проезжал с сыновьями Тарас Бульба, не так ли? Их кони по самые гривы плыли
в диких цветущих а травах... Ах, сколько было на свете такого, о чем можно
пожалеть!
что собой представляет степь, и не смог - откликнулся Заболотный.- Вроде
бы просто, но гак мне и не удалось ему толком объяснить... Ну как, скажем,
не будучи поэтом, отобразить грозовую ночь в степи, когда все небо
неистово вспыхивает голубыми сполохами и сверхмощный небесный орган весь
грохочет своими глубинами?! Однажды летней ночью такая гроза застала меня
в полевом вагончике механизаторов,- у брата я там гостил. Ох, как гремело!
Вот то была музыка, вот то был Бах! Оттого ли, что давно не слышал грома в
степи, или в ту почь на самом деле гремело как-то особенно, сверхмощно,
только я, понимаете ли... нет, не берусь передать этого словами. Говорят,
после грозы даже хлеб растет лучше - столько в атмосфере собирается
жизненной силы, какой-то только йогам известной праны... По крайней мере,
я в ту ночь это почувствовал на себе. Стоим с братом в дверях вагончика, а
перед нами все небо в пляске огней и музыка вокруг такая, что чувствуешь,
как она переполняет тебя, заряжает своей могучей силой...
хуже заправского лирика заговорил наш товарищ дипломат. Открывает нам
наконец свою запломбированную душу...
следя за трассой.
потом спросила: - Заболотный, а вам приходилось видеть ночной град?
нынешней многое перепуталось...
Тамара.- Эта ваша степь, Заболотный, имеет удивительное свойство
возвращать человеку нечто утерянное, даже забытое. Без всяких усилий
возникает в тебе ощущение единства с природой, с духом полей, с вечностью
неба... Тянешься к людям, только каждый ли тебя здесь поймет? Постороннему
глазу, кому-нибудь, скажем, из местных, кем я кажусь? Проезжей
курортницей, экстравагантной особой в джинсах! А то, что эта особа тоже
измучена, что нервы се измотаны до предела, кому это интересно?
путешествующий люд), дорога стала свободнее. Так что Заболотный смело
прибавил скорости, включив предварительно фары. По тому, как оп ровно,
раскованно ведет машину, чувствуется, что Заболотный в хорошем настроении.
Дома наконец. После стольких лет разлуки снова под тобою любимая степная
трасса, твоя бесконечная взлетная полоса, которая создает иллюзию скорого
полета. Взяв разгон через эти теплые, в сиреневой дымке просторы, дорога
пролетает куда-то за небосклон, уходпт под самые звезды. Мошкара, налетая,
разбивается о стекло, снова будет Дударевичу работа. Как и подобает
идеальному автовладельцу, он уже не раз выходил протирать машину своей
заморской замшей.
укачивает Тамару. Слышно, как муж предлагает, подставив жене плечо:
чувство к жене, уставшей за день, так близко все принимающей к сердцу.
Спутница жизни, сколько с ней пережито вместе, сколько трудностей делила
она с Дударевичсм за годы его нелегкой, ответственной службы. И вправду
ведь вырвал ее из института, не дав доучиться, завез на край света, и хотя
Тамара моложе его и специальной подготовки не проходила, однако не раз
удивляла его, кадрового дипломата, топким тактом, расторопностью, умением
молниеносно реагировать, не раз приходила ему на выручку ее чисто женская
интуиция, просто незаменимая в их положении людей амбасадных. Никогда не
роптала, никогда не пыла его боевая подруга в этих тягучих заэкваторных
буднях, где столько непривычных условностей, ограничений сопровождает
каждый твой шаг.
старалась этого не проявлять, напротив, умела еще и его приободрить своей
лаской, развеять горечь при возникающих служебных неприятностях. Ведь в
жизни не без этого... Для женщин посольства Тамара оказалась просто
находкой, ее общительность, веселый, открытый, хотя порой и слишком бурный
нрав были там тоже уместны. Сильнее всего сдружилась Тамара с "миссис
Заболотной", правда, позже пришлось расстаться, служба мужей требовала
этого - оказались в разных местах, в разных странах, такова уж судьба
людей кочевой профессии, дороги которых то скрещиваются, то снопа
расходятся неизвестно насколько. Не ожидали, скажем, в это лето быть
вместе, а вот пришлось на родине встретиться, сблизиться снова.
вощи они смотрели по-разному и репутацию среди коллег имели далеко не
одинаковую, о чем, кстати, им обоим хорошо известно. Во взаимоотношениях
между ними есть периоды охлаждении и потеплении.
по этому поводу их коллеги.
Заболотный большую часть пути сидит за рулем, в дороге оп вообще терпелив
и покладист, а вот свою Тамару муж сегодня просто не может узнать, хотя
вроде давно уже должен был бы привыкнуть к ее порой несносным чудачествам.
Ладно, пусть в других, слишком напряженных ситуациях она, бывает, чересчур
нервничает, но чем объяснить ее сегодняшние капризы, скажем, эту внезапную
непонятную резкость: "Не хочу! Езжайте без меня!" Неужто потому, что
очутилась дома, на родной земле, где можно наконец выйти из-под всех
ограничений, отпустить все тормоза? Может, и впрямь опьянили се эти
просторы, солнце, воздух? Своим раздольем они возбуждающе действуют на
психику некоторых людей. Недаром ведь в этих степях гуляла когда-то
бесшабашная вольница...
заэкваторное, столь скованное существование, когда подолгу приходилось
держать себя в состоянии крайнего нервного напряжения, постоянной
настороженности. Там она умела владеть собой, лишь изредка, случайно, он
замечал, что она чем-то угнетена. Возвратится из командировки и сразу к
ней: что в глазах? Тоска? Грустью полны? Что с тобой, дорогая?
Оказывается, видела сегодня в порту старого рикшу, запряженного в тележку,
едва не падал от изнеможения, но с такой мольбой предлагал свои услуги.
всюду пришли так называемые бечаки, рикши-велосипедисты, а тогда еще,
бывало, какой-нибудь старый бедняга впряжется - и бегом со своим
пассажиром. Тамаре такой транспорт казался унизительным, она никак не
могла смириться с тем, что человек человека везет!.. В другой раз - тоже в
первые дни их пребывания там - глубоко была поражена нашествием из
сельских местностей деаочек-проституток, имевших обыкновение табуниться
ночью на одном из бульваров, едва освещенном, который, собственно, плохим
освещением и привлекал их, да еще, пожалуй, своеобразным укрытием -
полосой кустистых зарослей, тянувшихся вдоль магистрали куда-то в темноту
тропической ночи. В гуще зарослей на обочине девочки могли скрываться от
преследований полицейских, там их для маскировки ожидали нанятые рикши со
своими тележками, и оттуда же, из полумрака, эти юные магдалины с птичьим
щебетом выскакивали па охоту, как только па бульваре появлялась вечерняя
машина. Притормози хоть на миг, сразу же налетят целой стайкой, девичьи
личики льнут к самому стеклу, налипают, словно мошкара, "Ах, совьет!" -
разочарованно, с беспечным смехом так и отпрянут в разные стороны, снова
рассеются по кустам, исчезая под покровом душной тропической ночи...
Тамара столкнулась с подобным впервые в жизни, сцена на бульваре
расстроила ее, в ту ночь она долго потом не могла заснуть: "Такие юные,
такие беззащитные в своем падении... Губят себя, а еще смеются... Даже не
понимают своего несчастья".
уборочной страды далекие галактики светят над степью.
старался не шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Хотя и сожалел, что не
видит она, как, мерцая, блеснула внизу, в долине, звездная тихая вода, и
мостик уже гудит под ними, чей-то неведомый степной "Тамара-бридж". Среди
камышей на самой середине озера промелькнула лодка с влюбленной парочкой,
лишь на миг она появилась, выхваченная светом фар.
миссис Тамаре?
ровно, уходя в темень степей, а где-то справа, в отдалении возник город в
зареве, в кудлатых багряных дымах, они, растянувшись по всему горизонту,
неподвижно и величаво рдеют над заводами.
как телячий хвост... Да еще объездов, особенно ночных...
фанерная доска с небрежно наляпанной надписью: "Объезд!" Невыносимая для
водительского глаза стрелка властно направляет все движение в сторону,
куда-то в пропасть клубящейся ночной ныли.
центрифуге, ударило тучей густой пыли от встречных машин.