Чтение 72–й страницы книги ~Гонители~

родной степи и во все горло пел песни...

Недалеко от куреня догнал повозку, запряженную одним волом. Ею правила
девушка в линялом халате. Судуй подбоченился, натянул поводья.

- Здравствуй, красавица!

Девушка помедлила, будто раздумывая, надо ли отвечать, сказала:

- Здравствуй.

Вол шагал, опустив круторогую голову. Повозка, нагруженная скатанными
войлоками, надсадно скрипела. Колеса оставляли две дорожки примятой травы.

- Далеко ли путь держишь?

- В курень.

- Тогда нам по дороге.- Судуй слез с коня, пошел рядом с повозкой.- Ты
из какого племени, и как тебя зовут?

- Я татарка. Зовут меня Уки.

- Уки? Смешно! И у моего друга и господина Джучи вторую жену зовут
Уки. Может быть, это счастливое предзнаменование? А, Уки?

Девушка промолчала. Она держала в руках зеленую тальниковую ветку,
общипывала листочки, и казалось, что это для нее важное дело.

- Ты как осталась, когда истребляли ваше племя?

Тень застарелой боли омрачила ее лицо.

- Осталась...- Она ударила веткой по спине вола.- Ну, шевелись!

Судуй пожалел, что прикоснулся к тому, о чем девушке вспоминать,
видимо, не хотелось. Сорвал несколько голубых с желтыми тычинками цветов
ургуя, приладил их к своей шапке.

- Красиво? Для тебя нарвать?

- Мне украшения ни к чему.

- Да, ты и без них красивая. Правда! У тебя есть жених?

- Был. Ушел на войну. Ну, и...- Уки вздохнула,

- Я тоже был на войне. Все воюю. Даже жениться некогда!- Судуй тряхнул
головой, засмеялся.

- Теперь мужчины только и делают, что воюют, А мы тут день и ночь
работаем.- Она посмотрела на свои маленькие руки с обветренной кожей и
обломанными ногтями.

Ему стало жаль эту девушку, должно быть, рабыню. Ни отца, ни матери,
тяжелая работа, жених погиб, а другой будет либо нет, Скорей всего нет.
Воины набрали себе жен в чужих землях. Он развязал вьюк, достал пригоршню
сушеных слив, высыпал в подол ее халата-

- Ешь, Уки. Это очень вкусно. Ты живешь в курене?

- Нет.- Ровными белыми зубами она стала обгрызать сморщенную мякоть
слив.- И правда вкусно!

- Косточку не бросай. Дай ее сюда,- Судуй положил косточку на зубы,
сдавил, и она хрустнула.- Видишь, ядрышко. Оно тоже вкусное. Как кедровый
орех.

- А где это растет? В лесу?

- Нет. В тех землях люди живут в больших домах. Возле домов - сады.
Ну, тоже как лес, только деревья посажены руками и огорожены. В садах
много всего растет. И все вкусное.

Судуй сел на повозку рядом с Уки, взял из ее рук ветку, достав нож и
сделал дудку. Переливчатые звуки поплыли над степью, смешиваясь с песнями
жаворонков, со свистом сусликов. Судуй улыбался, раздувал щеки. Девушка
смотрела на него повеселевшими глазами. Сливовая кожура прилипла к ее
круглому, с ямочками посредине подбородку, влажные губы приоткрылись.

В курене он сел на коня, громко прокричал:

- Эй, люди! Готовьтесь встречать нашего хана, ваших мужей, сыновей,
братьев!

Потом помог девушке снять с телеги войлоки.

- Поедем, Уки, к моей матери.

Девушка стеснительно потупилась.

- Зачем? Я для нее чужой человек.

- Зато я не чужой! Поедем. Ты у нас пообедаешь.

Юрта родителей стояла на краю куреня, возле речушки. Мать хлопотала у
огня. Прикрыв глаза от солнца ладонью, она взглянула сначала на девушку,
перевела взгляд на Судуя, громко охнула. Он подбежал к матери, обнял за
плечи.

- Сынок мой! Судуй! Небо сохранило тебя!- Она смеялась и всхлипывала,
ощупывала его руками, будто не доверяя глазам.

Из юрты вышел отец.

- А! Какой багатур! Посмотри, Каймиш, весь как я в молодости!- Оглядел
сына со всех сторон.- Халат шелковый... Пояс расшитый... Сабля... Э-э, так
в старые времена и я не одевался, хотя носил одежду с плеча нашего хана. А
кони твои?

Он расседлал вороного, погладил по шее, осмотрел и бережно сложил
седло, после этого снял вьюки, ощупал их, но развязывать не решился.

- Развязывай,- сказал Судуй.- Все это вам. Подарки.

- О!- Отец принялся выкладывать на траву куски тканей, халаты,
светильники, чаши, котлы, мешочки с крупами и сладостями.- О! Ты, видно,
стал большим человеком. Погляди, Каймиш, сколько добра привез наш сын! Мы
стали богачами.

- Будет тебе!- Мать смотрела на сына сияющими глазами.- Жив. Жив!
Сколько было у меня ночей без сна!..

Девушка распрягла вола, отпустила пастись и теперь сидела на телеге,
одинокая и сиротливая.

- Что же ты, мама, гостью не приветишь?

- А это кто?

- Уки. У нее нет ни отца, ни матери. Так, Уки? Жениха тоже нет. А у
меня нет невесты. Вот я и подумал...

Девушка покраснела, отвернулась.

- Не слушай его болтовню, Уки,- ласково сказала мать.- А ты постыдился
бы говорить глупости. Идите в юрту. Проходи, Уки.

Набежали соседи. Расспрашивали о своих. Иные радовались. А иные
уходили, сгорбившись от горя. Судую было тяжело говорить о гибели
товарищей. Память возвратила его назад, к сражениям, к окровавленным
трупам на пыльных дорогах Китая, к заревам пожарищ, к плачу женщин и
детей. Даже в мыслях он не хотел возвращаться к пережитому...

После обеда Уки запрягла вола. Он пошел проводить ее за курень.

- Кто твой господин?

- Джэлмэ.

- Это очень хорошо, Уки! Мой отец его знает. Он попросит отпустить
тебя.

- Зачем? Мне некуда деваться.

- Как - некуда? Рядом с отцовской я поставлю свою юрту. Ты будешь в
ней хозяйкой.

Уки усмехнулась.

- Какой скорый! Мать твоя верно говорит - болтун.

- Мне долго раздумывать нельзя. Вдруг снова погонят на войну. Если
чесать в затылке, можно остаться совсем без жены. У Джучи, у его братьев
уже по три-четыре сына... Так что жди, Уки. Скоро я приеду за тобой. Или я
для тебя неподходящий? Тогда скажи...

Она ничего не сказала. Судуй остался стоять у крайних юрт куреня.
Повозка медленно катилась по пестрой от цветов степи, под облаками пели
жаворонки. Мир был наполнен радостью. Была полна радостью и душа Судуя. Он
дома. На родной земле. Славная девушка станет его женой. У него будут
дети. Много-много мальчиков... И может быть, хан не захочет больше ходить
на войну...

В покоях Тафгач-хатун было жарко. В стенном очаге, выложенном красным
камнем с белыми узорами прожилок, ярко горели поленья карагача. Хан
Кучулук в белой рубашке с открытым воротником и широких шелковых шароварах
сидел за узким столиком, накрытым цветастой скатертью. Тафгач-хатун
наполнила из узкогорлого кувшина стеклянные кубки виноградным вином.
Кучулук хмуро-задумчиво смотрел на рыжие языки пламени, лизавшие
закопченный свод очага. Высокий лоб прорезали две поперечные морщины,
сухая кожа туго обтягивала острые скулы, под глазами темнели подковы
теней. Кучулук только что возвратился из похода на Кашгар и Хотан.
Мусульманское население этих владений вздумало отложиться от гурхана и
предаться своему единоверцу, хорезмшаху Мухаммеду. Кучулук не хотел войны.
Потому освободил сына кашгарского хана, удерживаемого как заложника, дал
ему немного воинов и попросил уговорить эмиров Кашгара не делать зла. Но
эмиры ворот города перед молодым ханом не открыли, его воинов разогнали, а
самого убили. Тогда Кучулук осадил Кашгар. Но сил у него было
недостаточно, и города взять не мог. Пришло время жатвы, хлеба пожелтели,
высохли. Кучулук приказал выжечь все посевы вокруг Кашгара и Хотана.
Возвращаясь домой, поклялся: то же самое сделает и в будущем году, и через
год, и через два,- будет делать это до тех пор, пока зловредные мусульмане
не покорятся ему.

- Пей и ешь, господин мой. Пусть твои заботы останутся за моим
порогом.- Тафгач подала ему кубок.

- Если бы заботы можно было стряхивать с себя, как дорожную пыль!-
Кучулук повертел кубок в руках - в вине плавали теплые искры.- Что нового
тут?

- Тут - ничего. Но купцы из столицы Мухаммеда принесли плохие вести.
Шах отдал султану Осману свою дочь в жены и удерживает его при себе, в
Гургандже. А в Самарканде всеми делами правят хорезмийцы.

- Так ему и надо, этому глупому Осману!- Кучулук выпил вино, оторвал
от мягкой лепешки большой кусок, обмакнул его в растопленное масло, стал
есть.

- Ты забываешь, что первая жена Османа моя родная сестра,- с упреком
сказала Тафгач-хатун.

- Об этом должен был помнить твой отец!