такие красивые, голубые и - когда смотрит на него - полные нежности,
спокойного понимания. Лицо человека стареет, глаза никогда. Кто-то отлично
сказал: "Счастье - это когда тебя понимают". А ведь действительно, подумал
генерал, литература - явление необычное: можно написать несколько книг и
не оставить после себя следа, а иногда простая, точная фраза гарантирует
писателю посмертную память. Строка Некрасова: "Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!" - стала хрестоматийной оттого, что она
живописна. Или короткое стихотворение Ахматовой: "В Кремле не надо жить,
Преоб-раженец прав, там зверства дикого еще кишат микробы, Бориса дикий
страх и всех Иванов злобы, и Самозванца спесь взамен народных прав". Вся
концепция Петра, прорубившего для России окно в Европу, заключена в этом
стихотворении.
ахматовского толка отсутствует, рифмованное б е з м ы с л и е.
дело, был рядом:
изматывающего, чем ожидание.
смотрят...
в контакт...
сделает ни единой затяжки, п ы х н у л, задумчиво посмотрел на странный,
причудливой формы рисунок, образованный дымом - какая-то сюрреалистическая
абстракция серо-голубого цвета на фоне деревянных, темно-коричневых
панелей кабинета, - и тихо спросил:
Вене - восемнадцать лет, было ли когда с ним такое? "Жизнь моя, иль ты
приснилась мне"; как же пронеслось время, - он судил о человеке прежде
всего по лицу: сколь оно волевое, сильное; по осанке - в ней, считал он,
проявляется отношение личности не только к себе, но и к окружающим; по
манере одеваться. Элегантность, и только элегантность, - основное в одежде.
там он провел год, каждый день наблюдая людей, сидевших на скамье
подсудимых.
породистое, само, казалось бы, благородство! А какие страшные приказы
подписывал этот человек?! Чудовищные по своему изуверству, не поддающиеся
объяснению с точки зрения норм общепринятой морали. Геринг, хоть и
осунувшийся, постоянно укрывавший ноги клетчатым шотландским пледом, в
полувоенном кителе, постоянно хранил в уголках жесткого рта саркастическую
улыбку; но иногда, особенно во время перекрестных допросов, когда
чувствовал, как прокуроры загоняют его в угол, забывал о придуманной,
тщательно отрепетированной маске, лицо резко менялось: обрюзгшая баба,
готовая вот-вот сорваться в истерике... А Шахт?
Само благородство, добрый дедушка. А интеллигентность и достоинство на
лице рейхсминистра восточных территорий Альфреда Розенберга? Но ведь
именно он приказал в ы р е з а т ь "примерно (его слова) тридцать
миллионов славян и всех без исключения евреев", признанный автор
антирусской и антисемитской доктрины национал-социализма... Когда
Розенберга вели на казнь, лицо его, как рассказывали очевидцы, стало как
студень, тряслось мелкой дрожью, он норовил упасть на колени и, вымаливая
пощаду, поцеловать высокие башмаки американских солдат, которые волокли
его к виселице; Кальтен-бруннер плакал; Риббентроп потерял сознание;
только редактор погромного нацистского "Штюрмера" Юлиус Штрайхер сам шел к
виселице, задрав голову, истерически выкрикивая: "Вы еще пожалеете об
этом, янки!"
если вообще ее можно называть наукой. Нельзя судить о человеке по лицу и
осанке, а тем более по тому, как он одевается, - это дань юношеским
представлениям о людях.
словно бы не ищут настоящих героев на главные роли. "Что, нет у нас
мужчин, подобных Полу Ньюмену, Роберту Редфорду?! - говорил он Ирине. -
Даже нашего любимого Николая Крючкова до сих пор не смогли снять так, как
он того заслуживает! Почему никто из режиссеров не думает об эталонности
героя?! Боятся мечтать - не так поймут коллеги? Не для коллег работает
художник, а для миллионов! Народ - высший судья искусства. То, что он
принял, то и есть искусство. А то, что хвалит критика, а люди не
принимают, - симуляция творчества..."
по улице - не обратишь внимания, одевался неряшливо, никакой элегантности.
Славина порою он раздражал: "Что за мягкотелость, Митя? И этот "хороший
парень", и тот "славный человек"?! Какая-то всеопрощающая всеядность!"
"Это не всеядность, - отвечал Степанов, улыбаясь (иногда, впрочем, глаза у
него желтели - явный признак ярости). - Просто мне так кажется, говорю,
что думаю. И потом я убежден, что даже в падшем человеке надо искать
что-то хорошее... Людей следует тянуть к добру, только тогда они
подобреют... Если отсекать, окажемся в пустыне, Виталик, страшно".
слабохарактерен даже, однако, когда тот в очередной раз улетел к
партизанам Вьетнама, задумался:
уберечь, он сам прет на рожон. Игрок? Нет, отнюдь. По натуре он
романтический прагматик, авантюры не его стихия. Видимо, это надобно делу,
которому он себя посвятил; литература и журналистика не терпят полуправды
и о т с и ж и в а н и я в тишине; ведь "строчки с кровью - убивают,
нахлынут горлом и убьют".
всегда, мягок, улыбчив, открыт; спокойно отвечал на вопросы, пусть даже
самые злые, но (это было видно по лицам спрашивающих) продиктованные
желанием понять, а не заранее отвергнуть все, что ответят. И только один
раз лицо его закаменело, глаза сделались желтыми, сузились в щелочки -
поднялся явный провокатор, не спрашивал, но оскорблял, и не столько
Степанова, сколько Союз; так он его отхлестал за милую душу, какая уж тут
мягкость, втер каблуком в асфальт...
советник американской делегации в Женеве Чарльз Макгони собирает
экстренную пресс-конференцию...
и дело отрываясь от текста, чтобы всмотреться в лица журналистов, - не
существо их государственного строя подталкивает нас к решению о
прекращении переговоров, но лишь убежденность в том, что Советам нельзя
верить на слово ни в чем и никогда... Трагическая судьба выдающегося
русского исследователя Геннадия Кулькова до конца убедит в нашей правоте
тех, кто сомневался, считая американскую позицию излишне твердой и
бескомпромиссной. Мы готовы вернуться на переговоры лишь в тот момент,
когда те, которые садятся с нами за общий стол, будут столь же искренни в
своем намерении достичь мира, как и мы. Никогда еще в истории человечества
зло не было так организованно и мощно, как ныне. Идеология коммунизма,
открыто заявляющая о своем неминуемом торжестве, наращивает ракетный
потенциал день ото дня. При этом происходит постоянная манипуляция
лозунгами "защиты мира", рассчитанными на доверчивых людей, не искушенных
в политике, но искренне жаждущих спасения цивилизации...
необходимость ассигнований на ракетную программу корпорации Пима:
после того как правда об агрессивных планах русских стала достоянием
мировой общественности ценою жизни выдающегося поборника мира профессора
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Трубников Александр
Шилова Юлия