совещание и исчез сразу же. Осталась от него только одна телеграмма:
"Долетел благополучно. Целую".
секретаря ЦК. Первого секретаря точно так же месяц назад вызвали в Москву,
и он оттуда уже давал уличающие показания. И по ним тоже сажали. Так и
попал комендант его дачи в начальники тюрьмы. А когда-то они оба работали
дежурными комендантами в так называемом тире (а это был тот тир!), и раз
случилось, что на наркоматовских соревнованиях по револьверной стрельбе их
обоих наградили одинаковыми грамотами и именными часами.
очень ей обрадовался.
Назаровым (тем исчезнувшим) вы, кажется, ладили?
легко и ответил:
Сказал и спохватился: а не лишнее ли? Но Гуляев только улыбнулся и коротко
кивнул ему головой. А тут уже "и свет потушили. И так и осталось у зам.
начальника впечатление легкой интимности, мимолетной откровенности,
которая связала их обоих - Гуляева и его.
закрытые, недоступные простым смертным кинопросмотры.
вдруг деловито прокурор Мячин. - Почему обязательно ходить в кино ночью? У
меня вот дочь приезжает из Москвы на каникулы.
После голодовки он падает - так, чтобы не подниматься на второй этаж,
можно у вас?
начал поспешно собирать бумаги.
остановил его прокурор. - Он что, так все время и лежит?
бредит.
беседует.
товарищем?.. - И они оба невольно обернулись к двери. - Ругает его?
за стол. За столом гости. "Посмотрим, чем нас будут кормить", - говорит
товарищ Сталин гостям". Вот так.
и искренне поглядел на прокурора.
распоряжусь. Не по следственной части, а сами, от тюрьмы. Может, он просто
сумасшедший. Я слышал, и на воле-то он был тоже фик-фок! Может, тут и дела
нет никакого, а отправить его в Казань в специзолятор, и пусть там
сдыхает.
несколько раз накрепко обтер ладонями лицо. Утром он объявил сухую, а уж
на второй день сухой рот воспаляется, губы трескаются, сочатся, и начинает
пахнуть трупом. Зыбин знал это и поэтому сегодня тщательно ополоснул рот и
вычистил пальцем зубы. Однако пить ему еще не хотелось.
шахматный столик около окна.
выходило оно на тюремный двор, в аллею тополей. Тополя эти посадили еще
при самом основании города, когда тут была не тюрьма, а просто шла широкая
дорога в горы, и вдоль ее обочины и шумели эти тополя.
Веток, сучьев, побегов. Все они шумели, переливались, жили ежеминутно,
ежесекундно каждым листиком, каждым отросточком, каждой жилкой! Они были
веселые, свободные, живые. И ему, в течение стольких дней видевшему только
серый цемент пола, да белую лампу в черной клетке, да гладкую стену цвета
болотной тины, на которой глазу не за что зацепиться, - это сказочное
богатство и нежность показались просто чудом. Он уже и позабыл, что и
такое существует. А ведь оно-то и есть самое главное.
поднимались, опадали, ползли - дерево дышало, по его жилкам пробегала
зеленая кровь, в нем бились миллионы крохотных сердечек. И какими же
живыми, дружественными, сердечными, настоящими показались ему эти тополя.
И плевать ему было в ту минуту на начальников! И плевать ему было на
тюрьму, прокурора, оперативников!
зека и тоже молчал. Наконец зек вздохнул, оторвался от окна и повернулся к
нему. Все! Он опять был в тюрьме, сидел в камере и держал смертельную
голодовку.
особенно понял, что вы хотите.
Вы говорите одно, а он пишет другое? Чем вы конкретно недовольны? Но
только конкретно, конкретно!
устраивает, я на это не подряжался. Хочет получать зарплату, пусть
работает. Это ему не баранку крутить!
начальником стал.
Мячин с легкой укоризной. - Значит, по-вашему, все дело в следователе.
Этот следователь плох и поэтому держит, а другой, хороший, взял бы да
отпустил. Да как же вы не понимаете того, что если бы он, я, майор Нейман
вместе с вами бы сели за этот стол и стали придумывать, как бы вас
вызволить и освободить, - то и тогда из этого ничего не вышло бы!
выйти - черта выйдешь.
поэтому я смотрю на вас и удивляюсь: умный человек, а доводит себя черт
знает до чего. Что невозможно, то невозможно. Ну, вот стена - бейтесь об
нее головой, что выйдет?
не может. Шишку набьете - это да, а сдохнуть не дадим! Лабиринт! Так что
глупо все это, - он развел руками, - и карцеры ваши глупые, и голодовка
глупая, и то, что вы от воды отказываетесь, - глупо все это.
равно работать я за вашего работника не буду. Пусть сам себе ломает башку.
записи. Тут и для вас кое-что прояснится. Скажите, ваша работа в музее вас
удовлетворяла? Вы были довольны тем, как работаете?
Своим сотрудникам? Руководству?
экспедицию. Надо было просто писать в Москву и требовать специалистов. Но
мы решили, что раз это просто разведка, то покопаем, обнаружим что-нибудь
стоящее, тогда и напишем. Вот и копали. А копать не умели. Я не археолог,
Корнилов - тот археолог, но никогда он в поле не был. Получалось не то.
происходит со следователем. Где вам надо ему отвечать, там вы его
спрашиваете. Нет, Георгий Николаевич, тут спрашиваю только я. А вы
отвечаете мне. И таким образом мы оба и доходим до истины. А какое я буду
из этого делать заключение - это вас не касается. Понятно? Идем дальше.
Вот про эту самую экспедицию. Какой ветер занес вас в этот фруктовый
колхоз? Яблочек вам захотелось? Или ближе к городу? Утром там, вечером
тут?
согдианского типа, и мы решили...