Чтение 72–й страницы книги ~За все наличными~

-- А мы сейчас посмотрим! -- сказал заговорщицки Константин Николаевич
и, взяв ее под руку, увел к потаенной двери, которую не сразу и заметишь, но
женщины -- народ всевидящий и любопытный.

Из бесшумно отворившейся двери будущего кабинета они сразу, как по
волшебству, попали еще в один холл с камином. Но этот камин был поменьше,
попроще, чувствовалось, что зал и камин не рассчитаны на большие посиделки,
а словно специально предназначались для одиночества, для часов раздумий.

-- Я так поняла, что мы попали еще в одну квартиру, -- вопросительно
глянула она на Константина Николаевича, но тот уже приглашал ее в следующую
комнату. -- Ух ты! -- восхищенно ахнула Наталья. Она увидела на одной из
стен, почти на всю ее ширину, огромную сюрреалистическую работу Шагеева.

Полотно действительно притягивало внимание -- со вкусом оформленное,
прекрасно освещенное произведение смотрелось великолепно! Наверное, примерно
так обставляются выставки одной картины. Привычное окно, выходящее во двор,
расширили в четыре раза, и вся торцевая стена стала сплошным окном:
причудливое переплетение рамы было рассчитано на движение солнца, и оттого
мастерская была ярко освещена в течение всего дня. Поэтому комнату никак
нельзя было принять за обыденное жилье, и гостья поняла, что попала в студию
художника. С трудом оторвав взгляд от полотна знаменитого московского
сюрреалиста, Наталья вдруг увидела у сдвинутого к стене мольберта с забытым
этюдом картину с обнаженной женщиной и невольно шагнула к ней и тут вблизи
разглядела еще два городских пейзажа: один летний, другой зимний. Картины ей
понравились, но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что висят они в
мастерской неспроста, было видно, что даже каждый гвоздь тут продуман, -- и
она молча прошла к другим полотнам, возможно они подскажут разгадку тайны.
Она и подумать не могла, что все виденные ею старые картины принадлежат
художнику, который имеет непосредственное отношение к хозяину дома.

Внимательно вглядываясь в полотна, перебегая взглядом с одного на
другое, она почувствовала уверенную руку одного мастера, хотя, честно
сказать, особенно глубоко в искусстве никогда не разбиралась, хоть и имела
друга-художника. Машинально глянув на год написанной работы -- эта деталь
для нее казалась в тот момент важнее, любопытнее, -- автоматически прочитала
фамилию автора: "Фешин". И до нее неожиданно дошло, что Константин
Николаевич -- тоже Фешин, не часто встречающаяся в России фамилия. Тогда
Наталья вернулась к первой картине, там тоже стояло "Н.И. Фешин", и она,
повернув удивленное лицо к молча наблюдавшему за ней Тоглару, спросила
неожиданно:

-- Неужели твой отец писал эти прекрасные картины?

-- Нет, -- ответил спокойно, обнимая ее за плечи, Тоглар, -- это мой
дед, академик Николай Иванович Фешин.

-- А кто был твой отец? -- пользуясь моментом, задала новый вопрос
Наталья.

-- Тоже художник. Настоящий художник, кормился кистью. Жаль, рано умер,
в сорок лет. Военные ранения дали себя знать.

-- Ты никогда мне об этом не говорил. -- Наталья обиженно дернула
плечом, освобождаясь из его объятий.

-- Не было повода. Не сердись. Сегодня другая ситуация, ведь вчера я
сделал тебе предложение... Ты еще не забыла?

-- Наверное, тебе вернули жилье, ранее принадлежавшее вашей семье? --
спросила Наталья, пытаясь что-то уяснить для себя. Слишком уж все было для
нее неожиданно: и дом, и квартиры, и изысканный ремонт, и намечавшаяся
обстановка -- Константин Николаевич по ходу осмотра рассказывал вскользь,
где, что будет стоять, как выглядеть.

-- Не совсем так, Наташа, -- покачал головой Тог-лар. -- Дома на
Кутузовском -- сталинской эпохи, тогда строили капитально, с размахом, на
века. А Фешины родом из Казани, там родились и жили мой дед, мой отец, моя
бабушка. Сегодня там никого в живых не осталось. Зато в Казани, в
Государственном музее Татарстана, есть специальный фешинский зал, мы
как-нибудь съездим туда... А я родился и вырос в Западном Казахстане, в
далеком местечке Мартук. Там остались могилы отца и матери... Вот и вся моя
родословная, -- заключил он невесело. -- Будем начинать все сначала. Вместе
с тобой, надеюсь, мы возродим некогда достойный русский род Фешиных. Если
ты, конечно, согласна...

-- Я сразу, еще в Ростове, почувствовала, что в твоей жизни есть
какая-то тайна, но никогда не думала, что это может быть связано с твоей
фамилией, с родословной, -- призналась неожиданно Наталья, прильнув к нему.
-- Еще на выставке у Вартазарова, когда все так восхищались твоими
рисунками, мог бы признаться, что ты из семьи известных русских художников.

-- Зачем? Тогда мы с тобой были еще мало знакомы, а родословную
человека не всякому следует знать, это глубоко личное. Теперь-то другое
дело... Не поверишь, мой дед пятьдесят лет был под запретом. Слава Богу, что
не уничтожили его работы в запасниках. Только теперь по-настоящему у него
начинается жизнь в новой России. К сожалению, до сих пор он известен только
узкому кругу специалистов, искусствоведов, да, пожалуй, жителям Казани. Там
его знают и любят. До сих пор нет ни одного каталога его работ... Этим мы с
тобой займемся в ближайшее время...

-- Значит, в тебе тоже живут гены художника, раз твои рисунки вызвали
восторг у Игоря, моего одноклассника, -- он не всякому скажет комплимент,
тем более коллеге по цеху...

-- Да, пожалуй, так оно и есть. Я чувствую тягу к живописи, хочу
рисовать. Раньше жизнь складывалась иначе, не до холстов и мольбертов было.
Теперь и я хочу попытать свой шанс, может, что и получится, не возражаешь?
-- шутливо спросил он.

-- Нет, конечно, -- задумчиво ответила Наталья, уж очень все это было
неожиданно для нее. -- Рисуй на здоровье, если душа лежит. Да и грех,
наверное, с такой родословной не попробовать себя в живописи. -- Она
огляделась вокруг. -- И мастерская твоя мне нравится, здесь так удобно,
уютно, красиво, столько света!

-- Тогда давай продолжим осмотр квартиры, ведь тебе предстоит решать,
подходит она нам или нет? -- шутливо предложил Тоглар невесте. -- Нам
немного осталось инспектировать, хотя и в этой половине есть и кухня, и
ванная, и комната для гостей, если они вздумают у нас заночевать, или вдруг
нагрянут твои родственники. Моих, американских, к сожалению, еще предстоит
отыскать, а других у меня нет, -- закончил грустно Константин Николаевич.

-- Кухня -- моя слабость, -- загорелась будущая хозяйка фешенебельного
дома, весело приказала: -- Веди!

Кухня в студии-мастерской оказалась гораздо меньше, не больше
шестнадцати -- семнадцати метров, но и она вдвое превышала все известные до
сих пор Наталье. И ванная комната, и кухня, и гостевая на этой половине дома
были решены в другой цветовой гамме, по-иному обставлены и освещены.
Например, кухня в мастерской была укомплектована фирмой "Бош", тоже
немецкой. Константин Николаевич отдавал предпочтение технике из Германии,
мебели из Италии, посуде из Англии, часам из Швейцарии, винам из Франции, и
это будущей хозяйке следовало учесть.

Особенно понравилась Наталье просторная, хорошо освещенная прихожая,
свет сюда попадал из огромной застекленной арки над входной дверью, из-за
этого решения архитектора-дизайнера квартира оказалась полна воздуха, света.
И разумеется, поражавшее ее только вчера жилье Городецких не шло ни в какое
сравнение с тем, что задумал Константин Николаевич. Она запоздало поняла,
почему он так настойчиво напоминал ей о сюрпризе. Такие сюрпризы, казалось
ей, бывают только во сне или в мечтах, а тут... В какой-то момент на Наталью
словно нашло озарение: она увидела эти двухквартирные апартаменты,
соединенные тайным ходом, во всем убранстве и блеске, как подробно описал ей
Константин Николаевич. Увидела и себя в доме, принимающей гостей, друзей,
родню, воспитывающей будущих детей, ведь он сказал ей: начнем с тобой
возрождать старинный русский род Фешиных, и ей стало так тепло и радостно,
что она тут же бесхитростно выпалила:

-- Ну, если выбор зависит от меня, мне тут все нравится, и я не хотела
бы ничего менять. Спасибо, дорогой, сюрприз действительно великолепный, так
меня еще никогда не радовали.

-- Я счастлив, что в праздничный день мне удалось поднять тебе
настроение и мой подарок пришелся тебе по душе, -- со старомодной
галантностью ответствовал Тоглар и шутливо поклонился. -- Давай вернемся в
гостиницу, оставим машину на стоянке и погуляем по Москве пешком. Я покажу
тебе одну дивную антикварную лавочку, познакомлю с ее хозяином Кузьмой
Митрофановичем, потом пообедаем в одном испанском ресторане, ты ведь в
Ростове проговорилась, что Испания тебя чем-то притягивает...

И снова они одолели комнату за комнатой, и вновь Наталья постояла у
понравившихся картин и гравюр, посмотрела на окрестности с высоты шестого
этажа в огромное окно в большом каминном зале, включая и выключая диковинные
люстры под высокими потолками, заглянула еще раз на кухню -- честно говоря,
уходить ей совсем не хотелось... В какие-то минуты она была готова ликующе
закричать в гулкой тишине пустых комнат: "Это мой дом! Это мой дом!"

Когда в прихожей он подавал ей манто из золотистой каракульчи, так
поразившее пресыщенных французов в Париже, Тоглар, обняв и целуя ее в ухо,
спросил:

-- Ну, так как, выходишь за меня замуж? Квартирный вопрос, как видишь,
решен...

И она, повернув к нему счастливое лицо, прошептала:

-- Да, милый, я согласна продлить род Фешиных...

Поздний обед в испанском ресторане "Реал" плавно перетек в ужин, но
Тоглар с Натальей не замечали времени, темени за окном, мокрого снега -- они
были по-настоящему счастливы, потому как определили день свадьбы: 20 апреля,
как раз в день ее рождения.

Суеверная Наталья вычитала в каком-то гороскопе, что браки, которые
заключаются в день рождения невесты, оказываются необыкновенно счастливыми.
Она уже однажды выходила замуж в мае и, опять же по поверью, -- промаялась.
Теперь она не хотела рисковать. Константин Николаевич, с улыбкой
выслушивающий доводы возлюбленной, был согласен на любые сроки. Наталья
хотела непременно венчаться в какой-нибудь известной церкви или соборе,