отклик в сердце старого Авраама, сидящего в своем логове.
поинтересуюсь?
добавил: - Какой бы он ни был шельмец, он все же не такой шельмец, как ты.
несколько секунд спустя: - Эгей, Си-Пи. Чего это ты прячешься от старых
приятелей?
которых жесткое стаккато тона разительно противоречило употребляемым словам
- мягким, завивающимся словам, полным лести и почтения. Потом внезапный
обрыв, словно на полном ходу заглох автомобильный мотор; и Авраам повесил
трубку, удивленно вскинув брови.
частного дома.
x x x
все более эксцентричным) художник В. Миранда, родом из Индии, ныне живущий в
андалусском городке Бененхели, получил телесное повреждение при попытке
исполнить диковинный трюк - изобразить взрослую слониху с исподу. Это
полуголодное цирковое животное, взятое им напрокат на один день за
немыслимые деньги, должно было по бетонному скату взойти на возвышение,
специально сооруженное для этой цели знаменитым (и непредсказуемым в своей
темпераментности) сеньором Мирандой, а затем встать на сверхпрочный
стеклянный лист, под которым старый Васко расположил свой мольберт. Дабы
запечатлеть это сногсшибательное событие, в Бененхели съехалось множество
журналистов и телевизионщиков. Однако слониха Изабелла, хоть и была привычна
ко всем видам шутовства, демонстрируемого на трех аренах разом, вдруг
проявила такую чувствительность и стыдливость, что отказалась участвовать в
действе, которое иные местные комментаторы окрестили "подпольным актом" и
"подбрюшным вуайеризмом*" и в котором, на их взгляд, ярко отразились
своеволие и испорченность, эгоистический аморализм и абсолютная
бесполезность искусства как такового. Итак, художник с круто загнутыми
кверху усами вышел из своего палаццо. Одет он был с абсурдностью, в которой
проявлялось то ли расчетливое стремление совмещать несовместимое, то ли
просто его безумие: на нем были тирольские короткие брючки и вышитая
рубашка, а из шляпы торчала веточка сельдерея. Изабелла, дойдя до середины
ската, встала как вкопанная, и никакими усилиями ассистенты не могли
сдвинуть ее с места. Художник хлопнул в ладоши:
наступила Васко Миранде на левую ступню. Самые консервативные из местных
жителей, собравшихся поглазеть на спектакль, имели наглость зааплодировать.
всех иных отношениях их пути продолжали расходиться - так, во всяком случае,
должно было представляться стороннему взгляду. Провал слоновьей затеи никоим
образом не остудил пыла его старческих безумств, и вскоре, благодаря уплате
существенных пожертвований в фонд муниципальных школ, он получил разрешение
возвести в честь Изабеллы громадный и уродливый фонтан с кубистскими
слонами, струящими воду из хоботов и балансирующими в неком подобии
балетного па на левой задней ноге. Фонтан был выстроен в центре площади
недалеко от резиденции Васко, так называемой "малой Альгамбры", и площадь, к
ярости местных старожилов, была переименована в "Площадь слонов". Собираясь
в близлежащем баре, названном в честь дочери покойного диктатора "Ла
Карменсита", старики, исходя ностальгическим гневом, вспоминали, что
изуродованная площадь называлась раньше "Плаза де Кармен Поло" в честь
супруги каудильо - в честь ее имени и во имя ее чести, оскверненной ныне
этим толстокожим вторжением; во всяком случае, так единодушно утверждали
негодующие патриархи. В старые дни, напоминали они друг другу, Бененхели был
любимым андалусским городком генералиссимуса, но прежние дни стерты ныне
беспамятным демократическим настоящим, для которого все, что было вчера, -
только мусор, от которого нужно поскорей избавиться. И, как хотите,
совершенно невыносимо, что этот чудовищный слоновий фонтан презентовал им
иностранец, индиец, которому в любом случае если уж так необходимо было
пакостить, то следовало делать это не в Испании, а в Португалии в силу
традиционной лузитанофилии лиц гоанского происхождения. Что прикажете делать
с этими художниками, позорящими доброе имя Бененхели, привозящими сюда своих
женщин, насаждающими здесь распущенность и чужеродные верования, - ибо хотя
этот Миранда и называет себя католиком, известно ведь, что все уроженцы
Востока в душе язычники?
переменах, и если бы вы попросили этих местных жителей указать момент, когда
все начало рушиться, они назвали бы идиотский день слоновьего действа, ибо
этот некрасивый, но широко освещавшийся бурлескный эпизод привлек к
Бененхели внимание человеческих отбросов всего света, и за несколько лет это
в прошлом тихое селение, бывшее излюбленным южным местом отдыха свергнутого
Вождя, превратилось в гнездо странствующих бездельников, не помнящих родства
паразитов и всевозможного отребья. Сержант Сальвадор Медина, начальник
гражданской гвардии Бененхели и ярый противник притока новых жителей,
высказывал свое мнение о них любому, кто хотел его услышать, и многим из
тех, кто не хотел.
грязи, - возглашал он. - Теперь скоро и земля - Terra Nostra - будет вся
загажена.
качестве рождественских подарков деньги и напитки, но Медина был
непоколебим. Он лично приносил купюры и выпивку обратно к дверям Васко и
однажды заявил ему:
смысле слова. То ли чего-то не хватает в их душах, то ли что-то лишнее туда
проникло, дьявольское семя какое-то.
затейливой крепости и зажил жизнью затворника. Его никогда больше не видели
на улицах Бененхели. Те, кого он нанимал в услужение (в то время многие
молодые мужчины и женщины мигрировали в южную Испанию, тоже затронутую
безработицей, из экономически неблагополучных областей Ламанчи и
Эстремадуры, желая получить работу в ресторанах, в отелях или в домах в
качестве прислуги; поэтому труд такого рода был в Бененхели столь же
легкодоступен, как в Бомбее), говорили о некоторых устрашающих странностях
его поведения: периоды гробового молчания и отрешенности сменялись у него
припадками болтовни на невразумительные, иной раз даже совсем бредовые, темы
и ошеломляющими откровениями о самых интимных подробностях своей весьма
пестрой жизни. У него бывали грандиозные запои и приступы черной меланхолии,
когда он горько сетовал на жесточайшие обстоятельства жизни, особенно упирая
на свою любовь к некой Ауроре Зогойби и на свой страх перед "потерянной
иголкой", которая якобы неостановимо продвигается к его сердцу. Однако он
щедро и аккуратно платил, поэтому слуги от него не уходили.
от жизни Авраама. После смерти Ауроры Зогойби оба они стали затворниками:
Авраам - в своей высокой башне, Васко - в своей; оба они пытались заглушить
боль утраты новой деятельностью, новыми затеями, сколь бы дурно от них ни
пахло. И оба они, как мне предстояло узнать, считали, что видели ее призрак.
x x x
том, что его посещают видения, тем самым впервые в жизни, после долгих лет
крайнего скептицизма в этом вопросе, позволив словам о жизни после смерти
слететь со своего безбожного языка.
она обрела покой?
мысли о ее смерти.
после чего был составлен грандиозный юридический документ о "Наследии
Зогойби", согласно которому все произведения Ауроры, являвшиеся ее
собственностью, - то есть сотни и сотни вещей! - безвозмездно передавались
государству при условии, что в Бомбее будет выстроен музей, где все это
должным образом будет храниться и выставляться. Однако после побоищ в
Мируте, после индуистско-мусульманских столкновений в Олд-Дели и других
местах искусство не было предметом первостепенного внимания правительства, и
коллекция, за исключением нескольких шедевров, выставленных в Национальной
галерее в Дели, томилась без движения. Контролируемые Мандуком городские
власти Бомбея вовсе не жаждали выделять деньги, которые отказалась
предоставить казна центрального правительства.
самому себе - вот наилучшая политика из всех.
деньги стремительно идущий в гору банк "Хазана" и биржевой гигант В. В.
Нанди, чьи набеги на мировые валютные рынки по масштабу приближались к
соросовским и становились легендарными, тем более что осуществлялись они из
Третьего мира.
молодежи, - сказал мне Авраам, хихикая над превратностями судьбы. - Он