оплачены индийским институтом... Я вовсе не шучу, - добавил Гирин на
иронически недоверчивый взгляд Симы. - Вы знаете, что я не принадлежу
к острякам, а сейчас речь идет о самом важном в моей жизни.
малых чинах, вы можете поехать со мной только в одном качестве - жены!
раскрывшихся глазах Гирин прочитал испуг, радость и что-то похожее на
досаду или разочарование.
ведь все к тому шло, и я...
положила кончики пальцев на губы Гирина.
Наверное, я испорченная.
радость - и сразу огорчение. Почему так?
нагнулся, схватил ее. Продолжая смеяться, он высоко подбросил ее,
поймал и крепко прижал к груди.
вытянулась на руках Гирина, целуя его. Прошло много времени, прежде
чем он опустил Симу на землю.
бездонных и огромных, тех самых пресловутых погибельных омутов, о
каких мечтает с начала человеческого рода каждый добрый молодец.
глаза, Сима, - мне надо было догадаться еще в Никитском саду, а я не
поняла даже после того, как видела битву с Дерагази. Вы боялись
своего... влияния, да, верно? Верно, Иван, мой милый? Ты милый, -
громко повторила Сима, прислушиваясь к звучанию слов.
волосы, и снова поцеловал ее так крепко, что Сима опять замерла, как
коненковское изваяние.
вывезет по глине. Быть нам мокрыми!
отвести с лица запутанные ветром черные пряди.
головой. Гирин понесся наперегонки с ветром, пока шоссе было сухим, но
все же не успел спастись от дождя. Уже перед самой Москвой ливень,
шумный, яростный и теплый, обрушился на них, вымочил до нитки. Сощурив
глаза и едва различая дорогу, Гирин был вынужден свернуть к краю шоссе
и замедлить ход, а мокрая Сима, прижавшись щекой к его спине, пела
весело, как бы дразня непогоду:
аккомпанемент словам.
чай!
вошел, неся чайник. С Симой, уютно свернувшейся в клубок, его комната
стала совсем иной. Таково было свойство Симы придавать окружающим
предметам какую-то подчеркнуто особенную прелесть. Узкая,
непримечательная речка с Симой на берегу делалась вдруг значительной,
таинственной, наполнялась солнечной приветливостью.
таинственности и загадочности места, жилища или особенно человека,
свойственное всем романтикам, вызвано ожиданием глубины,
необыкновенности, разнообразия. Если же за первым впечатлением
открывается нечто мелкое, как блюдце, то получается реакция
разочарования, то есть устойчивое торможение, тем более сильное, чем
сильнее были ожидания. А с Симой - чувство новизны и глубины всегда
сопутствует ей. Возникает ли это из ее особенной сдержанности или
миража в любящих глазах? Во всяком случае, теперь понятно, откуда у
древних славян была вера в существование прекрасных волшебниц лесов и
полей, называющихся "девами жизни", позднее русалками, которые
передавали человеку радость жизни и силу природы".
даром судьбы, милостью богов. А на самом деле они лежат в основе
здоровой человеческой души, возникают в человеке. Следовательно, он
сам дарит себя этими благами.
Впрочем, может быть, и нет никакой такой особой способности, а все
дело в обстоятельствах, отмыкающих запертую психическую силу.
как будто перешагнув за черту привычной, знакомой жизни. Все
физические и душевные силы необычайно напряжены и сосредоточены лишь
на одном, а все остальное воспринимается приглушенно, как бы стороной,
и в то же время очень остро и тонко. Появляется безразличие ко всему,
кроме единственной цели. Нет, пожалуй, не безразличие, а скорее
колдовское бесстрашие перед властью жизни, той, что сковывает
человека, определяя его поступки.
чувство близости смерти. То ли волшебная страна, то ли смерть. Один
шаг отделяет тебя от той или другой, и не знаешь, может это одно и то
же? Кажется, что можешь умереть в любую последующую минуту, но это
вовсе не страшно, наоборот, притягательно.
вспомнят свои полудетские чувства первого прикосновения двух
влюбленных...
бывает особенно хорошо, кажется, что можно тут же умереть. И пусть, и
не страшно!
моменты наивысших душевных под(r)емов. Наше подсознательное
предупреждает нас, что мы стоим на краю и перетянутая струна жизни
вот-вот готова лопнуть. Интересно, что абсолютно отсутствует всякий
страх смерти. Вместо него приходит чувство единения со всем миром,
чистоты и прозрения. Ты читала прекрасную книгу австрийского геолога
Тихи "Чо-Ойю, милость богов"?
маленькой и легко снаряженной экспедицией на один из еще не покоренных
гималайских гигантов, Чо-Ойю (Богиня бирюзы), высотой восемь тысяч
двести метров. Только отчаянным порывом, с безмерным напряжением сил
храбрые шерпы и австрийцы взяли вершину. Тихи понимал весь риск этого
похода и то, что он закончился победой, счел подарком судьбы,
"милостью богов". Вот что он пишет о дне взятия вершины.
шерпа-альпиниста на фоне снежных вершин и прочитал:
небо Тибета... Мы достигли "зоны смерти" - высоты восьми тысяч метров.
Этот термин не выдуман жадными до сенсаций журналистами, его ввели
врачи, установившие, что на этой высоте в организме человека, если не
применять кислорода, может остановиться обмен веществ, то есть
наступит смерть. Процесс необратим..."
От Симы не укрылся их необычный блеск, выдававший волнение. - "Как ни
труден каждый шаг на высоте, как ни задыхались мы, тем не менее
испытывали самое большое и счастливое приключение. Возможно, причиной
этого являлась чисто физическая близость неба, сознание, что мы
достигли границ нашего мира. Возможно, нехватка кислорода заставляла
извилины мозга работать по-другому...
лед, скалы и я стали неделимым целым. Мне казалось, что я перешел
через границу реального мира и достиг мира с другими законами. И я