дорожному камню, тебя с нами не было.
прогулку через папиного турагента?
очертаниям города на горизонте, но это было нечто новое. Далекий мост
словно парил в небе - бледный неясный очерк на полуденной синеве. Роланд
сумел разглядеть четыре пары невероятно высоких металлических вышек - по
одной у каждой оконечности моста и две в середине. Между ними в воздухе
покачивались длинные полукружья исполинских тросов. Эти полукружья
соединялись с настилом множеством вертикальных линий - то ли такими же
тросами, то ли металлическими балками; чем именно, Роланд не разобрал.
Зато он заметил бреши и много времени спустя понял, что мост уже не
идеально ровный.
уж плохо.
поздно.
отроческих лет помню такую поговорку: "лишь дурень, еще не проснувшись,
верит, что видит сон". Смекаешь?
и после недолгой борьбы подавил желание съязвить. Просто стрелок (юноша не
сомневался, что неумышленно, впрочем, легче от этого не становилось) умел
заставить Эдди почувствовать себя совершеннейшим _с_о_п_л_я_к_о_м_.
поговорка моей матери.
он сказочном состоянии, небось, тыщу лет без капремонта, но ведь стоит же!
И город - вон он! Может, все-таки не такой уж страшный грех надеяться, что
там отыщется что-нибудь полезное? Или кто-нибудь, кто, вместо того, чтоб в
нас палить, накормит нас и научит уму-разуму, как старики из Речной
Переправы? Разве такой большой грех надеяться, что нам, может быть, еще
повезет?
речь.
бы ни прозвучала в голосе Роланда, неизменно удивляла Эдди. - Надеяться
никогда не грех. - Стрелок оглядел своих спутников, словно пробуждаясь от
глубокого сна. - Сегодня мы дальше не пойдем. Пришла пора потолковать, а
на это надобно время.
- и остальные последовали за ним.
Роланда исключительно сквозь призму тех немногих телевизионных фильмов,
которые она видела: "Шайенна", "Стрелка" и, конечно, их общего прототипа,
"Ружейного дыма". "Ружейный дым" она иногда слушала с отцом по радио еще
до выхода одноименной постановки на телеэкран (при мысли о том, насколько
Эдди и Джейку чужда идея радиоспектакля, Сюзанна улыбнулась - с места
сдвинулся не только мир Роланда). Она еще помнила, что говорил в начале
каждой такой короткой пьески актер, читающий текст от автора: "...человек
поневоле становится недоверчивым, осторожным - и в глубине души одиноким".
широкоплеч, как Маршал Диллон, и вовсе не так высок, и его лицо казалось
Сюзанне скорее лицом усталого поэта, чем слуги закона с Дикого Запада, но
она по-прежнему продолжала видеть в стрелке телесное воплощение
выдуманного канзасского блюстителя порядка, чье единственное призвание,
предназначение и цель (помимо редких попоек в "Длинной ветви" с
дружками-приятелями Доком и Китти) - Искоренение Нечестного Образа Жизни.
вменялось в обязанность объезжать словно созданные кистью Дали просторы на
краю света. Ему случалось выступать в роли дипломата, посредника, и,
возможно, даже наставника. Более же всего он был солдатом того, что здесь
называли Светом, вероятно, подразумевая под этим те силы цивилизации,
которые удерживали человека от истребления себе подобных достаточно долго
для того, чтобы допустить некоторый прогресс. Не столько наемник, охотник
за головами, сколько благородный странствующий рыцарь - вот кем был Роланд
в свое время, и во многих отношениях время его еще не прошло; обитатели
Речной Переправы определенно так считали. Иначе с чего бы им преклонять в
пыли колена ради его благословения?
стрелок манипулировал ими с памятного страшного утра в вещуньиной
круговине. Всякий раз, когда затевался разговор, неизбежно ведущий к
сопоставлению подмеченных фактов (а что могло быть более естественно, если
принять во внимание пережитое каждым из них катастрофически внезапное и
необъяснимое "извлечение", насильственное перемещение из родного мира в
чуждый?), Роланд оказывался тут как тут и быстро вступал в беседу,
направляя ее в иное русло, да так гладко, что никто ничего не замечал -
даже она, почти четыре года варившаяся в самой гуще движения за
гражданские права.
залечить раны. Но, несмотря на такое проникновение в суть побуждений
стрелка, думая о том, как ловко стрелок управляется с их троицей, она
неизменно испытывала одни и те же чувства: удивление, веселое изумление,
досаду. Сюзанна смутно припоминала, что незадолго до того, как Роланд
забрал ее сюда, Эндрю, ее шофер, назвал президента Кеннеди последним
стрелком западного мира. Тогда она подняла Эндрю на смех, но теперь как
будто бы поняла. В Роланде было гораздо больше от Джей-Эф-Кей, чем от
Мэтта Диллона. Она подозревала, что природа наделила Роланда лишь малой
толикой творческого воображения Кеннеди, но в смысле романтики...
увлеченности, преданности делу... обаяния...
брови:
селлийских наречиях, но, сдается, перезабыл все, кроме проклятий.
что-то сказал - очень быстро и невнятно; Эдди показалось, будто стрелок
полощет горло какой-то очень густой жидкостью. Скажем, кофе недельной
давности. Роланд замолчал и усмехнулся.
судьбой. Философы на моей родине утверждали, будто разрушить _к_а_-_т_е_т
может лишь смерть - или предательство. Корт, мой благородный наставник,
сказал однажды: поелику и смерть и вероломство суть спицы в колесе _к_а_,
подобная связь нерасторжима вовек. Годы идут, я узнаю и постигаю все
больше - и все более и более склоняюсь принять взгляды Корта. Всякий
участник _к_а_-_т_е_т_а_ подобен кусочку головоломки. Взятый сам по себе,
отдельно, такой кусочек - загадка, но сложи его с прочими, и получишь
картину... или _ч_а_с_т_ь_ ее. Для завершения одной картины может
понадобиться великое множество _к_а_-_т_е_т_о_в_. Не удивляйтесь, коль
вскроется, что ваши жизни давно переплелись, пусть прежде вы этого не
замечали. Во-первых, всяк из вас троих владеет даром проникать в мысли
товарищей...