смехом и аплодисментами аудитории.
размышления убедили меня в том, что моему по" колонию, беззаботно
пролетевшему 60-е годы, с волосами, откинутыми со лба, с глазами, горящими
смесью радости и ужаса, с мелодией "Луи-Луи" "Кингсменов" и грохотом
реактивных двигателей Джефферсона, невозможно было пройти из пункта А в
пункт Я, не поверив, что кто-то - пусть даже Нельсон Рокфеллер - дергает за
ниточки.
ужасов - это во многом оптимистическое, жизнерадостное переживание, что
таким способом трезвый ум справляется с ужасными проблемами, которые отнюдь
не сверхъестественны, а совершенно реальны. Паранойя может быть последним и
самым прочным бастионом такого оптимистического подхода, это крик мозга:
"Здесь происходит что-то рациональное и постижимое. Непостижимого не
бывает!"
Далласе был человек; мы говорим, что Джеймсу Эрлу Рею <Убийца Мартина
Лютера Кинга.> платили какие-то богатые бизнесмены с юга, а может, и ЦРУ;
мы игнорируем тот факт, что интересы американского бизнеса часто
противоречат друг другу, и предполагаем, что наше вмешательство в дела
Вьетнама, предпринятое с добрыми намерениями, но нелепо исполненное, есть
результат заговора военно-промышленного комплекса; или, как в недавно
расклеенных в Нью-Йорке, неграмотно составленных и плохо напечатанных
плакатах, которые утверждали, что аятолла Хомейни - марионетка.., да, вы
верно угадали - Дэвида Рокфеллера. С нашей бесконечной изобретательностью мы
предполагаем, что капитан Мантелл не задохнулся от недостатка кислорода,
когда в 1947 году гнался за этим странным дневным отражением Венеры, которое
опытные пилоты называют солнечным псом; нет, он гнался за кораблем из
другого мира, а когда подлетел слишком близко, пришельцы взорвали его
самолет лучом смерти <Летчик капитан Мантелл в 1948 году сообщил, что
видит какой-то объект, и полетел к нему, но разбился. Один из самых первых
эпизодов эпопеи с летающими тарелками.>.
приглашаю вас посмеяться над всем этим вместе со мной: это не так. Это не
ограниченность сумасшедших; это вера мужчин и женщин, отчаянно пытающихся -
нет, не сохранить статус-кво, а понять, что происходит. И когда кузина Бекки
Дрисколл Вильма говорит, что ее дядя Айра совсем не дядя Айра, мы верим ей
инстинктивно и сразу. Если не поверим, то перед нами будет всего лишь старая
дева, которая медленно сходит с ума в маленьком калифорнийском городке.
Мысль непривлекательная; в разумном мире такие милые леди средних лет, как
Вильма, не должны сходить с ума. Это не правильно. В этом слышится шепот
хаоса, более пугающий, чем вера в то, что она права насчет своего дяди Айры.
Мы верим в это, потому что наша вера подтверждает разумность женщины. Мы
верим ей потому.., потому.., потому, что что-то же происходит! Все эти
параноидные фантазии на самом деле совсем не фантазии. Мы - и кузина Вильма
- правы; это мир спятил. Мысль о том, что мир спятил, неприятна, но как мы
можем справиться с сорокафутовым насекомым Билла Нолана, как только увидим,
каково оно на самом деле, и так же можем мы справиться и со свихнувшимся
миром, если будем твердо знать, на чем стоим. Боб Дилан обращается к
экзистенциалисту внутри нас, когда говорит: "Что-то здесь происходит, / Но
вы не знаете, что это, / Не правда ли, мистер Джонс?" Финней - в обличье
Майлса Беннелла - твердо берет нас за руку и объясняет, что здесь
происходит: это все проклятые стручки из космоса! Это они виноваты!
вплетает в свое повествование. Когда Майлс и Бекки собираются в кино, друг
Майлса, Джек Билайсек, просит Майлса прийти и взглянуть на то, что он нашел
в подвале. Это "что-то" оказывается обнаженным телом человека на карточном
столе, причем Майлсу, Бекки, Джеку и жене Джека Теодоре тело кажется не
вполне сформировавшимся, каким-то незаконченным. Разумеется, это стручок,
принимающий обличье самого Джека. Вскоре мы получаем конкретное
доказательство, что что-то идет не так, как нужно:
<пальца. - Примеч. автора.>, и я думаю, нам всем стало нехорошо.
Потому что одно дело рассуждать о теле, которое никогда не было живым, о
пустом теле. И совсем другое, глубоко проникающее в сознание и касающееся
там чего-то примитивного, увидеть доказательства своих догадок. Никакого
рисунка не было; пять абсолютно гладких черных кружков".
договариваются не вызывать полицию, а посмотреть, как эти стручки
развиваются. Майлс отводит Бекки домой, а потом уходит к себе, оставив
Билайсеков стоять над карточным столом. Но среди ночи Теодора Билайсек
неожиданно меняет решение, и оба они оказываются на пороге дома Майлса,
Майлс звонит своему знакомому психиатру Мэнни Кауфману (психоаналитик? -
сразу подозреваем мы; но здесь не психоаналитик нужен, хотим мы крикнуть
Майлсу: зови армию!) и просит его посидеть с Билайсеками, пока он сходит за
Бекки.., которая до этого уже призналась, что ей кажется, будто ее отец
больше не ее отец.
заготовку, превращающуюся в псевдо-Бекки. Финней превосходно описывает, как
выглядит это будущее существо. Он сравнивает его развитие с изготовлением
медальона, с проявлением фотографии, а ниже - с необычными, очень похожими
на живых людей, куклами из Южной Америки. Но нас в нашем нынешнем нервном
состоянии больше всего поражает аккуратность и тщательность, с которой была
запрятана эта тварь: она ждала своего часа в пыльном подвале в закрытом
шкафу.
доме и несет на руках по спящим улицам Санта-Миры; легко представить себе,
как серебрится в лунном свете ее тонкая ночная рубашка.
Билайсеков, чтобы осмотреть подвал.
лежал ярко-зеленый войлок, и лишь по краям и вдоль боков виднелся толстый
слой серого пушка, который упал, как я предположил, с потолочных балок.
протестующим голосом сказал:
людей в белых халатах. Мы знаем, что этот пушок не упал с потолка; проклятая
тварь оставила семена. Но никто, кроме нас, этого не знает, и Джек
произносит дежурную фразу всякого беспомощного параноика: "Вы должны мне
поверить, док!"
считающих, что их родственники перестали быть самими собой, объясняется
массовой истерией - примерно такой, какая сопровождала салемские процессы
над ведьмами, коллективное самоубийство в Гвиане или даже танцевальную
болезнь средних веков <случаи массовой истерии, когда население целых
деревень танцевало в течение нескольких дней, не в силах остановиться. Таких
людей считали одержимыми дьяволом, и эти случаи расследовала
инквизиция.>. Но под этим рациональным подходом пугающе просвечивает
экзистенциализм. И он говорит: это происходит потому, что происходит. И рано
или поздно все двинутся дальше.
муж, говорит Майлсу, что теперь все в порядке. То же самое происходит с
девушками, которые совсем недавно боялись своего учителя. И кузина Вильма
звонит Майлсу, чтобы сказать, что ей очень стыдно: ведь она подняла такой
шум; конечно, дядя Айра - это дядя Айра. И всякий раз оказывается одинаковым
одно обстоятельство, одно имя: здесь побывал Мэнни Кауфман, он им помог. Да,
что-то здесь не так, но спасибо, мистер Джонс, мы сами знаем, в чем дело. Мы
заметили, что повсюду возникает имя Кауфмана. Мы ведь не дураки, верно? Черт
побери, мы не дураки! И совершенно очевидно, что Мэнни Кауфман играет на
стороне команды гостей.
своему другу в Пентагон и рассказать ему всю эту невероятную историю. О
своем звонке в Вашингтон Майлс рассказывает так:
повезло со связью. Вначале я слышал Бена и он меня слышал так ясно, словно
мы были в соседних комнатах. Но когда я начал рассказывать ему, что здесь
происходит, связь ухудшилась. Бену приходилось все время просить меня
повторить, а я едва не кричал, чтобы он меня понял. Невозможно говорить
связно, невозможно даже думать логично, когда приходится повторять каждую
фразу, и я обратился к оператору и попросил установить лучшую связь... И не
успел закончить, как в трубке что-то загудело, и мне пришлось перекрикивать
это гудение..."
приходит в Санта-Миру и исходит из нее. ("Мы контролируем передачу, - как
звучал еженедельно пугающий голос вступления к "Внешним ограничениям". -
Контролируем горизонтальную разверстку.., контролируем вертикальную." можем
перевернуть изображение, заставить его дрожать.., можем изменить фокус...")
Такой абзац отзовется в душе любого человека, кто когда-то протестовал
против войны, члена СДС <Студенты за демократическое общество (Students
for a Democratic Society) - самая крупная организация "нового левого"
движения 60-х годов.> или активиста, поверившего, что его домашний
телефон прослушивается или что парень с "Никоном" на краю демонстрации