чистого железа, золотая ладья, быки из листового золота... Работа, конечно,
потрясающая... Оружие, доспехи, посуда... Там ведь целые завалы! Надо
смотреть, изучать. Конечно, все это интересно... Все колчаковское золото там
так в нераспакованных ящиках и лежит. Знаешь, и подобная бесхозяйственность,
даже там. Все свалено в кучах, как металлолом в чермете. Мне старичок гой
говорит: когда-то порядок был, следили, да лет двести назад сильный
подземный толчок был, все и повалилось. А иную вазу с пола поднять да на
камень поставить- человек пять надо... Но это так, оправдание. Золото партии
как привезли, в гору свалили, так и лежит.
Но мне это понравилось, понимаешь? Это тоже факт - какое-то презрение к
золоту!
кассой?.. И умер тут, совсем недавно, в восемьдесят пятом, и похоронен, как
изгой. Даже могилу показали...
других проблем нет... Краевед нашелся, юный следопыт. Я тебе говорю, у гоев
есть презрение к золоту, понял? Что это значит?
отупел от новостей и информации.
обиделся Иван Сергеевич.- Дай хоть подумать...
это так себе, капитал...- Мамонт на миг стал яростным и веселым.- Есть, есть
у них еще что-то! Они меня сунули в пещеру, думали, посмотрю и успокоюсь и
уеду восвояси... А у меня еще больше вопросов! Я в самом деле теряю разум...
Но вот, например, ты знаешь, кто такой Атенон?
войти изгою в сокровищницу! Но почему тогда к золоту меня водил не Атенон? А
какие-то исполнители, что-то вроде сторожей... А это значит, есть еще одна
сокровищница! Нет, я хоть и изгой, да едал кое-что послаще морковки!
логику ситуации.
Обманули меня! Изгоя можно обманывать. Можно крикнуть ему или показать - вон
там свет, иди! Приходишь - опять тьма. Ты мне скажи лучше, почему у тех, кто
охраняет золото, со здоровьем все в порядке, ни один суставчик не вспух? А
откуда берутся Варги и Авеги? Чего это их на "голгофах" по две недели
распинают? Отчего они слепнут? И что это за соль, которую добывают в пещерах
и носят на реку Ганг?!
отблескивало под светом тусклых двенадцативольтовых ламп. Оно было всякое;
этому металлу придавали самые причудливые либо изысканные формы. Его
вытягивали в тончайшие сосуды, отливали в тяжелые отшлифованные шары, одетые
в замысловатую скань, его обращали в жезлы, в посохи, заковывали в булат,
чеканили монету или просто делали слитки, невзрачные, угловатые предметы. Но
в любой своей ипостаси золото оставалось золотом - тяжелым, неподъемным
грузом. Когда-то оно стояло на деревянных и каменных помостах, устроенных
вдоль стен залов, но дерево состарилось, не выдержало давления тысячелетий,
даже камни стремились сбросить с себя его тяжесть, и все теперь лежало на
полу, вытекало из разорванных деревянных бочонков и медленно погружалось в
пыль.
независимо от старости золота, была одна и та же картина. Золото давно
утратило ту свою суть, которую придал ему человек: из огромных жертвенных
чаш не курился благовонный дым, из кубков, рогов и братин давно никто не
пил, никто не ел из золотых блюд, не поднимал над головой выносной крест, не
брал в руки золоченые мечи и сабли, не считал монеты, рассчитываясь за
товар. Металл снова обратился в металл, хотя еще сохранял форму. Он был
мертв, ибо мертвый человек тоже не теряет своего образа...
тяжелыми деревянными дверями. И после золотой мертвечины Русинов оживился,
рванул на себя одну, другую, третью, желая увидеть нечто живое, нестареющее,
вечное.
почти до краев наполненные водой. Капли ее медленно стекали по каменным
сосулькам и с мелодичным звуком падали вниз - одна в три минуты. И наверное,
столько же ее испарялось за это время, посколь-ку ни один сосуд не
переполнялся. Русинов осторожно на-брал пригоршню воды, чтобы плеснуть себе
в лицо, и ощу-тил, что вместе с влагой в ладонях оказалось что-то невидимое,
твердое и царапающее, как битое стекло. Он вылил воду меж пальцев и поднес
руки к свету лампочки: алмазы напоминали ледяное крошево.
двери, лампы, и так тусклые, стали совсем угасать- аккумуляторы заметно
сели. Он опустился на поленницу слитков, на которых была выбита свастика и
паспорт- вес, проба, порядковый номер,- и только теперь понял, что искать
больше нечего. То, что называли "сокровищами Вар-Вар", лежало перед ним. Но
вместо неуемной радости и восторга чувствовалась усталость, пустота и
какая-то непривычная злость предательски обманутого человека. Дверь тихо
отворилась - на пороге стоял старик гой в растоптанных валенках, меховой
безрукавке, седенький, добродушный и физически немощный.
заговорил он.- Возле золота опасно долго-то быть. Я вот сюда почти никогда
не вхожу.
Старик затворил дверь, закрутил ее трубой, выключил свет.
там больше суток бродил. Поди, притомился, оголодал...
жадностью хлебал щи. Но не потому, что чувствовал голод: здесь, в замкнутом
пространстве тесного жилья, теплилась настоящая жизнь, пусть и трепещущая,
словно догорающая свеча. Здесь не так ощущалась мертвечина, воплощенная в
золото. Связь со всем остальным подземным миром заключалась в небольшом
электрическом рубильнике на стене: с одной стороны к нему подходили провода,
собранные в жгут, с другой - два кабеля от аккумуляторов, стоящих на
подставке и укрытых пластмассовой крышкой. Старик гой жил здесь, по сути,
как смертник, ибо в критической ситуации обязан был перекинуть ручку
рубильника, замкнуть цепь и взорвать все подземелье.
первый раз входишь - можно и заболеть. Когда его мало- оно красиво, а когда
скапливается много - опасно. Сюда уже ничего нельзя вносить, иначе и
наверху, под солнцем, жить станет невозможно. Даже гои болеть начинают, а уж
изгоям-то совсем худо. Не зря золото рассеяно по всей земле. Кто забудет об
этом да начнет собирать все к себе - оттуда и начнется смерть. Человек
скопит много - смерть человеку, а народ какой - так всему народу. Так
рушились все империи мира. От радиации можно спастись в свинцовой оболочке;
от золота защиты нет...
Презирают, но собирают его, тем самым лишают жаждущих создать суперимперию
политиков возможности собрать этот металл в одних руках. Пока значительная
его доля будет находиться здесь, в пещерах, и попираться ногами, ни одному
безумцу не удастся привести мир к гибели и катастрофе. Тысячелетиями они
изымали из обращения золото, ибо, потеряв свое символическое, ритуальное
предназначение, оно становилось оружием. Это был тот самый яд, который в
малых дозах мог стать лекарством, а в больших - принести смерть. У гоев
действительно было иное мышление, иная логика поведения, ибо за всю историю
они ни разу не воспользовались им как оружием. А могли! Могли совершить то,
что замышлялось в мире уже не единожды, - выбросить на рынок огромное
количество золота, свести его ценность к ценности обыкновенного железа и тем
самым разрушить и денежные системы, и экономику мира. Потом проделать то же
самое с алмазами и, по сути, утвердить мировое господство. Но мыслить так, а
тем более осуществлять подобное могли только изгои - люди, потерявшие
способность нести свет.
и, напротив, охлаждало горячий, воспаленный разум. Однако выбравшись на свет
Божий, под яркое, слепящее солнце, он почувствовал всю легковесность своих