сейчас по дороге в селение Вчерашние его следы вели туда и оттуда, а значило
это, что никто не ездил больше здесь. Тускло серебрилась джида над каналом,
и кедхода ожидал его на том же самом месте Пустые были улицы и площадь.
заполнять ямки для игры, и не было видно нигде детей Вчера же еще он послал
сказать, чтобы развязали им рты.
смотрели они на него со всех сторон, и рты были у них развязаны Но почему-то
молчали дети Лишь мальчик у самого входа тихонько икнул и поспешно стал
затыкать себе рот ладонями. Тогда он повернулся и строго сказал кедходе, что
детям можно кричать
Сначала показался другой берег с выложенными камнем краями. Переплетались
там какие-то корни, птица выклевывала червяка из откоса. И лишь потом он
увидел воду. Мутная была она, и плавали поверху гнилые листья...
дерево. Мостик был переброшен туда с берега. А вода вдруг начала синеть,
становиться
дерево росло в глубину, все озаренное солнцем. Белую тучку поискал он
глазами.
остановилось, громко стучало сердце. Медленно-медленно начал клониться он
над солнечной бездной, и потеплело вдруг по обе стороны головы. Давнее
желание ощутилось внятно, словно это было вчера. А когда уже он должен был
увидеть там нечто, произошло невероятное...
замутилась. Что-то огромное, противоестественное обрушилось на голову его и
плечи, опрокинуло от воды.
Но непонятное продолжалось. Весь дрожа, повернулся он и увидел великое
множество детей. Широко раскрыты были рты у них, и не отводили все они от
него глаз.
пришли они сюда и стояли вместе, держась руками друг за друга. Бессмысленно
и непрерывно кричали они. Старый кедхода стоял с детьми на площади, вытянув
морщинистую шею...
тоже стояли и кричали дети. Не кончался их крик в дороге, за стенами кушка,
в доме. Тяжело дыша, сел он за стол, взял калам, постучал троекратно. И
послал гулама сказать кедходе, что вовсе он уехал отсюда, из кушка.
дребезжание, и не совпадают промежутки между ударами. Непонятный,
противоестественный крик за стенами кушка служит фоном.
раскладывает перед старым вази-ром таблицы. Но продолжают где-то кричать
дети.
небу и никак не может остановиться.
посетило великого дабира? Но обрывается наконец многоголосый неистовый
вопль, и рука агая утверждается на краю Вселенной.
чего-то неподвижного в пустоте..." Опасение рождает полуистину. Хоть в
пустоте, но хочется ощутить людям камень, на который можно усесться плотным
местом. Страшно им все время пребывать в движении. Впрочем, написавший это
имам Абу-р-Рай-хан знал, что нет конца миру. Но славный бируниец жил в Газне
при доме знаменосца веры -- султана Махмуда. В своем трактате -- зидже -- он
лишь тонко предположил, что земля может вечно падать.
если только небо само не обладает движением в ту же сторону, равным движению
Земли, как говорил о небесных сферах Мухамед ибн Закария Рази..." Рука агая
находит и выделяет эти слова. Не случайно восхищает великого вазира стиль
бирунийца.
Абу-р-Райхан, да и то сославшись на другого. Такая форма научного письма
вырабатывается, коль ждешь каждую минуту удара палкой по голове. Когда еще
раньше прямо сказал об этом великий бируниец, то всех развеселил в Газне. Не
очень умел читать знаменосец веры, но от рождения имел особое чутье на грех.
Рассказывают, что трижды в тот день сбрасывали ученого имама с крыши дворца
на землю, давая убедиться, что она неподвижна. Если бы падала земля куда-то,
то имам Абу-р-Райхан Бируни 1 должен был бы падать вместе, а не ударяться об
нее всякий раз...
там никого, и только квадраты сухой земли разбросаны у арыка. Рука вазира
бессильно опущена, а калам клонится вниз, готовый выпасть из сведенных
пальцев. Однажды случилось это, и дрожали тогда руки у агая.
Завороженным взглядом смотрит агай. И когда
нему.
быстро хватается за калам и чертит направления планет. Сухие длинные пальцы
крепко придерживают записи опасливого бирунийца...
государства написать трактат, как опасение влияет на истину при мышлении.
Когда плоть вздрагивает ежеминутно в ожидании палки, то дрожь передается
мысли. И можно тогда измерить ее от одного дрожания до другого Измеримая же
мысль полезна только при продаже халвы. Кажется, не тебя подвешивают к
столбу, но ни за что не сходятся в бесконечности параллельные.
несчастья подданных. Но от обратного -- на опорах однозначного идеала
строится здание. Присущая живой природе греховность устраняется из формулы
бытия. Ее как бы не существует, и в этом извечное трусливое убеждение дабира
в государственной пользе умолчания.
Начало конца олицетворяется в людском страхе. Каменеет вера, и крошатся
безжизненные камни в самом основании пирамиды.
в мир агай, чья нисба "Устройство Государства". И вдруг предлагается выбор:
свободная бесконечность диспута или палка. Результат очевиден. Плоский ум
самого великого дабира в состоянии постичь лишь три измерения. А что нового
придумал яростный, всеотрицающий Хасанак в своих горах, кроме дейлемского
ножа?
задирает хвост и скачет сразу всеми четырьмя ногами. Наваст -- так называют
на родине его, в Нишапуре, брыкливого весеннего бычка.
Ровная тоска в его круглых, как у птицы, глазах. И смотрит опять он туда,
где в прошлый раз копался с кетменем молодой садовник-шагирд.
корней отточенное лезвие. Остается при себе лишь ремешок, которым крепится
нож в рукаве Землей прикрывает он тусклую сталь, и красный стебелек шакальей
травы служит меткой. Тугими сросшимися колокольчиками растет эта трава...
Предназначенный ему нож будет провезен туда среди садового дерна Тайно
пристегнет он там этот нож к запястью и станет ждать. Теперь закончится
сомнение, и исполнит он назначенное имамами в ледяных горах Дейлема
названо было это странное слово. В полутьме комнаты в доме устада прозвучало
оно глухо и настораживающе Косая полоса света проникла в прорезь ткани,
обозначая голую покатость лба и оспинки на носу у того, кто наставлял его
Изменяется потом оно, лишь отзыв всегда тот же. Особый смысл имеег тут все.
Если сложить пять букв, составляющих "радость", получится число 82.
Однократно делится оно и потому ближе всего к дьяволу.
Здесь, в питомнике при султанском саде, его нынешнее жилье. Голубая сорока
скачет по оголенной земле, откуда взят свежий дерн. Высоко в небе сходятся
ветви старых деревьев. Меж ними просветы, и в золотом полумраке стоят столбы
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей