во всем Московском княжестве. И тем также снималась у него с души тяжкая и
трудная обида судьбою казненного Ивана Вельяминова.
седую тьму времени, к началу века, пролитая кровь Акинфа Великого и
старинное нелюбие, окружавшее с тех пор в Думе княжеской покойного
Родиона. Сын Клавдии Акинфичны стал рослым, широким молодцем.
Бело-румяное, в каштановой бороде, лицо боярина странным побытом
совместило ту и другую породу - сухощаво-стройных карпатских Несторовичей
и широкомясистых Акинфичей. За ним стоял кованый полк из внуков тех еще
воинов, что привел когда-то на Москву ко князю Даниле старик Нестор. В
дедовых и прадедних бронях, с оружием, добытым в многочисленных боях с
Литвою и Ордой, готовились они ныне выступить на защиту своей новой
родины, ставшей уже, за три-то поколения, почитай отчиною и дединою для
каждого из них!
князья занимали скамьи каждый по роду и месту в Думе государевой;
Окатьевичи и Кочевины были тут же. На почетных местах - Бяконтовы, братья
и племянники покойного митрополита, не показавшие себя в боях, но славные
книгочеи, навычные к посольскому делу и делам правления; Акинфичи, всем
родом, во главе с успешливым нынешним главою своим, боярином Федором
Свиблом: дядья Федора - Владимир, Роман, Михаил Иванычи и братья Свибла -
Иван Хромой, Александр, Остей, Иван Бутурля, Андрей Слизень, Михаил. Почти
все - родоначальники великих родов, участники и творцы грядущей истории
московской. А с ними - потомок Морхини, Григорий Пушка (давший начало
Пушкиным), Владимир Холопище с сыном Григорием, прославившим себя в битве
на Дону, и Давид Казарин.
с сынами Михайлой, Федором и Львом. Все трое выйдут на Куликово поле!
Люди, которые решали тут судьбы страны, не только посылали других на
ратное поле, - сами шли в бой, и знали, и ведали, что не один из них падет
в сече, и, зная это, ведая, торопили битву.
сына знаменитого костромского боярина - уселись рядом с Морозовыми. Иван
привел сыновей: Федора Сабура, Данилу и Ивана Годуна, прародителя
Годуновых. Славный, хоть и трагически проигравший двести лет спустя борьбу
за престол, род костромских вотчинников, крепче многих других сохранявший
в веках родовую спайку и взаимопомощь родовичей, что и помогло им в
Смутные годы, наступившие после смерти безумного Иоанна Четвертого,
досягнуть до вышней власти в стране.
предком победителя Наполеона - были тут же. (И им суждены и лавры, и раны
смертные в многоразличных сражениях грядущих веков.) И Дмитрий Васильич
Афинеев, дочери коего были выданы за виднейших бояр московских, великий и
вотчинами, и значением своим на Москве, глава и опора старомосковского
боярства; и Федор Беклемиш, и Кобылины, все пятеро сыновей покойного
Андрея Кобылы: Семен Жеребец, Александр Елка, Вася Пантей, Гавша и Федор
Кошка - бессменный посол московский в Орде, передавший посольское дело и
сыну своему (единому из пятерых) Ивану, от коего в одиннадцатом колене
явились Романовы, ставшие царями на Руси после того, как истребился род
государей московских, обрушились Годуновы и не усидел на престоле Василий
Шуйский.
и спорах, была связана между собою узами родства и свойства, представляя
как бы единую семью московских вотчинников. Микула Васильич Вельяминов и
великий князь Дмитрий, женатые на родных сестрах, были свояками. Дочь
Микулы, в свою очередь, выходит замуж за потомка смоленских княжат Ивана
Дмитрича Всеволожа. Князь Петр Дмитрич Дмитровский, сын Дмитрия Донского,
женится впоследствии на дочери Полиевкта Васильича Вельяминова. Федор
Андреич Кошка выдает свою дочь за князя Федора Михалыча Микулинского. Иван
Федорович Собака-Фоминский был сыном несчастной княгини
Евпраксии-смолянки, разведенной жены великого князя Семена Гордого. Брат
Свибла, Иван Андреич Хромой, Александр Андреич Белеут, Семен Мелик и Иван
Толбуга, двоюродный брат боярина Ивана Собаки, - все были женаты на родных
сестрах, дочерях боярина Дмитрия Александровича Монастырева, героически
погибшего в битве на Воже, но обеспечившего победу московской рати. У
третьего сына Ивана Мороза, Дмитрия, одна дочь была замужем за Иваном
Семенычем Меликовым, а другая за Юрием Степанычем Бяконтовым,
митрополичьим боярином, племянником известного боярина Данилы Феофаныча.
Дочери боярина Константина Дмитрича Шеи-Зернова были замужем: одна за
Федором Кутузом, другая за князем Александром Федоровичем Ростовским. Это,
действительно, была семья, и как во всякой большой семье не обходилось без
драк, остуд, завистей и споров, но как и во всякой истинной, не
распавшейся всеконечно семье, общая беда сплачивала их всех, заставляя в
трудный час выступать заедино.
местнических обид предоставили они началование над войском Боброку, придав
ему князя Владимира Андреевича, уже доказавшего свой ратный талан. (Да и
так... Со князевым братом... Пристойнее как-то! Никто не зазрит, не
скажет, что местом обойден!) Умели тогда, и честь не порушив, ни счетов
местнических своих, дать место талану воинскому, обеспечивая тем самым
победоносность ратей. Умели! И не скоро разучились еще!
окорачивали бережно, но твердо, не позволяя ему ни осерчать, ни молвить
безлепицы какой. Вот-вот на Москву учнут прибывать дружины из Галича,
Дмитрова, Углича, Юрьева, Стародуба, Белоозера, Волока Ламского,
Звенигорода и Рузы. Вот-вот подойдут ростовские, ярославские, суздальские
и тверские полки (Михайло, к чести своей, и днесь не порушил неволею
заключенного договора с Дмитрием!). Тесно станет в городе и на посаде, в
торгу подымется дороговь. И надобно будет открывать боярские, монастырские
и княжеские погреба, житные дворы и бертьяницы. И всему тому надобны мера
и счет! И на то вс° такожде были назначены Думою дельные управители.
Евдокии сказал, ополаскивая под рукомоем лицо и руки:
тяжело пал на лавку. - Ничто не деитце! Церкву в Коломне свели - пала! И
тута я виноват?! - помотал головою. Смурь какая-то томилась и искала
выхода. Будто снова, как при Алексии, все делалось за него и помимо него.
отмолвила Дуня, подымая на князя свои голубые, точно блюдца, огромные
глаза. - Ладо мой!
тебя, что бы я и творил, донюшка! - подумалось. - Так-то сгадать, может, и
права Евдокия? И Сергий баял о соборном: мол, всей землей...> Все же обида
оставалась, мешала, занозила в сердце, хоть и некогда стало почти в
ближайшие дни думать и страдать, так резко покатили дела.
земли - доносил городищенский наместник - и пешего ополчения было не
собрать (со жнитвом запаздывали на Новгородчине противу Коломны и Москвы)
да и не доправить до Москвы в указанные сроки. Однако обещали подмогу
северские князья - чуть только москвичи перейдут Оку. И самое важное:
рязанский великий князь Олег обещал не вадить Мамаю и тоже подослать
ратных. После всех обид, нанесенных рязанскому князю, это было даже
слишком хорошо. Так, во всяком случае, объясняли ему бояре.
старшина. Гости сурожана, толстосумы московские, понимали достаточно ясно,
кто и зачем ведет Мамая на Москву, и готовились не уступить фрягам. Веское
новогородское серебро, арабские диргемы и немецкие корабленики широким
полнозвучным потоком влились в великокняжескую казну, чтобы тут же
разбежаться деловитыми ручейками в уплату за оружие, ратную справу,
снедный припас и коней. Купцы, оглаживая бороды, толковали о том, что
надобно собирать городовую рать из посадских и молодших приказчиков, и
тоже просили себе оружия и броней.
уряжал приходящие полки. Далеко не все ратные были в сборе, и яснело, что,
пока не сжали хлеб, кметей и не соберешь, во всяком случае - пешую рать,
крестьянское и городовое ополчение. Федор Свибло, Микула Вельяминов,
Морозовы, Зерновы, Данило Бяконтов и князь Владимир Андреич Серпуховский
мотались по градам и весям, собирали полки. Вести шли радостные: никто не
ладил увильнуть, не прийти, отсидеться за синими лесами. Шли из Залесья, с
Пахры и Дубны, с Мещеры. Прибывали, наконец, юрьевские и владимирские
полки. Переяславцы с радонежанами передавали, что рать готова выступить
хоть сейчас. Тверской князь, исполняя союзный договор, прислал полк.
Подходили и прочие дружины из союзных городов.
просветленно-яростных сшибках. Споры были - кому каким началовать полком,
кому быть первым, кому вторым воеводою. Князь Дмитрий все еще не оставлял
попыток руководить, направлять этот ширившийся с каждым часом поток и с
горем понимал, что его, словно щепку, отбрасывает куда-то опрочь, влечет и
вертит сгустком чужих боярских воль, и он убеждался раз за разом, что уже
не руководит ничем, а сам несется стремглав в этом многошумном течении, и,
как знать, не будь около опытных бояр, того же Тимофея Васильича
Вельяминова, в мудрые руки которого попало снабжение ратей лопотью и
снедью, а также повозное, хоромное и дорожное дело, - не начались бы бунт
и смятение на Москве? Или как бы еще потекло устроение войск без Боброка
или без Микулы Вельяминова, без Андрея и Дмитрия Ольгердовичей - опытных
воевод, встречавших и обучавших приходящие толпы разномастно оборуженного
народу, где наряду с поседелыми в боях ратниками была зеленая безусая
молодежь, рядом с опытными всадниками, что могли на скаку с коня стрелять
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Шилова Юлия
Емилина Ника
Посняков Андрей
Майер Стефани