американки, верные своим обычаям и свободные от надзора "мутавы" -
саудовской религиозной полиции, регулярно загорали в одних бикини за
невысокими загородками, которые они воздвигли вокруг своих палаток.
кузовом. Настоящий патриот попадал из своей палатки на взлетно-посадочную
полосу, только стоя на цыпочках в кузове такого грузовика и делая огромный
крюк, чтобы проехать по улице женского персонала и убедиться, что его
дорогие соотечественницы сохраняют отличную форму.
гражданскому долгу дело не заходило.
Объединенных Наций потребовала от Саддама Хуссейна вывода иракских войск из
Кувейта до 16 января. Багдад по-прежнему отделывался вызывающими
декларациями. Впервые стало очевидным, что дело идет к настоящей войне.
Тренировочные полеты стали насущной необходимостью.
ярко светило солнце. В обеденный перерыв фрейлейн Харденберг, как обычно,
покинула здание банка и неожиданно для самой себя решила не ходить в
привычное кафе, а вместо ленча купить несколько бутербродов в городском
парке, в нескольких кварталах от Балгассе.
для этого брала бутерброды из дома. А 15 декабря она не запаслась ничем.
фрейлейн Харденберг, одетая в опрятное твидовое пальто, решила, что если
природа дарит ей, хотя бы на один день, частичку Altweibersommer - венского
бабьего лета, грешно не воспользоваться такой возможностью и не посидеть в
парке.
Рингом. В одном из его уголков размещался салон Хюбнера - ресторан со
стеклянными стенами, напоминавший ей небольшую консерваторию. Здесь в
обеденное время маленький оркестр играл мелодии Штрауса - самого венского из
композиторов.
соседству и бесплатно наслаждаться музыкой. К тому же в центре парка под
каменным сводом стояло изваяние самого великого Иоганна.
скамейку, согретую солнечными лучами, и лениво жевала, прислушиваясь к
мелодиям вальса.
могла, когда к ней обращались незнакомцы. Она недовольно покосилась на
нахала, осмелившегося нарушить ее уединение.
он говорил с акцентом. Эдит уже была готова проявить свою обычную твердость
и снова отвернуться, но в этот момент заметила, что молодой человек держит в
руке иллюстрированную брошюру и показывает на какое-то слово. Эдит
машинально бросила взгляд на брошюру. Это оказалась иллюстрированная
программка к опере "Волшебная флейта".
отвечать, просто встать и уйти. Она начала заворачивать недоеденные
бутерброды.
немецкий, но совершенно не знаю итальянского. Это значит музыка, да?
оперу, но мне она очень нравится.
заворачивать оставшиеся бутерброды.
из "Die Zauberflote".
был, этот юноша, он ужасно нахален. Она чуть было не разговорилась. Сама
мысль о чем-либо подобном была ей противна.
изучению своей программки. - Мне нравится Верди, но, кажется, я все же
предпочитаю Моцарта.
повернулась к молодому человеку, а тот именно в этот момент поднял глаза и
улыбнулся очень застенчивой, почти умоляющей улыбкой. На Эдит с собачьей
преданностью смотрели карие глаза с такими ресницами, за которые любая
фотомодель отдала бы полжизни.
композиторов.
сочинял музыку.
существовало.
короткий поклон.
вам за помощь.
закончить ленч там. Она была ужасно сердита на себя. Сейчас разговоры с
незнакомыми молодыми людьми в парке, а дальше что? С другой стороны, это
всего лишь студент-иностранец, который искренне хочет узнать побольше о
венской опере. Ничего плохого в этом нет. Но хорошенького понемножку. Эдит
прошла мимо афишы. Ну конечно, через три дня в венской опере будет
"Волшебная флейта". Кто знает, может быть, посещение оперы входило в
программу обучения молодого человека.
ни разу не была в венском Opernhaus. Конечно, она заходила в здание днем,
когда оно было открыто для всех, но билет в партер всегда оставался для нее
несбыточной мечтой.
передаются из поколения в поколение, они доступны лишь очень богатым. Иногда
билеты можно было достать по знакомству, а нужных знакомств у Эдит тоже не
было. Впрочем, даже обычный разовый билет был ей не по средствам. Она
вздохнула и вернулась на рабочее место.
затянули серые тучи. Эдит стала обедать в своем обычном кафе, всегда за
одним и тем же столиком. Она была очень аккуратной женщиной, а во многом
даже рабой собственных привычек.
села за свой столик и краешком глаза заметила, что соседний столик тоже
занят. Там лежали два-три учебника - ей и в голову не пришло прочесть
названия, - а рядом стоял недопитый стакан воды.
столику вернулся владелец учебников. Он сел, потом осмотрелся и, узнав Эдит,
издал возглас удивления.
заказанное блюдо. Эдит оказалась в ловушке. А молодой человек никак не мог
угомониться.
обычный ресторанный гомон. Что тебя тревожит, Эдит? Что плохого в вежливом
разговоре, хотя бы и с иностранным студентом? Интересно, что сказал бы repp
Гемютлих? Он, конечно, не одобрил бы.
я вернусь домой и буду помогать развитию моей страны. Простите, я не
представился, меня зовут Карим.
Карим?
университете, что в двух кварталах отсюда, за Кертнер-рингом, должно быть,
много арабов. Большей частью это были ужасные люди, уличные торговцы, они
продавали ковры и газеты в открытых кафе и не хотели уходить, даже когда их
прогоняли. Этот молодой человек казался вполне респектабельным. Может быть,
из хорошей семьи. Но все же... араб. Эдит закончила ленч и жестом попросила
счет. Пора оставить этого молодого человека, хоть и исключительно вежливого.
Для араба.
несколько шиллингов.
людей. Не будешь знать, куда пойти, когда аплодировать.
достанете билета.
Черепнин Владимир
Жюль Верн
Конан-Дойль Артур
Быков Василий
Сертаков Виталий
Бажанов Олег