пожить в свое удовольствие и хорошо провести время с друзьями. Пил он либо
неразбавленные виски, либо лучшие сорта вин - шампанское, искристое
бургундское, дорогие, веселящие душу белые вина. Он мог пить помногу и ел
соответственно. Все, что появлялось у него на столе, - закуски, супы,
рыба, жаркое, дичь, - должно было непременно быть первосортное, и он давно
уже пришел к выводу, что имеет смысл держать только самого дорогого
повара. Они разыскали и наняли старого француза, Луи Бердо, когда-то
служившего в поварах у миллионера-мануфактурщика. Лестер платил ему сто
долларов в неделю, а на все недоуменные вопросы по этому поводу отвечал,
что жизнь дается нам только раз.
что-либо исправить; помимо его воли все стремилось к неведомой ему цели.
Если бы он женился на Дженни и получал сравнительно скромный доход в
десять тысяч годовых, он все равно не отказался бы от этих взглядов. Он
жил бы так же безвольно, довольствуясь обществом двух-трех приятелей,
говорящих на одном с ним языке и видящих в нем то, чем он был, - славного
малого, и Дженни, пожалуй, жилось бы с ним немногим лучше, чем без него.
близких друзей миссис Кейн имелось несколько умных женщин -
представительниц четырехсот лучших семейств Новой Англии; они-то и
уговорили ее переселиться в Нью-Йорк. Приняв это решение, она сняла дом на
Семьдесят восьмой улице, близ Мэдисон-авеню, обставила каждую комнату в
стиле какой-нибудь исторической эпохи и впервые завела целый штат
ливрейных лакеев, совсем на английский лад. Лестер посмеивался над ее
тщеславием и любовью к пышным декорациям.
такая же демократка, как я - верующий христианин!
неотделимы от своего класса. И ты тоже. Я просто подчиняюсь логике вещей.
наряженные в красный бархат, продиктованы необходимостью?
укладом нашей жизни. Что тебя так возмущает? Ты же первый настаиваешь,
чтобы все было безупречно, первый возмущаешься, чуть заметишь малейший
изъян.
идеально, чтобы в каждом случае был выдержан стиль... Да ты сам это
прекрасно знаешь.
демократична, чем любая другая женщина, Просто я трезво смотрю на вещи и
по возможности ни в чем себе не отказываю, точно так же, как и ты. Нечего
швырять камешки в мой стеклянный дом, уважаемый Повелитель. Ваш домик тоже
прозрачный, я вижу каждое ваше движение.
казалось, что она распоряжается своим миром куда более толково, чем он -
своим.
путешествия в покое и роскоши, пренебрежение гимнастикой и спортом - все
это в конце концов подорвало здоровье Лестера, - чрезмерное полнокровие
тормозило теперь все функции его когда-то сильного, подвижного тела. Уже
давно его желудок, печень, почки, селезенка работали с перегрузкой. За
последние семь лет он очень располнел. Первыми стали отказывать почки, а
также сосуды мозга. При умеренной еде, достаточно подвижном образе жизни и
большем душевном равновесии Лестер мог бы прожить и до восьмидесяти и до
девяноста лет. Но он позволил себе дойти до такого физического состояния,
когда малейшая болезнь грозила серьезными последствиями. Результат всего
этого мог быть только один, и он не замедлил сказаться.
северным берегам Норвегии. В конце ноября важные дела потребовали
присутствия Лестера в Чикаго; он уговорился с женой, что к Рождеству они
съедутся в Нью-Йорке. Известив Уотсона, чтобы тот встретил его, Лестер
приехал и остановился в "Аудиториуме" - чикагский особняк уже два года как
был продан.
дела, он внезапно почувствовал себя плохо. Пришел доктор и сказал, что у
него кишечное расстройство, которое нередко служит проявлением серьезного
общего заболевания крови или какого-нибудь важного органа. Лестер очень
страдал. Врач велел тепло закутать ноги, прописал горчичники и лекарства.
Боли утихли, но Лестера томило предчувствие близкой беды. Он попросил
Уотсона послать телеграмму Летти. Нужно сообщить ей, что ничего серьезного
нет, просто ему нездоровится. У постели Лестера дежурила сестра, его лакей
стоял как на часах за дверью номера, не пропуская докучливых посетителей.
Летти могла добраться до Чикаго не раньше, чем через три недели, Лестер
чувствовал, что никогда больше ее не увидит.
потому, что был в Чикаго, - просто она, как и раньше, оставалась для него
самым близким человеком, Он собирался навестить ее в этот приезд, как
только немного освободится. В первый же день он расспросил о ней Уотсона,
и тот сказал, что она живет по-прежнему уединенно и выглядит хорошо.
Лестеру очень хотелось повидаться с ней.
все сильнее. Его мучили приступы страшной боли, которая словно скручивала
ему все внутренности и сменялась полным упадком сил. Чтобы облегчить его
страдания, врач уже несколько раз впрыскивал ему морфий.
Уотсона, велел ему отослать сестру и сказал:
может ли она навестить меня. А лучше всего съездите за ней сами. Сиделку и
Козо (так звали лакея) можно отослать на полдня или на то время, пока она
будет здесь. Когда бы она ни приехала, пустите ее ко мне.
жаль Дженни. И жаль Лестера. Он подумал о том, как удивился бы свет, узнав
о романтической прихоти столь видного человека. Уотсон глубоко уважал
Лестера и всегда помнил, что обязан ему собственным благосостоянием. Он
готов был оказать Лестеру любую услугу.
дома. Она поливала цветы и удивленно подняла брови при виде Уотсона.
я хочу сказать, мистер Кейн серьезно болен. Он в "Аудиториуме". Жена его
еще не вернулась из Европы. Он поручил мне заехать к вам и передать, что
он просит вас навестить его. Он просил, если возможно, привезти вас к
нему... Вы могли бы поехать со мной сейчас?
отсутствующее выражение.
кухне. Ничто не мешало Дженни отлучиться из дому. Но тут ей внезапно
вспомнился во всех подробностях сон, который она видела несколько дней
назад. Ей снилось, что вокруг нее - таинственное черное озеро, над которым
навис туман или облако дыма. Она услышала слабый плеск воды, и из
обступившего ее мрака появилась лодка. Лодка была маленькая, без весел,
она двигалась сама собой, и в ней сидели мать Дженни, Веста и еще кто-то,
кого она не могла разглядеть. Лицо матери было бледно и печально, каким
часто бывало при жизни. Она смотрела на Дженни строгими, но полными
сочувствия глазами, и внезапно Дженни поняла, что третьим в лодке сидит
Лестер. Он мрачно взглянул на нее - Дженни никогда не видела его таким, -
и тут ее мать сказала: "А теперь довольно, нам пора". Лодка стала
удаляться, острое чувство утраты охватило Дженни, она крикнула: "Мама, не
оставляй меня одну!" Но мать только поглядела на нее глубоким, кротким,
печальным взором, и лодка исчезла.
протянула руку, чтобы тронуть его за плечо; потом, сообразив, что она
одна, села в постели и протерла глаза. После этого тяжелое, гнетущее
чувство два дня не давало ей покоя. И едва оно стало проходить, как явился
мистер Уотсон со своей страшной вестью.
лицо - все выдавало ее волнение. Дженни еще и теперь была очень хороша
собой - статная, прекрасно одетая, с ясным и добрым взглядом. В душе она
не расставалась с Лестером, так же как он никогда не мог до конца
оторваться от нее. Все ее мысли были с ним, как в те годы, когда они жили
вместе. Самые заветные ее воспоминания были связаны с Кливлендом, где
Лестер ухаживал за ней и покорил ее силой, - наверно, так пещерный человек
покорял свою подругу. Теперь Дженни страстно желала чем-нибудь помочь ему.
Он послал за ней - это не только потрясло ее, но и открыло ей глаза;
значит, он все-таки... все-таки любит ее!
города. Поверенный деликатно молчал, не мешая Дженни думать. Скоро они
подъехали к "Аудиториуму", и Уотсон проводил ее до двери номера, где лежал
Лестер. Дженни так давно не бывала на людях, что сильно робела, идя по
длинным коридорам отеля. Войдя в номер, она подошла к кровати Лестера и
застыла, глядя на него полными жалости, широко раскрытыми голубыми
глазами. Он полулежал, откинув массивную голову на подушки, в темных
волосах его пробивалась седина. Умные, старые, усталые глаза смотрели на
Дженни с ласковым любопытством. Жгучая боль пронзила ее при виде этого
бледного, измученного лица. Она тихонько пожала руку Лестера, лежавшую
поверх одеяла. Потом наклонилась и поцеловала его в губы.
не очень серьезно болен, правда? Тебе нужно поправляться, и как можно
Херберт Фрэнк
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Круз Андрей