полиэтилен, а Лапша, дарованной извергом секунды замешательства не упустив,
рванула вдоль коридора и затворилась в первом же гостеприимно распахнутом
купе, грохнула замком, щелкнула собачкой, звякнула предохранителем, уселась
на чужое одеяло с ногами, забилась в угол и, глядя в любопытством совершенно
непристойным обезображенную физиономию незнакомого ей субчика, пролепетала:
приятели с соседней Симферопольской улицы звали Чомба, не стал
интересоваться, кто же именно способен жизнь отнять у нежданной
взволнованной особы.
провел пупырчатым кончиком по нижней губе пару раз справа налево.
бетонный столб торопился вслед другому, разок отчаянная птица прочертила
быструю черную диагональ, вот и все, минут десять - пятнадцать лишь сочная
зелень откосов предвещала скорые сумерки.
полез, продел палец в эмалированное ушко железной кружки и потянулся к
предохранителю.
сразу обратно, потом откроешь, как постучу,- и показал, каким именно
образом, хотел заодно потрепать и по землистой щеке, но Лапша
воспротивилась, и Толя вышел, просто смачно щелкнув-цыкну.
положил не на без усердия притертый кран, а на холодный алюминий, изогнутый
в форме ручки, легко поддавшийся вместе с дверью служебного помещения.
дверь с пустой планкой "дежурный проводник", но запор не смог пронять ни
вежливым подергиванием, ни столь же деликатным перестуком. Днем, правда,
подстерег проводника в коридоре, но тот, торопять неизвестно куда и, по
обыкновению, будучи слегка не в себе, ограничился заверением:
не может Толя явиться в приемную комиссию (а имеет он, увы, очередная
ехидность, данная свыше, помимо "теткой подаренного билета" в Лужники еще и
в части выданное направление на рабфак эМ... не просто какого-то Гэ-У, а
вполне конкретного эМ-Гэ-У), не облачившись во "Врангель".
к гордым и заносчивым (наверно) аристократам и сибаритам без пьяного
посредника.
костлявый зад Смолера, обтянутый ржавым самопальным вельветом в крупный
фермерский рубчик, мизантроп и злюка, стоя на карачках, с пола собирает в
бумажку, что бы вы думали, пыльцу, прах, собственные грезы какие-то (автор
так думает), лепестки, стихии наперекор в Волге лояльно тонуть не
пожелавшие.
наткнувшись на синее исподнее Грачика. задерживается на майке с самодельным
трафаретом и... в вожделении оттопыривает нижнюю губу,- вот они, так и есть,
тут... (прошу вас, не смейтесь, преисполнимся лучше почтения к отсутствющему
Свире, ибо как раз пожарные его штаны домашней окраски и показались
неискушенному молодцу дороже и желаннее лаврухинской фирмы).
возлежащим на верхней полке с драгоценной фуражкой на животе. - Чуху свою
приблудную сами заберете?
источник звука.
Колины коленки.
зрит лишь надпись "дежурный проводник" на белом непорочном пластике.
обзора, к сожалению, не поддается, ибо три возможности не исключены,-
например, проводник мог, прервав отдых, привстать и свеситься со своего
ложа, это раз; два, обладателю роскошных штанов самому ничего не стоило
одним движением руки отделить Толю от общества непреодолимой преградой; и
три, почему-то кажется, все же это тот вельветовый едва не покалечил Чомбу,
с лязгом задвинув дверь перед самым его стремительно ретирующимся носом.
последовательностью манипуляций с замком и собачкой, с разницей в одном,-
Толя оказался не внутри, а снаружи, где некоторое время стоял без звука и
комментария, озонируемый легким сквозняком. Та сторона тоже некоторое время
от активных действий воздерживалась, но спустя полминуты тонкий пластик
завибрировал, принес неясный обрывок фразы, а вслед за ней послышалось нечто
очень похожее на глухие равномерные удары, - какую бурю он вызвал, наш
визитер мог только гадать. Мог, но не захотел, нашел кружке, которую до сих
пор держал в руке, место за приоткрытой створкой титана, освободив ладонь,
нащупал ею в кармане брюк две смятые бумажки и, как будто сие и было его
первоначальным намерением, двинулся в ресторан.
стыдливый внутренний позыв вытеснить прискорбное воспоминание, напротив,
придя в заведение и заняв без спроса диванчик напротив Остякова, Толя
немедленно, еще до принятия заказа, живописал происшествие, впрочем, скорее,
бессовестно оклеветал противоположную сторону, о своей же роли и планах
попросту не упомянув.
потерял слушателя.
буфетом и окном, тот самый, из коего, не обманув его тревожного
предчувствия, через пару-тройку минут явились миру Мара и Штучка.
поэтому, конечно, пришествие эффектной певицы взволновало его необыкновенно.
Семиручко распинался перед камнем, бревном, монументом, имевшим впоследствии
все основания удивиться, внезапно услышав - "она наркоманка".
везунок, которого за низкую суету и образ мыслей непотребный на страницах
нашего повествования, увы, возмездие не постигнет).
Чутье Егора Гавриловича не обмануло, завитая быстроглазая не сомневалась в
том, чего можно ждать от перехода кирпичного оттенка щек клиента в багровый
и синюшный, однако потерю вменяемости она профессионально не путала с
утратой платежеспособности и потому обслуживание не прекращала, всецело
полагаясь на проворство чернявого повара в белой куртке с желтыми пятнами.
возрадовался возможности посредством самых кратких корней родного языка
(удлиненных приставками и суффиксами) воссоздать картину жуткого вертепа,
кошмарного бардака, в каковой четыре парня и девка превратили служебное
помещение двенадцатого вагона.
(deleted), глаза по чайнику (deleted), и ко мне, за руки (deleted), ты
понял, я вроде бы их пьяные (deleted) разбирать должен (deleted)...
определения, но ошибся, жестоко просчитался, Остяков помнил русого
голубоглазого птенца, девочку, робко, бочком в его купе зашедшую и кротко
севшую на краешек дивана, клянусь, он даже брюк на ней не приметил, и вовсе
не из-за белой, принятой на посошок, просто взор от лица отвести не мог,-
волос прямой, некрашеная, простая, правда, потом, когда ушла она на ночь
глядя, а утром выяснилось куда, ох, слов не жалел, старый дурак, а ее,
ее-то, прости, Господи, неразумие наше, оказывается, силой, силой окрутили
там изверги, надругались нелюди, все руки искололи, мучили, держали, не
пускали, а вырвалась, спасения искала, защиты, так этот молодой здоровый
гаденыш...
графинчик, сыграл тот о бокал, и оба на пол.
расправа миновала, но обошло рукоприкладство и Гаганова с Марой, которые,
вместо благодарения и молитвы (по неведению и недомыслию, безусловно), лишь
смешочки вознесли к небу, любуясь, как коренастый и сноровистый повар,
завернув руку за спину превосходящему его и в росте и в весе поэту, вел
бунтующего в унизительном полупоклоне к выходу, между прочим как бы
интересуясь:
карманы, изъял на ощупь полным показавшееся портмоне и в ответ на
негодующее: "Ну ты, чурка нерусская, отпусти"- исключительным по
расчетливости пинком отправил поэта из железного проема перехода в следующий
вагон, лбом прямо в красное донышко стену украшавшего огнетушителя.
железнодорожного ключа, нам нечего возле нее больше делать, проследуем в
двенадцатый вагон и примем неизбежное с достоинством и честью.
членовредительство (отсечь Чомбе нос), Дмитрий Георгиевич Смолер сам не
сумел разминуться с Эбби, уже сутки духов заклинавшим, Роудом и в неловком
соприкосновении, разумеется, смял и опорожнил Димыч кулек, рассыпал,
расплескал одинокой возней на четвереньках собранные листочки.
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Соломатина Татьяна