выныривая наружу. Наконец, он выловил ее и удержал на поверхности. На
мгновение его прошиб холодный пот. Мысль была такова: что если Музыкант
действительно ВЫЗЫВАЕТ боль и смерть? А Павел способен видеть эту музыку
лучше, чем кто-либо!
Едва дождавшись окончания последней лекции, Борис ринулся домой. С
автобусной остановки он мчался бегом, прихватив сумку подмышку, и,
заворачивая под арку родного двора, неожиданно увидал впереди себя
Музыканта. Сухой высокий человек в темно-сером грязноватом плаще и
потертой шляпе, со старомодным портфелем в руках устало шаркал к своему
подъезду. В его сутулых плечах, вялой походке не было ничего от
подтянутого маэстро, за которым братья наблюдали два дня назад. И тем не
менее перед Борисом шел именно тот человек - хозяин небольшой комнаты с
балконом в коммунальной квартире напротив на четвертом этаже.
Борис собрался с духом и уверенным шагом двинулся за Музыкантом.
- Здравствуйте, - громко окликнул он.
Худощавый в шляпе удивленно обернулся.
- Приветствую. Чем обязан, молодой человек?
- Я... - Борис не позволил себе мяться на месте, - я хотел выразить свое
восхищение вашей игрой. Знаете ли, у нас музыкальная семья, мы ценим
хорошую музыку. Прошедшие два вечера мы с удовольствием вас слушали. А ваш
инструмент достоин вашего таланта.
На лице худощавого выразилось неподдельное изумление.
- Вы обознались, юноша. Мой инструмент, это счеты, - он усмехнулся
собственной шутке. - И все "гаммы" раскладываются по дебету и кредиту. Я
бухгалтер.
- Да, но скрипка, - растерялся Борис. - Скрипач на вашем балконе!
Вивальди, Моцарт, Бах!
Он осекся, уловив мелькнувшую в глазах собеседника непонятную искру.
- О, вы ошибаетесь. Признаюсь вам честно: в музыке я ничего не понимаю.
Однако пожалуй, я что-то слышал вчера. Возможно, скрипка. Этажом выше,
должно быть.
Он переложил из руки в руку портфель. При этом движении взгляду Бориса
открылась левая ладонь "музыканта". Костлявая, с ужасно сухой желтоватой
кожей и толстыми узлами суставов, с морщинистыми пальцами, эта рука никак
не могла принадлежать скрипачу. Таким пальцам не дано прижимать струну,
любая скрипка отчаянно взмолилась бы о пощаде, возьми бухгалтер ее в руки.
- Яков Ильич, - бухгалтер церемонно приподнял шляпу. - Приятно было
познакомиться.
- Борис, - молодой человек, не имея шляпы, автоматически протянул соседу
руку. - Взаимно.
Рукопожатие Якова Ильича было слабым, стариковским. Борис решил про себя,
что тот не совсем здоров. Это подтверждали и желтоватый цвет кожи, и
тяжелые мешки под глазами на узком худом лице, и сами глаза, будто
затянутые тусклой пленкой.
Яков Ильич не спеша прошествовал к пятому подъезду. Борис еще несколько
секунд смотрел ему вслед, затем вздохнул и побрел домой. Но не отошел и
десятка шагов, как из-за приоткрытой двери, за которой скрылся бухгалтер,
раздалась бабья брань. "Управдомша Катенька", - без труда определил
молодой человек, ибо "Катеньку" - здоровенную крикливую женщину, знал весь
квартал. Сквозь Катенькины громогласные аккорды слышались отрывистые
реплики, принадлежавшие недавнему собеседнику Бориса. Молодой человек не
стал ни вслушиваться, ни вникать в смысл перепалки. Ему еще предстояло
обдумать и обсудить с братом полученные только что неоспоримые факты.
Павел воспринял рассказ Бориса на удивление бесстрастно.
- Вернее всего он не осознает собственных действий, - сказал мальчик,
когда брат закончил.
- Как лунатик, что ли? - фыркнул Борис. - Ляпнешь тоже! Просто я
обознался, вот и все.
- А это мы скоро узнаем, - обронил Павел и, толкнув колеса каталки,
отъехал от стола к окну.
- Узнаем что? - недоверчиво переспросил старший брат.
- Мне кажется, сегодня произойдет какая-то неприятность. Ведь Яков Ильич
поругался с Катенькой. Кстати, я выяснил, что капитан жил в той же
коммуналке, что и наш странный скрипач. Мама вспомнила. В прошлом году она
приносила капитану пригласительный на концерт для ветеранов и по ошибке
постучала в комнату с балконом.
Пророчества брата Борис не воспринял всерьез и с чистой совестью углубился
в учебу. Из гостиной тем временем лились мягкие звуки Бетховенской сюиты.
Голос скрипки подкрался к приоткрытой двери комнаты и притаился на пороге.
Теплое прикосновение нот молодой человек едва ли не физически ощутил на
своей руке. Вздрогнув, он оторвался от учебников, и на миг перед глазами
его мелькнуло то, что воспринял слух: Павел стоял рядом у стола, стоял на
своих ногах и с улыбкой опускал руку брату на плечо.
- Пашка!
Он тут же пожалел о несдержанном возгласе, потому что скрипка смолкла.
"Это была его мечта, - догадался Борис. - Мечта звучала, и я ее почти
увидел!" Он стремительно шагнул за порог, торопясь поведать мальчику о его
потрясающем успехе, и тут услышал чужую скрипку.
Без лишних вопросов, Борис выкатил инвалидную коляску на балкон.
Музыкант в черном халате невозмутимо стоял на прежнем месте. Скрипка,
небрежно вскинутая к щеке, казалось, дрожала в его руках. Отрывистые ноты
метались по октаве, отчего мелодия походила на воздушные ямы в грозовом
небе. Аккорды гневно расплескивали отдельные звуки, будто скрипка брызгала
слюной в приступе ярости.
- Соната Баха... - проговорил Павел, чьи нервы и чувства были сжаты в
тугой комок. - Никогда не слышал ничего подобного...
Шокирующее аллегро терзало слушателей более двух минут. Братья не
произносили ни слова. Даже воздух остолбенел от такого обилия злости и
обиды, выплеснутого несчастным инструментом. Затем зазвучало адажио. Порыв
ярости отступил перед тяжелой волной холодного презрения. Бессильно
презирая, Музыкант проклинал то, что ненавидел. Взлеты и падения смычка
рассекали воздух новыми гнетущими звуками, а губы Павла шевелились,
повторяя одно слово: "Остановись... остановись... остановись..."
- Не слушай его, - сорвался Борис и потащил кресло обратно в гостиную.
- Нет! - Павел схватился руками за перила. - Разве ты не слышишь, он
мстит. За ничтожную обиду - вселенской местью!
- Это всего лишь музыка! Он закончит играть, и все. Ничего не произойдет!
- "Всего лишь музыка"? - передразнил мальчик. - Это МУЗЫКА! И Музыкант -
гений. Его звуки вырастают в реальную боль, его проклятья губят, его зло
раскрывает крылья над всеми людьми. И это реальность! Реальность!
- Паш, успокойся, - попросил Борис как мог мягко, хотя сам чувствовал, что
того и гляди сорвется на крик. - Пусть Музыкант - гений. Мы достаточно
"насладились" его мелодиями, а теперь пора вернуться в комнату. Ты играешь
Баха куда более приветливо, чем этот тип. Давай-ка, поиграй мне, и мы оба
успокоимся.
- Ты не понимаешь, - тяжело вздохнул Павел. - Не хочешь понять и поверить.
Прости, что я кричал. Закроем окна. Я не хочу слушать ЭТО.
И они ретировались в гостиную. Борис поймал себя на том, что их действия
слишком уж похожи на отступление перед армией врага. Сдались без боя.
Юноша вынес себе этот вердикт и вдруг осознал, что точнее уже не скажешь.
Звуки ужасной музыки стучались в закрытое окно, но не могли прорваться в
комнату, где воцарилось кажущееся спокойствие. Текли минуты. Братья молча
ждали апофеоза. И апофеоз наступил: надрывный вой сирены кареты скорой
помощи обрушился на двор. Борис приблизился к окну.
- Управдомша, да? - не оглядываясь, спросил Павел.
- Похоже... - он ждал, чем закончится рейд врачей в недра подъезда. - Да,
она. Сама идет, это уже хорошо. Вроде, с рукой что-то.
Стайка соседок обступила пострадавшую, закрыв Борису поле обозрения.
- А где Музыкант? - поинтересовался мальчик.
- Исчез, - брат присел напротив кресла-каталки. - Знаешь, Пашка, думаю, ты
был прав от начала до конца. Этот тип материализует музыку.
- Управляет обстоятельствами посредством музыки, - поправил Павел. -
Невероятно...
- Зато очевидно, - сжал зубы Борис. - И все-таки бухгалтер знает этого
Музыканта! Он так необычно на меня взглянул, когда я заикнулся про
скрипку! Эх, найти бы повод к нему заявиться и познакомиться с его гостем!
- Если бы гость существовал, бухгалтер бы не отпирался от скрипача на
своем балконе, - заметил брат. - Тем более такого заметного: в махровом
халате и со скрипкой.
- В черном халате, - поправил Борис. - И почему все музыканты ходят в
черном?
Вопрос прозвучал риторически, но Павел на него откликнулся:
- Черный цвет притягивает дух, который помогает музыке парить над залом и
проникать в души людей чистой и безупречной. Но если у музыканта черно не
одеяние, а душа...
Воскресное утро началось прекрасно. Мама, отдохнувшая и посвежевшая после
хорошего сна, колдовала на кухне, пообещав сыновьям нечто "божественно
вкусное". Май в этом году превзошел самого себя. Земля благоухала, и
только самый черствый человек мог сидеть в такой день дома за закрытыми
окнами. Легкие занавески трепетали на ветру, будто праздничные флаги,
развешанные по всему дому в честь пробудившейся природы. Даже воробьи,
завсегдатаи подоконников и карнизов, не боялись колыхающихся белых
призраков человеческого жилища.
Павел застыл перед распахнутым балконом со скрипкой на коленях. Ни одна
нота не прозвучала пока в это прелестное утро, что слегка удивило маму.
Обычно мальчик играл с самого рассвета. Женщина время от времени проходила
мимо гостиной и видела сына, сидевшего в своем инвалидном кресле спиной к
дверям. Если бы она приблизилась к нему и заглянула в лицо, она бы