ней и схватил ее за плечи так, что она покачнулась.
единственный и настоящий муж - я.
оставлю, а за ответом приду позднее. Вы меня еще не знаете. Но я-то вас
знаю!
спустился по лестнице, а внизу потягивались отяжелевшие от пива работники.
Снова пустили в ход молотилку, снова зашуршала солома, а Тэсс, двигаясь
словно во сне, вернулась на свое место возле гудящего барабана и начала
развязывать один сноп за другим.
48
бы пришлось работать при луне, так как механик со своей машиной
отправляется завтра на другую ферму. Стук, гул, шелест возобновились и
почти ни на секунду не затихали.
и осмотреться по сторонам. Она почти не удивилась, увидав, что Алек
д'Эрбервилль вернулся и стоит у ворот около изгороди. Поймав ее взгляд, он
ласково махнул ей рукой и послал воздушный поцелуй. Этим он давал знать,
что ссора забыта. Тэсс снова опустила глаза и после этого упорно старалась
не смотреть в ту сторону.
мешки с зерном увозили в амбар. К шести часам вечера пшеничная скирда
стала высотой всего лишь по плечи. Но казалось, не счесть - было
оставшихся снопов, хотя ненасытная молотилка поглотила бесчисленное
количество их; и все снопы прошли через руки батрака и Тэсс, кормивших
чудовище. А гигантская скирда соломы, выросшая там, где утром ничего на
было, являлась как бы испражнениями этого гудящего красного обжоры. К
концу пасмурного дня запад окрасился зловещим багрянцем - неистовый март
не мог подарить лучшего заката - и медный свет залил усталые, потные лица
молотильщиков и развевающуюся одежду женщин, которая льнула к телу, словно
языки тусклого пламени.
молотилку; Тэсс видела, что к его красной шее пристали грязь и шелуха. Она
все еще стояла на своем посту; разгоряченное, потное лицо ее было покрыто
пшеничной пылью, от которой потемнел белый чепчик. Она была единственной
женщиной, стоявшей на площадке сотрясавшейся молотилки; по мере того как
понижалась скирда, Мэриэн и Изз все дальше отодвигались от нее и теперь
уже не могли меняться с ней местами. Вместе с машиной сотрясались все
мускулы Тэсс, и постепенно она впала в оцепенение, руки ее работали
независимо от нее самой. Вряд ли сознавала она, где находится, не слышала,
как Изз Хюэт крикнула ей снизу, что у нее распустилась коса.
цвета, глаза запали. Поднимая голову, Тэсс видела все тот же гигантский
стог соломы, а на нем сбросивших куртки батраков, которые вырисовывались
на фоне серого северного неба; словно лестница Иакова, возвышался длинный
красный транспортер, по которому непрерывным потоком поднималась солома, -
желтая река, стремящаяся вверх и разливающаяся по верхушке скирды.
где он стоит, она не могла сказать. Сейчас его присутствие можно было
объяснить: обычно, когда оставался последний слой снопов, начиналась охота
за крысами, и в этой забаве принимали участие люди, не, имеющие к молотьбе
никакого отношения, - всевозможные любители подобных развлечений,
джентльмены с терьерами и рожками, простые парни с палками и камнями.
приютившихся под скирдой. Когда вечерняя заря угасла над Холмом Великана
близ Эбботс-Сернел, белолицая мартовская луна поднялась над горизонтом с
той стороны, где находилось Мидлтонское аббатство и Шотсфорд. В течение
последних двух часов Мэриэн все сильнее беспокоилась о Тэсс, к которой не
могла приблизиться настолько, чтобы та ее услышала. Другие женщины
подкреплялись элем, но Тэсс ничего не пила, так как еще в детстве узнала,
к чему это приводит. Однако она держалась на ногах: если бы силы ей
изменили, ее прогнали бы с фермы; месяц или два назад она бы отнеслась к
этому равнодушно, быть может, даже обрадовалась, но с тех пор, как
д'Эрбервилль начал охотиться за ней, мысль о потере места приводила ее в
ужас.
теперь свободно разговаривать с теми, кто стоял на земле. К великому
удивлению Тэсс, фермер Гроби влез на площадку машины и сказал ей, что если
она хочет пойти к своему другу, то он возражать не станет, а на ее место
поставит кого-нибудь другого. Она поняла, что "другом" был д'Эрбервилль, а
фермер оказывает ей снисхождение, исполняя просьбу этого друга - или
врага. Не прерывая работы, она покачала головой.
все глубже в пшеницу, по мере того как оседала скирда, и, наконец,
очутились на земле. Когда исчез последний слой снопов и крысы бросились
врассыпную, громкий вопль полупьяной Мэриэн возвестил ее товаркам, что
одна из крыс напала на ее особу. Остальные женщины заранее приняли меры,
подоткнув юбки или заняв места повыше. Крысу наконец прогнали. По всему
полю раздавался лай собак, крики мужчин, визг женщин, ругань, топот; и в
этом вавилонском столпотворении, Тэсс развязала последний сноп. Остановили
молотилку, гул стих, и Тэсс спустилась с площадки на землю.
очутился подле нее.
усталая, она не могла говорить громко.
обращались, - сказал он вкрадчиво, как говаривал, бывало, в Трэнтридже. -
Как дрожат маленькие ножки! Вы сейчас слабенькая, как больной теленок, и
сами это знаете. А ведь вы могли бы не работать, с тех пор как я пришел.
Зачем было упрямиться? Я сказал фермеру, что он не имеет права ставить на
такую работу женщин. Не женское это дело, и он прекрасно знает, что на
всех хороших фермах отказались от этого обычая. Я провожу вас домой.
если хотите. Я помню, что вы собирались жениться на мне, когда еще не
знали о моем замужестве. Быть может... быть может, вы лучше и добрее, чем
я думала. За доброту вашу я вам благодарна, но за другое сержусь на вас.
Иногда я не могу понять, что у вас на уме.
случае могу вам помочь. И помогать буду, стараясь по мере сил щадить ваши
чувства, чего не делал раньше. С моей религиозной манией - называйте это,
как хотите, - покончено. Но кое-что хорошее во мне осталось. Надеюсь, что
осталось. Послушайте, Тэсс, заклинаю вас всем лучшим в отношениях между
мужчиной и женщиной, доверьтесь мне! Денег у меня достаточно, больше чем
достаточно, чтобы избавить от нужды и вас, и ваших родителей, и сестер. Я
их обеспечу, если только вы отнесетесь ко мне с доверием.
лицо Тэсс, остановившейся перед домиком, где она жила. Д'Эрбервилль стоял
подле нее.
силы, когда вы говорите о них, - сказала она. - Если вы хотите им помочь -
а богу известно, как они в этом нуждаются, - помогайте, но только не
говорите мне... Нет, нет! - воскликнула она. - Я ничего от вас не приму -
ни для них, ни для себя!
на людях. Помывшись в лохани, Тэсс поужинала с хозяевами, потом глубоко
задумалась и пересела к столу, стоявшему у стены, где при свете маленькой
лампы начала писать, повинуясь страстному порыву:
если ты сердишься, думая о такой недостойной жене, как я. Я не могу не
сказать тебе о моем горе, - кроме тебя, никого у меня нет! Меня так
жестоко искушают, Энджел. Я не смею сказать, кто он, и не хочу об этом
писать. Но ты представить себе не можешь, как я нуждаюсь в тебе! Не можешь
ли ты приехать ко мне сейчас, немедля, пока ничего ужасного не случилось?
О, я знаю, что не можешь, ты так далеко! Право, я умру, если ты не
приедешь ко мне очень скоро или не позовешь меня к себе. Я заслужила
наказание, которое ты наложил на меня, - знаю, что заслужила, и ты имеешь
полное право на меня сердиться, ты справедлив ко мне. Но, Энджел, прошу
тебя, не будь таким справедливым, будь чуточку добрее ко мне, даже если я
этого недостойна, - и приезжай. Если бы ты приехал, я могла бы умереть в
твоих объятиях. И рада была бы умереть - зная, что ты меня простил.
то, что ты уехал, и знаю, что ты должен был найти ферму. Не думай, что
услышишь от меня хоть одно злое или горькое слово. Только вернись ко мне.
Без тебя я тоскую, мой любимый. Так тоскую! Это ничего, что я должна
работать. Но если бы ты написал мне только одну маленькую строчку: "скоро
приеду", - о, как хорошо жилось бы мне, Энджел!
моей религией, и если кто-нибудь скажет мне вдруг любезность, мне кажется,
что это обида тебе. Неужели ты больше ничего не чувствуешь ко мне и
кончилось все, что было на мызе? А если нет, то как же ты можешь жить
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Эриксон Стивен
Вронский Константин
Ильин Андрей
Посняков Андрей