Чтение 73–й страницы книги ~Тривселенная~

инстинкт, требовавший хоть какой-то самоидентификации? Имена становились
пылью, и пылью становились попытки каждого понять себя, мир и себя в мире.
Пыль - желтоватая, как песок под ногами, - выступала у них на плечах,
ладонях, а у стоявшего чуть в стороне от остальных человека по имени Антарм
пыль мысли запорошила даже волосы.

Десять человек повернулись друг к другу и наконец увидели себя. Каждый
отражался в глазах каждого, и каждый понимал себя чужой мыслью, мгновенно
становившейся словом. Ормузд улыбнулся Антарму, Антарм не сводил взгляда с
Аримана, обнимавшего Даэну, и еще один человек не сводил с Даэны
пристального взгляда - это был Влад, а за Владом следил Виктор,
чувствовавший инстинктивно, что не должен доверять этому человеку, потому
что... Неважно, эмоции были пока сильнее разума. Не должен - и все.

Еще трое мужчин - Авраам, Пинхас и Генрих - подошли ближе и встали на
самом краю тверди, а женщина - Натали - осталась в одиночестве посреди
речного потока: вода была холодна, прозрачна и говорлива. Вода сказала то,
что Натали пока понимала смутно - слова не содержали смысла, пока вода не
заполнила эту пустоту. Генрих здесь, и мы вместе.

Мысль эта каплями упала на плечо Генриха, будто вода, которую Натали
отряхнула с пальцев. Он обернулся.

- Наташа! - сказал Генрих, и слово это, не сказанное даже, а
вспыхнувшее в небе ярче солнца, бросило их друг к другу.

Они встретились и застыли. Цепь, объединившая этих людей совсем в
другом месте и во времени, которое невозможно было измерить, замкнулась.
Десять человек стояли на краю тверди, собирая по крупицам собственную
личность - одну на всех.

Они говорили друг с другом, потому что привыкли (где? когда?) к такой
форме общения, и лишь много времени спустя поняли: в истинном разговоре нет
слов, есть только образы, которыми можно выразить гораздо больше, чем
символами-словами.

- Я люблю тебя! - воскликнул Ариман.

- Ты со мной, и я счастлива, - сказала Даэна.

- Значит, - заметил Ормузд, - мы сильнее, чем думали.

- Мы действительно сильнее, - подтвердил Антарм.

А Влад добавил:

- Если здесь что-то можно сделать силой.

- Я пытаюсь, - пробормотал Виктор, - и ничего не выходит.

- Господи, - произнес Пинхас, - велика сила твоя для меня, поднявшегося
к свету...

- ...И благословен ты, дающий, - это был голос Авраама, на что Генрих,
будучи человеком рациональным, но способным воспринять реальность и
эмоционально, отреагировал словами:

- Если мы поднялись из мрака к Творцу, то я вынужден признать, что Он
среди нас.

- И он - человек, - заключила Натали, вызвав возмущенный взрыв эмоций у
Авраама и Пинхаса.

Результат не замедлил сказаться - тайфун пронесся по маленькому
острову, даже река на мгновение вышла из берегов, но небольшое наводнение
закончилось так же быстро, как началось.

- Мы все-таки вырвались оттуда, - сказал Ариман, но созданный в его
воображении образ - огонь, охвативший небо, люди на небольших островках суши
посреди болотной жижи, фигуры Ученых, как тени фантастических существ на
блестевшей от жара поверхности купола, - этот образ ничего не сказал его
спутникам.

- Оттуда? - переспросил Виктор.

- Вы не помните, - сказал Ариман. Это был не вопрос, а утверждение. Он
знал, что никто не помнит своего прошлого. Кроме него.

А он помнил? В сознании рождались смутные образы, и он понимал их. Это
были изображения, края которых скрывались в тумане, а затем медленно
проявлялись - вместе со звуками, запахами и какими-то другими ощущениями,
которые он пока не мог определить.

"...Мама привела меня в школу, расположенную в квартале от дома. Школа
была нового типа, полуавтомат, и запись в первый класс проводил компьютер с
голосом телебабушки Нины - чтобы дети не боялись и чувствовали себя
спокойно. Я был спокоен. "Как тебя зовут, мальчик?" - спросила бабушка Нина,
и я сказал...

Что же я сказал? Как все четко в памяти, каждая пылинка на поверхности
стола, куда я положил свой рюкзачок с игровой приставкой! И голос
телебабушки я помнил так отчетливо, будто она только секунду назад сказала
свое: "Какой милый ребенок. Ты хочешь записаться в первый класс? Как тебя
зовут, мальчик?" Я раскрыл рот...

Что я сказал в тот момент?.."

"...вспомнил ясно, будто увидел на стереоэкране, - Метальников первым
пошел в атаку на Ученых, когда Минозис и Фай захлопнули кокон, отгородив нас
от Вселенной. Но все равно - мне не нравился этот человек, даже сейчас,
когда мы оказались... где? Представилась странная сцена: спецназовец в
камуфляже и маске в зале Московской хоральной синагоги, на голове картонная
одноразовая ермолка, вокруг молящиеся евреи, а раввин Чухновский стоит перед
гостем и не может принять решения - то ли выставить нахала, то ли усадить на
почетное место: мало ли зачем явился в Божий дом этот представитель власти?
Что если он собирается прямо в зале, где хранится свиток Торы, произвести
арест?.."

- Ормузд, - сказал Ариман. - Учитель! Что ты знаешь об этом мире и что
помнишь о мире, который мы покинули?

- Ничего, - помолчав, отозвался Ормузд. - Я создал твердь и солнце, и
воду, потому что... Мне так хотелось.

- Что такое память? - спросил Виктор. - Памяти нет.

Он был неправ. Ариман помнил. Память взрывалась, будто перегретый
котел, брызги рассыпались, падали, сливались друг с другом...

"Мы с ним первый раз вели дело, за которое могли получить не мелочь,
достаточную, чтобы свести дебет с кредитом, а полновесную сумму - Виктор
говорил о ста тысячах новых рублей. Нужно было отследить связи коммерсанта
по имени Алексей Осташков. Заказ поступил от его конкурента, и Виктор был
уверен, что, получив от "Феникса" неблагоприятные для себя сведения,
заказчик обратится к иным структурам, и Осташков долго не проживет, хотя,
конечно, тут все зависело от расторопности охраны. Бывали случаи, когда
ситуация выворачивалась наизнанку, и убитым находили вовсе не того, кто
предназначен был на роль жертвы.

Виктор тогда сказал, что нужно исхитриться - и деньги взять, и человека
не погубить. Нас потом смогут обвинить в пособничестве, статья восемьдесят
три бис, в лучшем же случае лишат лицензии. Но отказывать клиенту нельзя -
слишком велика сумма.

И мы сделали это. Я уже не помнил, как нам удалось"...

- Ты говоришь не то, - это была мысль человека по имени Пинхас, и
Ариман вспомнил: когда-то и где-то они были знакомы. Раввин Чухновский. - Ты
мешаешь осуществлять предписанную человеку миссию.

- Какую миссию? - воскликнул Ормузд.

- Слияния с Творцом, - твердо заявил Пинхас Чухновский, и Авраам -
Абрам Подольский в прежней жизни - поддержал его мысленным кивком.

- Творец, - повторил Ормузд. - Я сотворил свет и твердь, и солнце, и
воду. Ты говоришь обо мне?

- Я говорю о Боге!

- Что такое Бог?

- Бог - это Творец всего сущего, бесконечно добрый и всепроникающий
Свет. И у нас только один путь - постижение Господа, один путь - от тьмы
нашего падения к Божественному свету.

Ариман обернулся в сторону Чухновского, представил его себе таким,
каким видел, когда раввин лежал на склоне холма, сжав руками голову, шляпа
катилась по склону, ермолка упала и застряла в кусте, а полы пиджака
задрались, и оказалось, что ремень раскрылся, брюки свалились, это было не
столько смешно, сколько нелепо, в тот момент он не обратил внимания, а
сейчас почему-то отчетливо вспомнил: под брюками у раввина был поясок с
кармашком, куда обычно прятали деньги и документы, но Чухновский держал там
черную коробочку, должно быть, что-то связанное с еврейскими молитвами,
Ариман даже знал название, давно знал, но забыл...

- Господи, сколь славны дела Твои... - бормотал Чухновский. - Разумен и
благословен Ты, Присносущий, всемогущ и всеведущ Ты... Благословен будь,
Господь наш...

Ариман вспомнил, что, уходя когда-то из мира, повторял слова, сказанные
раввином, и эти же слова первыми пришли ему на ум, когда он осознал себя на
поле Иалу - нагим, беззащитным и обновленным: "Барух ата адонай...
Благословен будь, Господь наш..." Были это всего лишь вехи, расставленные
для обозначения места перехода из мира в мир, или он действительно в тот
момент обращался к Богу, в которого не верил прежде и не верил потом, но в
миг расставания с жизнью и обретения новой обращался именно к Нему, давшему
жизнь, отнявшему ее и вернувшему опять? Может, Бог, если он есть, проявлял
себя только в такие моменты - когда одна жизнь заканчивалась, а другая
начиналась с белого листа?

И если так, то слова, прозвучавшие сейчас, не означали ли, что все они
покинули еще один мир и перешли в следующий?

Была Вселенная, в которой он родился. Москва, Россия, Земля, Солнечная
система, Галактика... И другая Вселенная - та, где Ариман оказался после
смерти. Мир Ученых и Учителей, материи и духа. Разумно предположить, что
сейчас он оказался в третьей Вселенной и не имел ни малейшего представления
о том, что их здесь ждало.

Мысль возникла неожиданно, и Ариман повторил ее для всех:

- Это мир без материи. Мир духа, мыслей, идей. В этом мире нет
привычного нам понятия "здесь". И понятие "сейчас" тоже имеет иной смысл.
Есть мы. Если хотите - с большой буквы.