кабинет, точно мальчишке-рассыльному; но, встретив надменно-мрачный взор
Готлиба, Мак-Герк, как видно, заинтересовался; и эти два человека -
громоздкий, стесненный своим костюмом, властный, сдержанный американец и
предельно откровенный, простой, презирающий всякую власть европеец - стали
друзьями. Нередко Мак-Герк уходил с совещания, где решалась коммерческая
судьба целого острова в Вест-Индии, чтобы залезть на высокий табурет и
молча смотреть, как работает Готлиб.
вашим гарсоном, Макс, - говорил Мак-Герк, а Готлиб отвечал:
учиться чему-нибудь реальному. А теперь, если вы не возражаете, мы
избавимся на сегодня от вашего слишком чопорного королевского зала -
приглашаю вас позавтракать у Чайлдза.
было ему необходимо. Она любила выискивать интересные маленькие проблемы и
предлагать их на разрешение нахлебникам своего супруга. Однажды в пылу
рвения она явилась в лабораторию к Готлибу, чтобы указать ему, как много
людей умирает от рака, - почему бы ему не бросить свои "анти... как их
там?" и не найти средство от рака - это было бы так для всех для них
приятно!
устроить полуночный ужин на крыше института - почтить ее
высокоинтеллигентных гостей, и она позвонила Готлибу и только спросила:
"Вас не затруднит приехать и отпереть нам вашу лабораторию? Мы бы с таким
удовольствием заглянули в нее!" - а он ответил:
сделал вид, что выслушал, - и сказал:
терпеть. Но если ты вздумаешь потешаться над Максом, я попросту закрою
институт, и тебе не о чем будет рассказывать в Колониальном клубе. И что
за черт: человек, которому цена тридцать миллионов долларов - или во
всяком случае столько он их имеет, - не может найти чистой пижамы! Нет,
лакей мне не нужен! Ах, прошу тебя. Капитола, прошу, оставь свои высокие
материи и дай мне спать!
ежемесячных обедов, которые она задавала в институте.
Мартину и Леоре, был особенно важным и поучительным, потому что в роли
почетного гостя на нем фигурировал генерал-майор сэр Айзек Маллард,
лондонский хирург, приехавший в Америку с британской военной миссией. Он
уже соблаговолил осмотреть институт; выслушал почтительное "сэр Айзек" от
доктора Табза и всех научных сотрудников, кроме Терри Уикета; он
припомнил, что встречался с Риплтоном Холабердом в Лондоне - или сказал,
что припомнил; и он отдал дань восхищения центрифуге Глэдис.
можно было положиться, что он будет скромно отсутствовать, на этот раз
счел нужным явиться и заявить жене одного бывшего посла:
обществе разлюбезного сэра Айзека. А сознайтесь, если бы я вам не сказал,
вы бы и не подумали, что фрак я взял напрокат, ведь не подумали б? Вы
заметали, сэр Айзек понемногу привыкает не рвать шпорами ковер? А
интересно бы спросить, он все еще убивает всех своих пациентов, которым
делает трепанацию черепа?
приходилось в нескольких словах разъяснять какой-нибудь сусальной
воркующей даме, чего они достигли сейчас и чего надеются достичь в
ближайшие двадцать лет; были сами воркующие дамы, которые роняли тоном
милой укоризны: "Боюсь, вы изложили это не так ясно, как хотелось бы".
Были мужья воркующих дам - окончившие колледж дельцы, спекулирующие на
нефтяных акциях или на законе о корпорациях; они сидели, готовые высказать
каждому желающему свое мнение о том, что антитоксин, конечно, недурная
вещь, но в чем мы доподлинно нуждаемся, так это в хорошем суррогате
каучука.
какой-нибудь важной матроне, очень полезной приятельнице Капитолы:
Леора, таких, неизменно отсутствующих участников, как Макс Готлиб, было
немного, и обед вылился в великолепную демонстрацию любви и дружбы, когда
доктор Табз и сэр Айзек Маллард расточали комплименты друг другу,
Капитоле, священной земле Франции, маленькой героической Бельгии,
американскому гостеприимству, британскому уважению к личности и
удивительно интересным открытиям, которые может сделать в современной
науке молодой человек, умеющий ценить подлинное научное сотрудничество.
патологический музей и виварий, при виде которого одна бойкая дамочка
спросила Уикета:
не согласны, что было бы гораздо милее, если бы вы отпустили их на волю и
делали бы ваши опыты просто в пробирках?
Пятой авеню, обращаясь к бойкой дамочке, подхватил:
никогда не убиваю бедных зверьков!
Эроусмит, конечно, я знаю, какие вы все замечательные люди - Росс
Мак-Герк, и доктор Табз, и все вы, - но, признаться, ваши лаборатории меня
разочаровали. Я ожидала увидеть причудливые реторты, и электрические печи,
и все такое, но, по совести сказать, я тут не вижу ни одного интересного
предмета, и я считаю, что все вы, умные гордецы, должны что-нибудь для нас
устроить, раз уж вы нас сюда заманили и заставили столько пройти. Не
можете ли вы или кто-нибудь еще создать жизнь из черепашьих яиц, или как
они там называются? Ах, пожалуйста! Я вас очень прошу! Или хоть наденьте
на себя смешные халаты, какие вы носите, - вроде как зубные врачи.
заявившей в такси, что она хотела выпить стакан крюшона, который приметила
на буфете, и что муж ее дурак и больше ничего.
брать под сомнение совершенство своего святилища; он спрашивал себя,
почему Готлиб так резок за завтраком с любезным доктором Шолтейсом,
энергичным руководителем отдела эпидемиологии, и почему доктор Шолтейс
терпит эту резкость; спрашивал, почему доктор Табз, заходя в лабораторию к
тому или иному сотруднику, обязательно должен пробурчать: "Единственное,
чем вам следует всегда руководиться в вашей работе, это идея научного
сотрудничества"; и почему такой ревностный физиолог, как Риплтон Холаберд,
целыми днями только и делает, что совещается с Табзом, а не гнет спину над
рабочим столом.
работу, благодаря которой его имя появилось в научных журналах всех стран:
он проследил, как отражается удаление у собаки передних долей мозга на ее
способности ориентироваться в лаборатории. Мартин читал об этой работе,
когда еще не думал, что попадет к Мак-Герку; переехав в Нью-Йорк, он с
восторгом выслушал отчет о ней от самого Холаберда. Но, выслушивая этот
отчет в десятый раз, он уже не испытывал прежнего восторга и думал про
себя - уж не суждено ли Холаберду на всю жизнь остаться "человеком,
который... помните?.. ну, тот самый, что наделал столько шуму опытами над
двигательными центрами у собаки... что то в этом роде".
втайне разбиты на фракции.
собой правящую касту. Поговаривали шепотком, что Холаберд надеется со
временем стать помощником директора, что эта должность будет нарочно для
него создана. Готлиб, Терри Уикет и доктор Николас Йио, долгоусый и
мужиковатый биолог, которого Мартин принимал первое время за столяра,
составляли свою собственную независимую фракцию, и Мартина, как ни был ему
неприятен неистовый Уикет, тоже втянули в нее.
Парижа пристрастия к шампиньонам, держался особняком. Доктор Шолтейс,
родившийся в России в лоне синагоги, но сделавшийся ныне самым ревностным
приверженцем высокой епископальной церкви в Йонкерсе, постоянно
вежливенько старался снискать у Готлиба похвалу своей научной работе. В
отделе биофизики добродушного заведующего поносил и подсиживал его же
помощник. И во всем институте не было сотрудника, который, пьяный или
трезвый, был бы способен признать, что где-нибудь какой-нибудь ученый
делает вполне разумную работу или что есть среди его соперников хоть один,
кто не украл бы у него научной идеи. Ни одна компания, просиживающая
качалки на веранде летнего пансиона, ни одна актерская труппа никогда не
злословила оживленней, не обзывала своих собратьев идиотами с большим
упоением, чем эти возвышенные ученые.
ему предстояла такая работа, что было не до интриг и не до сплетен.