я забыл. - Он внимательно изучил чистую руку. - Пневма, - сказал он. - С
чего бы мне это было забывать о том, что я обладаю такой силой, как пневма?
Миляги, но несмотря на это он продолжил расспросы.
сквозь него кое-где проглядывало чистое небо.
боль, - сказал Пай, не глядя на него.
предшествовавший им ответ. Он уловил их смысл но лишь с очень большим
трудом.
по-прежнему звучал искаженно, но уже не так сильно.
меня появилась такая сила.
показался Миляге таким отвратительным, что ему словно ударили кулаком в
живот, приведя в смятение пребывавшую там порцию тушеного мяса.
неприятные ощущения. - Что за шутки ты со мной шутишь?
слышать то, что я говорю.
хочу услышать ответы. Прямые и откровенные ответы!
волны тошноты с новой силой поднялись внутри Миляги. В животе у него была
такая боль, что он согнулся пополам, но разрази его гром, если он не услышит
от мистифа все, что ему нужно. Это уже превратилось в дело принципа. Он
попытался смотреть на губы мистифа из-под прикрытых век, но через несколько
слов мистиф замолчал.
ему, даже если он и не сумеет уловить смысл его слов. - Что я такого сделал?
Почему мне было так необходимо забыть это? Скажи мне!
безнадежно исковерканы, что Миляга едва ли мог уловить хотя бы крупицу их
смысла. Что-то насчет силы. Что-то насчет смерти.
и огляделся вокруг в поисках зрелища, которое смогло бы благотворно
подействовать на его внутренности. Но вокруг него был сплетен заговор
маленьких гнусностей: крыса строила свое жалкое логово под рельсом,
железнодорожный путь уводил его взгляд в облако пыли, мертвый зарзи у его
ног, с раздавленным яйцеводом, забрызгал каменную плиту своими неродившимися
детьми. Эта последняя картина, при всей своей мерзостности, навела его на
мысли о еде. Фирменное блюдо в гавани Изорддеррекса: рыба внутри рыбы внутри
рыбы, и самая маленькая из них полна икры. Это доконало его. Он дотащился до
края платформы, и его вырвало на рельсы. В желудке у него было не так уж
много пищи, но волны рвоты накатывали одна за другой, пока внутри него не
поселилась адская боль, и слезы не побежали у него из глаз. Наконец он
отошел от края платформы. Его била дрожь. Запах рвоты до сих пор стоял в его
ноздрях, но спазмы потихоньку ослабевали. Краем глаза он увидел, как Пай
подходит к нему.
отправился в относительную прохладу зала ожидания. Там он сел на жесткую
деревянную скамейку, прислонился головой к стене и закрыл глаза. Когда боль
уменьшилась и в конце концов исчезла, мысли его обратились к той цели,
которая скрывалась за этим нападением Пая. За прошедшие месяцы он несколько
раз расспрашивал мистифа о проблеме силы: откуда она берется и как, в
частности, случилось, что она появилась у него, Миляги. Ответы Пая были
крайне туманными, да Миляга и не чувствовал особого желания докапываться до
сути. Возможно, подсознательно он даже не хотел этого. Классическая
ситуация: такие дары не обходятся без последствий, и он слишком наслаждался
своей ролью обладателя силы, чтобы рисковать лишиться ее из-за спесивого
желания все знать. Он ничуть не возражал, получая в ответ на свои вопросы
лишь туманные намеки и двусмысленности, и, возможно, так бы оно и
продолжалось дальше, если бы его не довели зарзи и задержка поезда на Л'Имби
и если бы скука не сделала его более настойчивым. Но это была только часть
правды. Конечно, он расспрашивал мистифа достаточно настойчиво, но нельзя
сказать, чтобы он провоцировал его. Масштабы нападения не соответствовали
ничтожности повода, которым оно было вызвано. Он задал невинный вопрос, а за
это его вывернули наизнанку. И это после всех признаний в любви в горах.
подстроил.
задаю тебе вопрос, а ты забиваешь мне голову таким количеством дерьма, что я
начинаю блевать. И выясняется, что я виноват в этом, так как задал какой-то
не тот вопрос? Что это за трахнутая логика такая?
приближающегося поезда становился все громче и громче. К нему добавились
приветственные крики и хлопки со стороны зрителей, собравшихся на платформе.
Все еще чувствуя себя слегка не в своей тарелке, Миляга последовал за Паем в
направлении толпы.
однако, как он предположил, принадлежало не к потенциальным
путешественникам, а скорее к зевакам, для которых поезд служил отвлечением
от голода и неуслышанных молитв. Однако было и несколько семей, которые
пробирались сквозь толпу с багажом, намереваясь погрузиться. Можно было
только вообразить, какие лишения претерпели они для того, чтобы оплатить
свое бегство из Май-Ке. Много слез пролилось, пока они обнимались с теми,
кто оставался на родине. Последние в основном были людьми уже в возрасте и,
судя по глубине их скорби, уже не рассчитывали встретиться со своими детьми
и внуками. Поездка в Л'Имби, которая для Миляги и Пая была чем-то вроде
увеселительной экскурсии, для них представлялась отъездом в страну
воспоминаний.
отправления в Имаджику, чем огромный локомотив, только сейчас появившийся из
облака пара. О том, кто составлял чертежи этой грохочущей, сверкающей
машины, было хорошо известно земному собрату - тому сорту локомотивов,
которые уже исчезли на Западе, но все еще дослуживали свое в Китае или
Индии. Но имитация была не настолько рабской, чтобы отбить местную страсть к
украшательству: он был расписан так цветасто, что был похож на самца,
отправившегося на поиски своей самки. Но под яркими красками находился
механизм, который вполне мог сползти на Кингс Кросс или Мерилебоун в годы,
последовавшие за Великой войной. Он тянул за собой шесть пассажирских и
столько же товарных вагонов. В два последних товарных вагона было догружено
стадо овец. Пай уже обследовал ряд пассажирских вагонов и теперь вернулся к
Миляге.
Большинство из них теперь было лишено как набивки, так и подголовников, а у
некоторых вообще не было спинок. Пол был пыльным, а стены, которые когда-то
были украшены с тем же рвением, что и локомотив, отчаянно молили о новой
покраске. Кроме них, в вагоне ехали только два человека - оба мужчины, оба
отличались гротескной полнотой, и оба были одеты в сюртуки, из которых
высовывались тщательно забинтованные конечности, что делало их похожими на
духовных лиц, сбежавших из травматологического отделения. Черты их были
очень мелкими: они сгрудились в центре их лиц, словно боялись утонуть в
жиру. Оба они ели орехи, коля их в своих толстеньких кулачках и осыпая пол
осколками скорлупы.
себе место, максимально удаленное от двух щелкунчиков.
скудными пожитками, которые они успели приобрести в этом Доминионе.
Последовала долгая задержка, пока непокорных животных пытались кнутом и
пряником загнать в вагон, который (возможно, им это тоже было известно)
должен был отвезти их на бойню, а люди на платформе приступили к последним
Афанасьев Роман
Махров Алексей
Мичурин Артем
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Перумов Ник