Эксперимент. За всеми этими нашими поносами и склоками мы о нем забыли, но
на самом-то деле... Елки-палки, да что тут такого? Ну, статуи, ну,
ходят... А здесь у нас библиотека! И знаешь, какая любопытная картина
выясняется: люди, которые здесь жили, - наши современники, двадцатый
век...
парочка еще не видела статуй по-настоящему. Посмотрим, как они запоют,
когда увидят. Правда, Немой тоже как-то странно...
времени у нас нет. Будем проходить мимо тракторами - навалите хоть целую
волокушу. А сейчас пошли. Я обещал вернуться к отбою.
неловкостью думал он, распахивая двери подъезда и выходя на улицу первым,
чтобы никто не мог видеть его лица. И ведь не солдат, не шоферюга
какой-нибудь, думал он, шагая по раскаленному булыжнику. Это все Фриц,
думал он со злостью. Объявил, понимаешь, что нет больше никакого
Эксперимента, а я и поверил... то есть не поверил, конечно, а просто
принял новую идеологию - из лояльности и по долгу службы... Нет, ребята,
все эти новые идеологии - это для дураков, для массы... Но ведь и то
сказать: четыре годика жили - ни о каком Эксперименте и не вспоминали,
других дел было по горло... Карьерку делали, ядовито подумал он. Ковры
доставали, экспонатики для личных коллекций...
была там - грозила полуметровым черным пальцем, неприятно ухмылялась
жабьей пастью. Я, мол, вас, сук-киных котов!..
на собственные короткие уродливые тени, пот соляной коркой застывал на лбу
и на висках, и даже Изя перестал уже трепаться о крушении каких-то там
своих стройных гипотез, и даже неутомимый Пак уже приволакивал ногу -
подошва оторвалась, а Немой время от времени широко разевал черный рот и,
высунув страшный обрубок языка, принимался часто-часто, как собака,
дышать... И ничего больше не происходило, только один раз Андрей, не успев
совладать с собой, вздрогнул, когда, подняв случайно глаза, увидел в
распахнутом окне четвертого этажа огромное позеленевшее лицо, уставившееся
на него слепыми выпученными глазами. Что ж, зрелище и в самом деле было
жуткое - четвертый этаж и пятнистая зеленая харя во все окно.
диковинный лес. Как пни были понатыканы на ней постаменты - круглые,
кубические, шестигранные, звездообразные, в виде каких-то абстрактных
ежей, артиллерийских башен, мифических зверей - каменные, чугунные, из
песчаника, из мрамора, из нержавеющей стали, даже, кажется, из золота... И
все эти постаменты были пусты, только в полусотне метров впереди голову
крылатого льва попирала обломанная выше колена голая нога в человеческий
рост, босая, с необычайно мускулистой икрой.
мутным маревом, а справа, под самой Желтой Стеной, виднелись искаженные
потоками горячего воздуха очертания длинного приземистого строения с
фасадом из тесно поставленных колонн.
трубки... - и спросил: - А куда они, собственно, все подевались?
кажется, Немой. Потом Пак сказал:
а Изя произнес с каким-то возмущением:
их тогда почти не видели? Их же здесь должны быть тысячи, тысячи!..
- Как же мы здесь пройдем с нашими тягачами? Тут же никакой взрывчатки не
хватит - эти надолбы подрывать...
обрывом.
булыжнику, который был здесь разбит и искрошен в мелкий щебень, в белую
пыль, ярко мерцающую на солнце. Время от времени они приостанавливались и
то пригибались, то становились на цыпочки, чтобы прочесть надписи на
постаментах, и надписи эти были странными до того, что от них брала
оторопь.
СПАСЛО МАЛЫХ СИХ. - ВЗВИЛОСЯ СОЛНЦЕ, И ПОГАСЛА ЗАРЯ ЛЮБВИ, НО. И даже
просто: КОГДА! Изя хохотал и гукал, бил кулаком в ладонь, Пак улыбался,
качая головой, а Андрею было неловко, он чувствовал неуместность этого
веселья, даже неприличие какое-то, но ощущения его были неуловимы, и он
только терпеливо торопил: "Ну, хватит, хватит, - повторял он. - Пошли. Ну,
какого черта? Опаздываем же, неудобно..."
развлекаться. А они все задерживались и задерживались, водили грязными
своими пальцами по выбитым строчкам, зубоскалили, ерничали, и он махнул на
них рукой и почувствовал большое облегчение, когда обнаружил, что голоса
их остались далеко позади и слов разобрать нельзя.
В конце концов, я что-то не помню, а приглашали ли их? Что-то там было
сказано про них, но что именно? То ли просили быть в парадной форме, то ли
просили, наоборот, не быть вообще... Ах, какое это теперь имеет значение?
Ну, в крайнем случае, посидят внизу. Пак еще туда-сюда, а Изя вдруг начнет
придираться к слогу, не дай бог, еще сам полезет говорить... Нет-нет, без
них лучше, правда, Немой? Ты держись у меня за спиной, вот здесь, справа,
да поглядывай хорошенько! Тут, брат, хлопать ушами не приходится. Не
забывай: мы здесь в стане настоящих оппонентов, это тебе не Кехада и не
Хнойпек, на вот, возьми автомат, мне нужна свобода движений, и вообще
лезть с автоматом на кафедру - я ведь, слава богу, не Гейгер... Позволь, а
где же мои тезисы? Вот тебе и на! Как же я без тезисов?..
выщербленными ступенями, оскалившимися ржавой арматурой, из-за колонн
несло ледяным холодом, там было темно, оттуда пахло ожиданием и тленом, а
гигантские золоченые створки были уже отворены, и оставалось только войти.
Он зашагал со ступеньки на ступеньку, внимательно следя за собой, чтобы -
упаси бог! - не споткнуться, не растянуться здесь, на глазах у всех, он
все ощупывал свои карманы, но тезисов нигде не было, потому что они,
конечно, остались в железном ящике... нет, в новом костюме, я ведь хотел
надеть новый костюм, а потом решил, что так будет эффектнее...
темный вестибюль. Что же там у меня было, в моих тезисах? - думал он,
осторожно ступая по скользкому полу черного мрамора. Кажется, во-первых,
про величие, весь напрягаясь, вспоминал он, чувствуя, как ледяной холод
заползает ему под рубашку. Здесь было очень холодно, в этом вестибюле,
могли бы предупредить, все-таки не лето на дворе, песком могли бы, между
прочим, посыпать, руки бы не отвалились, а то того и гляди затылком здесь
навернешься...
Во-первых, о величии, думал он, устремляясь в совсем уже темный коридор.
Вот это другое дело - ковер. Догадались! А факельщиков, конечно, поставить
не сообразили. Всегда у них здесь так: либо поставят факельщиков или даже
юпитера, либо - вот как сейчас... Таким образом: величие.
Архимед. Очень хорошо! Сиракузы, эврика, бани... в смысле, ванны. Голый.
Дальше. Атилла! Дож венецианский. То есть я прошу прощения: это Отелло -
дож венецианский. Атилла - гуннов царь. Едет. Нем и мрачен, как могила...
Да чего там далеко ходить за примерами? Петр! Величие. Великий. Петр
Великий. Первый. Петр Второй и Петр Третий не были великими. Очень может
быть потому, что не были первыми. Великий и первый чрезвычайно часто
выступают как синонимы. Хотя-а-а... Екатерина Вторая, Великая. Вторая, но,
тем не менее, великая. Это исключение важно отметить. Мы часто будем иметь
дело с исключениями такого рода, которые, так сказать, только подтверждают
правило...
нижнюю губу, несколько раз прошелся взад и вперед, каждый раз изящно
огибая свой табурет. Потом он отодвинул табурет ногой, уперся напряженными
пальцами в стол и, сдвинув брови, поглядел поверх слушателей.
как шоссе. Дальнего конца его не было видно, в желтоватом тумане мигали
там колеблемые сквозняком огоньки свечей, и Андрей с мимолетной досадой
подумал, что это, черт возьми, непорядочно, что уж кто-кто, а он-то должен
был бы иметь возможность видеть, кто там - на том конце стола. Видеть его
гораздо более важно, чем этих... Впрочем, это не моя забота...
по обе стороны стола, повернув к нему внимательные лица - каменные,
чугунные, медные, золотые, бронзовые, гипсовые, яшмовые... и какие там еще