не хватает на жизнь.
вынуждена раздобыть деньги, посланные ему в Марсель, но она подавила это
желание, сознавая, что момент сейчас совсем неблагоприятный.
Мэт. - Куда же он девает деньги?
дело плохо. Я... я боюсь, что и дом заложен, Он мне ни словом не заикнулся
на этот счет, но я видела у него в комнате какие-то бумаги. Это ужасно! У
него теперь конкурент в городе. Я уверена, конечно, что он победит, но
пока приходится беречь каждый шиллинг.
первоначальной темы.
тебя всегда что-нибудь припрятано на черный день. Мне нужен фунт. Говорю
тебе, нужен! Необходим!
мать.
казалось, что Мэт сейчас ее прибьет. Но он круто повернулся и вышел из
комнаты. Стоя на том же месте и прижав руку к заболевшему боку, она
услышала, как он, громко топая, пробежал по комнатам наверху, потом сошел
вниз, прошел, не сказав ни слова, в переднюю и с треском захлопнул за
собой наружную дверь.
звучало в мозгу миссис Броуди как зловещее предзнаменование будущего, и
она невольно подняла руки к ушам, как бы желая заглушить этот звук. Она
села к столу, униженная, глубоко разочарованная. Сидя так с опущенной на
руки головой, она говорила себе, что история с деньгами в банке - ложь,
что Мэт, промотав те сорок фунтов, теперь не имеет ни пенни в кармане. Он
сейчас как будто угрожал ей? Она не помнила этого, она помнила только, что
ему очень нужны деньги, а она, увы, не могла дать их ему. Раньше чем она
успела разобраться в своих чувствах, она уже решила, что, в сущности, Мэт
вправе был ожидать удовлетворения своей просьбы, что в известной степени
виновата она, и горе ее затопила огромная волна нежности. Бедный мальчик
привык вращаться в обществе джентльменов, щедро тративших деньги, и было
бы только справедливо, чтобы и он, как другие, всегда имел деньги в
кармане. Для него это было просто необходимостью после той светской жизни,
которую он вел. Несправедливо, чтобы такой элегантный молодой человек, как
Мэт, бывал в обществе без денег, которые нужны для поддержания его
престижа. Право, он не заслуживал осуждения, и миссис Броуди уже немного
жалела, что не дала ему хотя бы несколько шиллингов, - конечно, если бы он
согласился их принять. Когда дело представилось ей в этом новом и более
отрадном свете, ее начало мучить раскаяние. Она встала и, точно
притягиваемая какой-то непреодолимой силой, пошла в комнату Мэта, где с
нежной заботливостью принялась убирать разбросанные принадлежности
туалета. При этом она убедилась, что у него вовсе не так много платья, как
могло показаться на первый взгляд. Один чемодан был совершенно пуст, два
ящика набиты летними тиковыми костюмами, а третий - грязным бельем. Она
жадно отбирала носки, которые можно заштопать, сорочки, нуждающиеся в
починке, воротнички, которые нужно будет накрахмалить, потому что для нее
были радостью заботы о сыне, блаженством - уже самая возможность
прикасаться к его вещам. Наведя, наконец, порядок в его вещах и отобрав
для починки и стирки большой узел, который она с триумфом унесла вниз,
мама пошла к себе в спальню, прибрала постель и уже в более веселом
настроении стала вытирать пыль с мебели. Подойдя к фарфоровой вазочке,
стоявшей на столике у окна, она почувствовала неясное замешательство: ей
не хватало какого-то привычного, подсознательного впечатления. Она с
минуту сосредоточенно размышляла, затем вдруг догадалась, что не слышит
знакомого, дружеского тиканья ее часов, которые всегда, за исключением тех
торжественных случаев, когда она их надевала, лежали в этой вазочке.
Теперь в вазочке не было ничего, кроме нескольких забытых в ней головных
шпилек.
она, разумеется, забрала с собой и вазочку, в которой всегда лежали ее
часы. В течение двадцати лет прикосновение к этой вещи было у нее связано
с тиканьем часов, и теперь она сразу заметила их отсутствие. Хотя она
знала, что не надевала часов, она схватилась за кофточку на груди, но
часов там не было, и она с беспокойством бросилась их искать повсюду - у
себя в комнате, в спальне мужа, внизу в гостиной и на кухне. По мере того,
как шли эти безрезультатные поиски, лицо ее выражало все большее
огорчение. Это были часы ее матери, серебряные, с украшениями тонкой
работы, золоченым циферблатом, тончайшими изящными стрелками и швейцарским
механизмом, который всегда работал очень точно. Хотя большой ценности эти
часы не представляли, миссис Броуди питала крепкую и сентиментальную
привязанность и к ним, и к маленькому выцветшему дагерротипу,
изображавшему ее мать и вставленному в крышку часов с внутренней стороны.
То была ее единственная драгоценность, и уже только поэтому она так
дорожила ею. Нагибаясь, чтобы пошарить на полу, она в то же время
прекрасно знала, что положила часы на обычное место. Ей пришла мысль, не
взял ли их кто-нибудь случайно оттуда. Внезапно она выпрямилась. Лицо ее
утратило выражение досады и точно окаменело. Ее, как молния, озарила
догадка, что часы взял Мэт. Она слышала, как он ходил в ее комнате после
ее отказа дать деньги, а потом он убежал из дому, не сказав ей ни слова.
Ей теперь было совершенно ясно, что он украл ее часы ради той ничтожной
суммы, которую выручит за них. Она с радостью отдала бы их ему, как отдала
бы ему все на свете, что только принадлежало ей и что она могла отдать, а
он украл их у нее, стащил с гнусной хитростью. Безнадежным жестом она
отбросила назад прядь седых волос, выбившуюся из прически во время
бесплодных поисков.
тебе! Как ты мог их украсть!
горячо ожидала радости и успокоения всех тревог, она погрузилась в еще
более глубокое уныние. Обед миновал, день без всяких событий сменился
вечером. В том смятении чувств, в котором находилась миссис Броуди,
наступление темноты и угасание коротких серых сумерек разбудили в ней
острое желание поскорее увидеть Мэта. Только бы им, матери и сыну,
остаться вдвоем, и она сумеет смягчить все ожесточение в его сердце. Она
была убеждена, что он не устоит перед мольбой любящей матери. Он в
раскаянии упадет к ее ногам, если только она сумеет выразить словами ту
любовь, которой полно ее сердце. Но Мэт все не шел, и, когда часы пробили
половину шестого, а он не явился к чаю, она пришла в безмерное отчаяние.
когда она подавала ему чашку. - Он старательно избегает меня, прячется
где-то, дожидаясь, чтобы я ушел из дому. Тогда он приползет тихонько за
твоим сочувствием и утешениями. Ты думаешь, я не знаю, что делается у меня
за спиной? Насквозь вас обоих вижу!
тебя, мне нечего от тебя скрывать. Мэт только что ушел навестить кое-кого
из своих друзей.
так можно подумать, что он какой-то всеобщий любимец, герой! Ну, ладно,
передай своему примерному сыну, когда его увидишь, что я коплю до первой
встречи с ним все, что имею ему сказать. Я ничего не забуду, пусть не
беспокоится!
дожидаться Мэтью.
Вошел тихонько, с оттенком той приниженности, которую выражало его лицо в
юности, бочком прошел в комнату и, умильно посмотрев на мать, сказал тихо:
стороны. Я, знаешь ли, отвык от здешней жизни. Может быть, я стал немного
легкомысленным с тех пор, как уехал из дому, мама, но я исправлюсь.
она. - Как это ты ходишь целый день не евши? Пил ты где-нибудь чай?
тебя чего-нибудь поесть?
и уже поверила, что перед нею снова ее прежний сын, сбросивший с себя, как
змея - кожу, все дурные привычки, вывезенные из Индии.
ужин стоит в печке и сию минуту я его подам.
трески, вареной в молоке, - его любимое блюдо.
менее мама вмиг разостлала на другой половине стола белую скатерть и
поставила все, что требуется для аппетитного ужина.
не сделает для тебя все так, как родная мать. Садись, Мэт, и теперь ты
покажи, на что способен.
я так вел себя, твоя доброта жжет мне совесть, как раскаленные уголья. А
знаешь, рыба выглядит очень аппетитно!