всеобщее внимание, новая идея проникает в головы и завоевывает сердца.
Единичный поступок в несколько дней совершает гораздо больше, нежели
тысяча брошюр. Правительство защищается, неистовствует, но достигает лишь
того, что новые акты совершаются другими лицами, и мятежники исполняются
героическим духом. Одно дело рождает другое. Противники примыкают к
восстанию; среди правительства начинаются разногласия, репрессии обостряют
борьбу, уступки запаздывают, - происходит революционный взрыв", - Значит,
будем ругаться? - повторил Кропоткин, откинулся на спинку кресла и мягко
улыбнулся Дзержинскому.
имя в мире революционеров; он понимал, что Дзержинский, исповедующий иную
концепцию борьбы против тирании, может чувствовать определенного рода
неудобство - надо спорить, отвергать, поднимать руку на то святое, что
было связано с историей "Народной воли", - а это горько, это н е у д о б н
о; поэтому, желая помочь собеседнику, Кропоткин повторил в третий раз:
была нежность к этому чистому, убежденному, талантливому - а потому
опасному для дела социал-демократии - старцу. (Кропоткин не мог уже
переделать себя - седьмой десяток; это еще в пятьдесят - куда ни шло; это
"переосмыслением позиции" можно назвать, а на закате такое невозможно,
недопустимо, и - в чем-то - непорядочно даже.)
Я приехал просить.
товарищ Юзеф, просите. Все что могу - отдам, я рад отдать то, что имею,
молодому товарищу, это долг наш - о т д а в а т ь вам.
Кропоткина не сомневался.
вердикты, словопрения необязательны для людей, порочны они. К чему же
тогда з н а т ь необязательное? К чему исследовать скорлупу, которая
отмирает?
Кенигсберге - закатала бы на каторгу тысячи революционеров.
вернуться домой, я берусь переправить вас через границу, мы кенигсб"ргское
"оконце" в империю сохранили...
нелегалом.
понял - ругаться будем.
просьбой воздержаться от пропаганды насилия, крови, террора - к вам
прислушаются, Петр Алексеевич. Я не стану дискутировать положения вашей
программы. Впрочем, я не скрываю, что не согласен со многим: как вы
охраните "сообщество договаривающихся общин" от террора свергнутых
эксплуататоров, например? Почему убеждены, что человек не нуждается в
регулятивных организациях общества - не нынешнего конечно же, а
коммунистического, когда собственность будет общей?
Люксембург, слышу книжников от революции. А мы - практики!
работает в рабочей массе, рассказывая ей об учении коммунизма.
кропоткинский, анархический, безбрежный.
схватки?
Они экспериментаторы от революции. А рабочие ждут реальной программы,
зримой, понятной, осуществимой. Убить исправника и провести экспроприацию
не есть революционная работа, это есть игра в бунт. А охранка пользуется
этим, вешает ярлык "террориста" на каждого, кто выступает против
самодержавия.
хочу, Петр Алексеевич.
главным, решающим, поскольку брошюры варшавских "анархистов-коммунистов"
изобиловали ссылками именно на Штирнера.
неприметной, но тем разительнее являла она ту непреложную для Дзержинского
истину, что судить о человеке по опросному листку, по словам родных,
соседей, знакомых, врагов и друзей, по устоявшимся мнениям, широко и,
казалось бы, напрочно распространенным, никак невозможно, н е ч е с т н о
и, как однажды сказал Юлиан Мархлевский, "б а р с т в е н н о". О человеке
можно судить, лишь узнав его по-настоящему, и не только в с л о в е
произнесенном, но и в деле.
было "слово написанное".
Берлине, неприметный внешне, казавшийся всякому встретившему его каким-то
забитым, маленьким, щуплым, провозгласил: "Люди - суть то, чем они могут
быть. Чем они могут быть? Конечно, не чем иным, как тем, что они на самом
деле есть. Все - суетно: нет истины, права, свободы, человечности и всего
прочего, что существовало бы для меня, до моего появления на свет".
где ценится стройное построение логической схемы, начиная от планировки
мебели на кухне и кончая новой формой математического доказательства, в
стране, где схоластика средневековья покоилась на фундаменте вооруженного
рыцарства, такого пода отвлеченными афоризмами себя не заявишь. И Шмит,
ставший Штирнером, воскликнул:
слугою, религиозным человеком. Только Ты есть истина. Нет, Ты больше, чем
истина, ибо она в сравнении с Тобою - ничто".
учение, объявив единственным законом мира личное благо человека: "Какое
мне дело до того, согласно ли с христианством то, что Я мыслю и делаю?
Какое мне дело до того, является ли то, что Я думаю и делаю, либеральным,
гуманным, или бесчеловечным, нелиберальным?! Если то, что Я думаю и делаю,
представляет собою то, что Я желаю, если Я получаю от этого удовольствие,
называйте это как хотите - МНЕ все равно!"
быть тем, чем позволяет тебе быть Твоя СИЛА. Всякое право я вывожу из
СЕБЯ. Я имею право на все, чем могу овладеть. У кого сила, тот выше
закона".
своих акций. Как это ни парадоксально, но именно анархист Штирнер дал
рецепт доктрины Круппу - первой половиной своей теории. Вторую половину,
где Штирнер, следуя своей логической схеме, отвергал государство, как
"дитя" права, можно было бы заменить, купировать, запретить. Паллиатив
государства будущего, которое предлагал "тихий анархист Штирнер", был
оправданием деяний сильных мира сего, ибо он утверждал: "Будущее
человеческое сообщество - есть союз эгоистов. Союз - мое собственное
создание, он не свят, он не есть власть над моим духом.
постоянно .подвергаю их своей критике, постольку же Я не даю обязательства
пред союзом относительно моего будущего поведения. Я не продаю Своей души
дьяволу, государству или всякому иному духовному авторитету. Я есть и
остаюсь для Себя чем-то большим, нежели государство, церковь, Бог.
Удерживать людей в союзе может лишь выгода, получаемая личностью в каждый
данный момент. Когда Мне нужен мой сочеловек, Я вхожу в соглашение для
того, чтобы в союзе с ним увеличить Свою мощь и соединенными силами
совершить больше, нежели это может сделать отдельная личность.
лишь эгоизм.
она может разбить силу государства, если полагает, что не государство
сильнее ее, но она сильнее государства. Борьба мыслящих против
правительства в том лишь случае несправедлива, если она бессильна, если
мыслящие выставляют против тирании государства одни только идеи - они
обречены, поскольку эгоистическая сила накладывает на уста мыслящего
печать молчания. Теоретическая борьба не может победить; сила идеи
побеждается силой эгоизма.
социалисты или коммунисты. Он будет решен только войной всех против всех.
Круз Андрей
Никитин Юрий
Зыков Виталий
Грабб Джеф
Орлов Алекс
Шилова Юлия