производство гигиенических прокладок, которые ты со своим сраным другом
незаконно сбываешь в феодальной Англии.
- А это не твое дело, мусор.
- Кроме того, - не унимался комиссар, - дети так называемой гражданки
Блюм, вовсе не твои дети и даже не герцога, хотя он об этом поет на всех
перекрестках...
- Чьи же они, по-твоему, жандарм?
- Супругов Шварц. Я не понимаю только, как тебе удалось перетащить их
сюда?
- Каких Шварцев, кретин, это мои дети, от моей законной жены, понял! Кто
скажет иначе...
- Будет иметь дело с твоей мощной дланью, это мы уже проходили,
Дубровский, придумай что-нибудь поновее.
- Да я тебя...
- Успокойся Хаимов, вот фотография, я изъял из дела, сличи, пожалуйста,
сам.
- Не может этого быть, - сказал потрясенный Вася, всматриваясь в снимки
детей, - похожи на моих сорванцов. Тут что-то не так, опять твои подлые
шутки, комиссар?
- Если бы это были шутки, Дубровский...
- Откуда у тебя этот снимок?
- Это не важно, маркиз.
- А что для тебя важно, сволочь?
- Важно, что я со своей стороны готов сделать все, чтобы скосить тебе
срок - пообещал комиссар, - поверь, Дубровский, ты должен вручить себя в
руки правосудия...
- То есть, в твои грязные руки? - уточнил Вася.
- Не важно в чьи, - сказал Иуда, - важно, что тебе это зачтется.
- Дерьмо ты, комиссар, - проникновенно сказал Василий, - ты ведь знаешь,
если я сдамся, герцог казнит меня.
- А если не сдашься, - он казнит детей, которых ты похитил у Шварцев, не
станешь же ты способствовать гибели своих любимых чад?
Комиссар давно раскусил маэстро, и знал чем его можно взять в решительную
минуту.
- Ты гарантируешь безопасность детей? - дрогнувшим голосом спросил Вася.
- На все сто процентов, маркиз, я обещал Елизавете вернуть их ей, и
выполню свое обещание, чего бы мне это не стоило!
- Ты здорово все, продумал, Вольф, кроме одного.
- Что такое? - встревожился комиссар.
- Пока я здесь, я по-прежнему военачальник, не так ли?
- Разумеется, маркиз.
- Так вот, своей властью главнокомандующего назначаю тебе сто палок
горяченьких.
- За что? - вскричал Иуда.
- За измену, родной. Как представитель славной полиции ты должен был
стоять на страже прав граждан своей страны, разве не так?
- Да, - вынужден был признать Вольф, - должен...
- А ты что делаешь, собака?
Василий подверг комиссара унизительной экзекуции и сдался на милость
герцога Балкруа.
* * *
После многих безуспешных попыток связаться с Институтом Времени, Цион
вышел, наконец, на очкастого инструктора:
- Мы делали вам заявку о подкреплении, - с ожесточением накинулся он на
безответственного очкарика, - вы что там позасыпали что ли?
- Давайте не будем орать, гражданин, - вежливо предложил инструктор, - а
лучше уточним, кто конкретно нуждается в нашей помощи?
- Не притворяйся, очки, - огрызнулся Цион, - мы тут во дворце, истекаем
кровью, пока вы там чешетесь, чинуши!
- Не чешемся, а обсуждаем ваш запрос, сэр, - отрезал инструктор, не
желая препираться с грубияном, - не советую поднимать лай, милейший, а то,
как бы вам там не застрять еще на пару сотен лет.
- Сволочь! - вдогонку бюрократу бросил Цион и, морщась от резкой боли в
коленке, потянулся к чудовищно распухшей ноге.
Два дня назад опухоль пошла выше, к бедру, местами почернела и была
близка к гниению. Заярконский боялся, что дело кончится ампутацией, и не
чаял поскорее выбраться из этой проклятой дыры, где о хирургической
операции, не могло быть и речи.
* * *
После непродолжительного совещания в рамках министерства внутренних дел,
Когаркин в официальном порядке обратился к премьеру, чтобы вместе с
Хозяином решить вопрос о срочном подкреплении, которое запрашивали
попавшие в беду путешественники.
На сей раз, Когаркин не стал связываться с профессором Хульдаи, как это
он делал раньше, чтобы заручиться поддержкой влиятельных лиц; этот человек
(по последним сведениям) уже ничего не значил в Кнессете. По старой
привычке он продолжал визгливо кричать на экстренных заседаниях о
недопустимости грубого вмешательства в ход истории, но его уже никто не
слушал. В силу снова входил Академик Ашкенази, призывавший правительство
свернуть эксперименты, проводимые институтом Времени, и радикально
перестроить тактику борьбы с химерическими призраками.
"Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы освободить человека
от ненависти, - утверждал он в прессе, - человек, свободный от злых
чувств, свободен также и от страха, тем более перед всякими мифическими
мертвецами"
Народ внимательно слушал опального академика и склонен был верить ему.
Отношения между министром обороны и Когаркиным заметно потеплели, и вопрос
о подкреплении, в котором столь остро нуждались путешественники, был решен
ими совместно с повеселевшим премьером и без визгливого участия Шломо
Хульдаи.
В Прошлое срочно снарядили десант армейских командос, под началом майора
Кадишмана. После мучительной Одиссеи в Одиночный мир ему очень не
хотелось отправляться в "неизвестное измерение", но он был единственный
человек, знавший герцога в лицо, и начальство решило, что лучшей
кандидатуры не сыскать.
Не обошлось тут, конечно, без моральной поддержки профессора Ашкенази,
вступление которого в должность председателя Чрезвычайной комиссии по
делам национальной безопасности было делом нескольких дней.
* * *
Кровавая схватка в больнице продолжалась.
Задыхаясь от страшного захвата, Гавриэль пытался достать не слишком
приветливого родственника прикладом, но тот только покруче затянул петлю
на шее своего пленника. К этому времени к театру военных действий подоспел
сержант Альтерман. Культурный досуг в обществе жены, неожиданно сорвался;
актера игравшего "Идиота" нашли задушенным в гримерной. Спектакль пришлось
отменить и недовольная публика села в армейский автобус, который под
присмотром солдат развез их по домам. Проводив огорченную жену, сержант
немедленно вернулся на объект и сразу был, втянут в побоище.
Альтерман первый открыл огонь и меткой очередью привел генерала в
замешательство. Потрясенного ветерана зашатало, словно гнилое дерево от
резкого порыва ветра, но на ногах он устоял. Приблизиться к дедушке,
сержант не посмел, памятуя о затянутом в могилу командире. Хильман
оказался более чувствителен к пулям, нежели герцог и его можно было
ошеломить по крайней мере, автоматной очередью. Но стрелять в деда
повторно Альтерман не решился. Хильман использовал Гаври как живой щит, и
пока сержант искал удобную позицию, дедушка, проявив удивительное
проворство, вцепился зубами в горло молодого человека и разорвал его.
Подоспевший армейский патруль набросил на людоеда стальную сеть, которую
ему не удалось порвать, несмотря на чудовищную силу. Обезглавленный Румын
все еще извивался в регистратуре, словно оторванный хвост ускользнувшей в
последнее мгновение от преследователя змеи.
Из-под операционного стола смущенно выползла ошарашенная голозадая пара,
так и не сумевшая осуществить задуманную ими любовную связь. Кто-то
бережно накрыл простыней уже застывшее тело Гавриэля.
В это хмурое ненастное утро герцог был зол и мрачен как никогда.
С недавних пор ему стала мешать ревнивая королева, и он решил убрать ее.
Он со стыдом вспоминал, как накануне был вынужден целовать холодные ноги
своей благодетельницы, умоляя простить ему "постыдную сцену " в кабинете
покойного короля.
После непродолжительной бурной близости с ней, которую он предпринял для
демонстрации своей безграничной преданности английской короне, он вышел из
аудиенц-зала навсегда прощенным ею и подал условный знак верному
лорду-распорядителю, давно уже приготовившему предательское оружие.
Де Брук, дождавшись глубокой ночи, украдкой вошел в опочивальню Ее
величества и обнажил меч. "Все-таки продал свою госпожу, грязная собака!"
Самойлова Елена
Махров Алексей
Перумов Ник
Глуховский Дмитрий
Контровский Владимир
Перумов Ник