уши увяз в ней. - И Скипа тоже. Все под контролем.
дурацкой хреновой карточной игры!
насладиться индейкой с начинкой по рецепту его мамы. А может быть, и
исчерпывающей ручной работой Синди сквозь брюки. А почему бы и нет? Это же
День Благодарения.
Глава 26
"Друзьям парапсихологии", и тем не менее я верю, что мы все иногда
заглядываем в будущее. И когда я днем затормозил перед Франклин-Холлом в
стареньком "универсале" моего брата, я вдруг почувствовал: она уже уехала.
восемь-девять ожидающих джентльменов, выглядел странно пустынным. Уборщица в
синем халате пылесосила ковер машинной работы. Девочка за справочным столом
читала журнал и слушала радио. Не более и не менее, как "? и Мистерианс".
Плачь, плачь, плачь, детка, 96 слез.
голову, отложила журнал и одарила меня ласковым, сочувственным взглядом. Это
был взгляд врача, который должен сказать вам: "Э.., сожалею.., опухоль
неоперабельна. Не повезло, дружище. Налаживайте-ка отношения с Иисусом".
скоростном "Черном медведе". Но она предупредила меня, что вы придете, и
попросила передать вам вот это.
поблагодарил ее и вышел из Франклина с конвертом в руке. Я прошел по дорожке
и несколько секунд постоял у моей машины, глядя на Холиоук, легендарный
Дворец Прерий и приют похабного человечка-сосиски. Ниже ветер гнал по Этапу
Беннета шуршащие волны сухих листьев. Они утратили яркость красок; осталась
бурость ноября. Канун Дня Благодарения, врата зимы в Новой Англии. Мир
слагался из ветра и холодного солнечного света. Я опять заплакал. И понял
это по теплу на моих щеках.
девственность, и вскрыл конверт. Внутри был один листок. Краткость - сестра
остроумия, сказал Шекспир. Если так, то письмо Кэрол было остроумно до
чертиков.
добавить? Может я напишу тебе в университет, может, не напишу: сейчас я
настолько запуталась, что попросту ничего не знаю. Э-эй, я еще могу
передумать и вернуться!) Но, пожалуйста, позволь мне первой написать тебе,
ладно? Ты сказал, что любишь меня. Если да, так позволь мне первой написать
тебе. А я напишу, обещаю.
жизни. Если бывает лучше, не понимаю, как люди способны остаться жить.
"люблю". И только подпись. И все-таки... "сели бывает лучше, не понимаю, как
люди способны остаться жить". Я понимал, о чем она. Перегнулся и потрогал
сиденье там, где она лежала. Где мы лежали вместе.
общежитию я подъехал загодя (быть может, сыграло роль подсознательное
предчувствие), и только-только пошел четвертый час. Я вполне успел бы на
автовокзал до того, как она уехала бы в Коннектикут.., но я не собирался
этого делать. Она была права: мы ослепительно попрощались в моем старом
"универсале", и все сверх того было бы шагом вниз. В лучшем случае мы бы
просто повторили уже сказанное, в худшем - вымарали бы прошлый вечер в
грязи, заспорив. "Нам нужна информация"...
письмо, сунул его в задний карман джинсов и поехал домой в Гейтс-Фоллс.
Сначала мне все время туманило глаза, и я то и дело их вытирал. Потом
включил радио, и музыка принесла облегчение. Музыка всегда помогает. Сейчас
мне за пятьдесят, а музыка все еще помогает. Сказочное безотказное средство.
Глава 27
"Фонтана", но не остановился. Теперь мне хотелось поскорее добраться до дома
- куда больше, чем кружки шипучки и обмена новостями с Фрэнком Пармело. Мама
встретила меня заявлением, что я слишком исхудал, а волосы у меня слишком
длинные и что я "сторонился бритвы". Потом она села в свое кресло-качалку и
всплакнула в честь возвращения блудного сына. Отец чмокнул меня в щеку,
обнял одной рукой, а потом прошаркал к холодильнику налить стакан маминого
красного чая. Его голова высовывалась из высокого ворота старого коричневого
свитера, словно голова любопытной черепахи.
или даже больше. Точно мы не знали, потому что он очень редко что-нибудь
говорил. Результат несчастного случая в упаковочной, жуткого падения с
высоты второго этажа. Левую сторону его лица и шеи испещряли шрамы; над
виском была вмятина, где волосы больше не росли. Падение затемнило его
зрение и воздействовало на психику. Но он не был "полным идьстом" - как
выразился один говнюк в парикмахерской Гендрона, не был он и немым, как
думали некоторые люди. Девятнадцать дней он пролежал в коме. А когда
очнулся, почти перестал говорить, и у него в голове часто возникала
путаница, но временами он был тут весь целиком, в полном наличии и
сохранности. И когда я вошел, он был тут вполне достаточно, чтобы поцеловать
меня и крепко обхватить одной рукой - его манера обнимать с тех пор, как я
себя помнил. Я очень любил моего старика.., а после семестра за карточным
столом с Ронни Мсилфантом я понял, что умение болтать языком - талант,
сильно переоцениваемый.
истории (но не про охоту на Стерву), а потом вышел на воздух. Я сгребал
опавшие листья в наступающих сумерках, ощущал холодный воздух на моих щеках
как благословение, махал проходившим мимо соседям, а за ужином съел три
гамбургера, приготовленных мамой. Потом она сказала мне, что пойдет в
церковь, где дамы-благотворительницы готовят праздничное угощение для
лежачих больных. Она полагала, что мне вряд ли захочется провести вечер в
обществе старых куриц, но если я соскучился по кудахтанью, то мне будут
рады. Я поблагодарил ее, но сказал, что, пожалуй, лучше позвоню Эннмари.
отъезжающей машины и без особой радости принудил себя подойти к телефону и
позвонить Эннмари Сьюси. Через час она приехала в отцовском "пикапе" -
улыбка, падающие на плечи волосы, пылающие помадой губы. Улыбка скоро
исчезла, как вы, возможно, сами сообразили, и через пятнадцать минут после
того, как Эннмари вошла в дом, она ушла из него и из моей жизни. Покедова,
беби, пиши. Примерно в один месяц с "Вудстоком" она вышла замуж за страхового агента из Льюистона и стала
Эннмари Джалберт. У них трое детей, и они все еще состоят в браке. Пожалуй,
неплохо, ведь так? А если и нет, то вы все-таки должны признать, что это
чертовски по-американски.
мистера Сьюси удаляются по улице. Мне было стыдно за себя - черт, как
расширились ее глаза. Как улыбка сползла с губ и они задрожали! - но, кроме
того, я чувствовал себя говенно счастливым, омерзительно ликующим. Мне было
так легко, что я готов был протанцевать вверх по стене и по потолку,
наподобие Фреда Астера.
шел своей черепашьей походкой, волоча по линолеуму ноги в шлепанцах. Он шел,
выставив перед собой одну руку. Кожа на ней начала походить на большую,
почти сваливающуюся перчатку.
занюханным мудаком? - спросил он мягким голосом, будто для препровождения
времени.
без сахара. Я как-то тоже выпил этот чай в чистом виде и могу сказать вам,
что у него почти нет вкуса. Согласно моей теории, отец всегда доставал
красный чай, потому что он был в холодильнике самым ярким, и отец всегда
знал, что именно он достает.
вылетело стекло.
ответом - и в конечном счете, возможно, наиболее правдивым было бы "да нет".
Я так и ответил.
и мне показалось, что он вот-вот прольет чай на сервант и себе на ноги.
ему в руку на три четверти полный стакан, а кувшин убрал назад в
холодильник.
Лондон Джек
Земляной Андрей
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Флинт Эрик
Березин Федор