна из них, предназначенная для мужчин, была
разгорожена пополам куском парусины; в одном отделении сидел на траве,
натягивая высокие сапоги, молодой человек, в котором мы сразу же признали бы
сержанта Троя.
бедмутском рейде, должен был отправиться в плавание, но там не хватало
матросов. Трой ознакомился с уставом и нанялся. Перед отплытием была послана
шлюпка в Лалвиндскую бухту; как он и предполагал, его одежды там не
оказалось. Он отработал свой переезд в Соединенные Штаты и жил там на
случайные заработки, переезжая из города в город и подвизаясь как
преподаватель гимнастики, фехтования на шпагах и рапирах и бокса. Через
несколько месяцев ему опостылела такая жизнь. У жизнерадостного по натуре
Троя были барские замашки, и пока не переводились деньги, ему нравилось жить
в необычных условиях, но когда в карманах опустело, стало невмоготу. К тому
же он не расставался с мыслью, что у него опять будет домашний очаг и все
удобства жизни, если он вздумает вернуться в Англию, на ферму в Уэзербери.
Его очень занимал вопрос, считает ли его жена погибшим.
приближался к Уэзербери, это место теряло для него притягательную силу, и он
колебался, стоит ли ему забираться в свою старую нору. Высадившись в
Ливерпуле, он мрачно размышлял о том, что ему могут оказать на ферме весьма
недружелюбный прием. Трой был способен лишь к случайным бурным взрывам
чувств, нередко причинявшим ему такие же неприятности, какие бывают
следствием сильных и здоровых переживаний.
тех, что безмолвно страдают, да и уживется ли он с энергичной женой,
которой, водворившись на ферме, будет обязан решительно всем - и пропитанием
и кровом? Вдобавок весьма вероятно, что его жена не справится с хозяйством и
разорится, если уже не разорилась, - и тогда он будет обязан ее содержать.
Что ждет их впереди? Они обречены на нищету, между ними всегда будет призрак
Фанни, он станет раздражительным, а у нее разовьется язвительность. Мысль об
Уэзербери вызывала у него сложное чувство - неприязни, сожаления и стыда, он
со дня на день откладывал свое возвращение, и никогда бы туда не вернулся,
если бы мог где-нибудь получить бесплатное содержание и квартиру.
гринхиллской ярмарке, - он столкнулся со странствующим цирком, дававшим
представления на окраине одного северного города. Трой произвел сильное
впечатление на директора, объездив принадлежавшую труппе норовистую лошадь,
прострелив подвешенное яблоко из пистолета с несущегося галопом коня и
совершив другие подвиги в том же духе. За эти свои таланты, которым он в
значительной мере был обязан службе в драгунском гвардейском полку, Трой был
принят в труппу, и когда стали готовиться к новому представлению, ему
поручили ведущую роль Турпина. Трою не слишком льстило, что его так высоко
ценят в труппе, но благодаря этому ангажементу он мог еще поразмыслить
несколько недель. Таким образом, как всегда беспечный, Трой, не приняв
никакого решения, вместе с другими членами труппы очутился в этот день на
гринхиллской ярмарке.
разыгралась следующая сцена. Батшеба, которую привез на ярмарку чудак
Пурграс, как и все прочие, читала афишу и слышала, как возвещали, что мистер
Фрэнсис, всемирно прославленный наездник и объездчик лошадей, исполнит роль
Турпина, - она была молода, не слишком обременена заботами, и, естественно,
у нее зашевелилось любопытство. Этот балаган был самым большим и нарядным на
ярмарке, и остальные, меньших размеров, теснились вокруг него, как цыплята
вокруг наседки. Толпа вошла в балаган, и Болдвуд, весь день искавший случая
заговорить с Батшебой, видя, что она осталась в одиночестве, приблизился к
ней.
спросил он.
посчастливилось продать их, как только мы поднялись на холм, так что не
пришлось отводить в загон.
я отправилась бы уже домой. Сейчас я смотрела на эту большую палатку и на
афишу. Вы никогда не видели представления: "Поездка Турпина в Йорк?" Ведь
Турпин на самом деле существовал?
один его родственник близко знал Тома Кинга, приятеля Турпина.
истории про своих родственников. Можно ли верить всему, что он говорит?
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Курылев Олег
Куликов Роман
Майер Стефани