Стоило пошутить - из небытия появлялся призрак генералиссимуса. Этакий Адольф
Виссарионович Пол Пот. Или Бенито Броз Шикльгрубер.
отретушированных, пересекали его левую щеку от уха до подбородка. Да и
знаменитые усы дергались отнюдь не от тяжких дум, навеянных государственными
заботами, а от неудобства, вызываемого этими незаживающими ранами.
всякого сомнения, существовала некая мистическая связь. Никакого покушения
скорее всего и не было. Просто клеймо, наложенное Дашкой на лютого беса, легло
и на его двойника, сеющего зло в срединном мире.
донесение Додика Сироткина, но Синякову все это уже было совершенно
безразлично.
Синякова что-то заскреблось - не иначе как на волю просилась какая-то толковая
мыслишка. Как это всегда бывает в редкие минуты озарения, груды ничем между
собой не связанных фактов, обрывки чужих фраз и собственные путаные
умозаключения сложились вдруг в четкую и ясную картину, лишь кое-где скрытую
туманом догадок.
копошились вырванные из родной стихии бесы. Истинный источник беды был здесь,
рядом, в десятке шагов от Синякова. Именно Воевода - человек с сущностью
дьявола или дьявол, обретший человеческую плоть - вызвал из небытия подлое и
кровавое прошлое, уже успевшее стать мистической Тенью, но вновь овеществленное
его волей, помноженной на волю сотен тысяч преданных почитателей, по причине
своей душевной убогости не способных отличить добро от зла.
опозоренном, истертом задами многих неправедных владык, ныне восседал злой маг.
Один из тех оборотней, которые то и дело всплывают в водовороте истории, чтобы
вновь и вновь ввергать народы в бездну кровавой вакханалии, как бы она там ни
называлась: революцией, реформацией, гражданской войной, расколом или смутой.
рассеянную в пространстве электрическую энергию, так и эти люди-молохи
накапливают мировое зло, издревле поселившееся в этой несчастной вселенной...
сверхчуткого на любую опасность, насторожиться. Окинув пристальным взором свое
окружение, он сразу обратил внимание на неприметного человека в скромном,
слегка помятом костюме, оставшегося стоять у дверей в окружении секретарей,
охранников и референтов.
видеть людей насквозь, сразу угадал в Синякове смертного врага, а тот, в свою
очередь, понял, что малейшее промедление чревато самыми печальными
последствиями. Хищник, пусть даже питающийся не плотью, а духовной энергией
своих жертв, всегда опасен, но хищник раненый опаснее стократ, тем более если
он не знает, кто именно покусился на него. Уж здесь пощады не будет ни правым,
ни виноватым, ни безвредным зверушкам, ни другим хищникам, чуть менее сильным и
жестоким.
всех жителей этого города, чьи души под воздействием зла еще не очерствели
окончательно.
сразу налилась, понял, что действует правильно. Иголка вспыхнула багровым
светом и понеслась к Воеводе с силой и скоростью, которые человеческая рука
никогда не смогла бы ей придать.
смысле этого слова. Стоило только Воеводе небрежно взмахнуть десницей, как
иголка немедленно разлетелась на части, каждая из которых, оставляя дымный
след, бессильно закувыркалась в воздухе. Эта печальная картина напоминала в
миниатюре сцену гибели космического челнока "Челленджер".
сего момента еще стремившееся маскироваться под свои антиподы, не было связано
никакими условностями. Более того, формально оно получило право защищаться
любыми способами. Гибель грозила не только Синякову, но и всем, кто был хоть
как-то связан с ним, а в первую очередь - холую Мартынову, попавшему в им же
самим расставленные сети.
созерцал подвластный ему город, рассыпались на осколки столь мелкие, что
создалось впечатление, будто бы они (то есть стекла) вообще испарились.
Причиной тому был не взрыв, не порыв бури и не град булыжников, против которых
трехслойное бронестекло наверняка устояло бы, а нечто совсем иное.
верной подружке, в последнее время демонстрировавшей не совсем обычные (это еще
мягко сказано) способности?
только добралась сюда на второй или даже третий этаж?). Раньше Синяков и
представить себе не мог, что растрепанная девчонка в ситцевых шортиках способна
внушить такой страх. Если от Воеводы исходил смертный холод, то она излучала не
менее опасный для окружающих смертный жар, на глаз воспринимавшийся как
слепящее, мятущееся сияние. Временами даже казалось, что за ее спиной трепещут
могучие и грозные крылья.
удобно только гвозди заколачивать, а полусекретные "ПСМ", бьющие наповал даже
касательным попаданием), но так и не сообразили, в какую сторону нужно палить.
Наверное, Дашку мог ясно видеть один только Синяков, ну, возможно, еще и сам
Воевода, как и все твари его породы, наделенный магическим зрением.
вот-вот должна была взорваться многопудовая бомба. В дверях возникла давка.
Воевода, у которого здесь наверняка имелся свой персональный тайный ход,
благополучно исчез. Сообразил, гад, что тягаться с этой девчушкой не под силу
даже ему.
успел оценить глубину пропасти, разверзнувшейся за карнизом, они уже летели
вниз. У Синякова, всегда недолюбливавшего высоту, перехватило дух, как это
бывает иногда в страшном сне, однако приземление произошло вполне благополучно
- не иначе как помогли незримые Дашкины крылья.
такой прытью, какой Синяков и от себя-то не ожидал, а уж от сопливой девчонки -
и подавно.
свидетельствовали еще дымящиеся окурки, впопыхах оброненные курильщиками, да
недопитая бутылка вина, забытая на скамейке, что, учитывая менталитет нашего
народа, вообще ни в какие ворота не лезло. Беспричинный ужас, который Дашка
внушала как бесам, так и людям, теперь, очевидно, сопровождал ее повсюду.
аппетитную голенькую бабенку, к пухлым порочным губам которой тянулся своим
рылом бронзовый дельфин. Синяков задыхался, как астматик, которого заставили
тягаться в беге со скаковой лошадью. Дашка, напротив, выглядела так, словно
сегодня и лишнего шага не ступила.
монахини, долгое время изнурявшей себя строгим постом. Под нежной фарфоровой
кожей совсем не ощущался ток крови. Взор девушки был сух, горяч, странен и как
бы обращен совсем в другие дали.
должна уйти... Меня тянет туда... - она подняла взор к небу. - Мы, наверное,
никогда больше не увидимся...
почему-то не решился. - Ты немного не в себе. Это скорее всего из-за смерти
Дария. Скоро все пройдет.
проходит. Какая-то моя часть уже там. Ты сам виноват, милый... Не надо было
посылать меня в скитания по иным мирам. На преисподнюю я только одним глазком
глянула, а потом меня потянуло совсем в другую сторону. А в следующий раз мы
вообще потеряли друг друга. Не принимала меня больше преисподняя. Когда камень
идет на дно, пушинка при всем своем желании не может последовать за ним. Ветер
подхватит ее и унесет к облакам... С каждым разом силы, удерживавшие меня в
этом мире и в этом теле, - она обхватила себя за плечи, - слабели... Сейчас,
чтобы приобщиться к сонму потусторонних существ, мне не нужен ни дым твоего
снадобья, ни стук бубна... Я как воздушный шарик, который держит слабая детская
рука. Впрочем, мне давно предрекали такую судьбу... Прости, но я больше не
смогу помогать тебе. Надейся только на себя. В этом облике мне остается
существовать считанные мгновения...
пусть не сердцем, а рассудком, - что ничего уже не изменить. Нельзя помешать
куколке превратиться в бабочку. Невозможно запретить человеку. На которого
снизошла благодать, стать небесным созданием...
прошептали ее побелевшие губы.
пустая ненужная оболочка, сброшенная улетевшей бабочкой...
к зданию следственного изолятора, где его сейчас, наверное, никак не ожидали.
черт знает кому принадлежавший ранее, еще оставался в дежурке. Выглядел он и
без того удрученно, а при виде добровольно вернувшегося узника вообще обалдел-
чрезвычайном происшествии в резиденции Воеводы, несомненно, уже дошла сюда.
Березин Федор
Маркеев Олег
Куликов Роман
Мурич Виктор
Суворов Виктор
Шилова Юлия