Чтение 73–й страницы книги ~Отверженные~

бурлил поток английской, немецкой и французской крови; здесь колодец, битком
набитый трупами; здесь уничтожены полк Нассау и полк Брауншвейгский, убит
Дюпла, убит Блакман, искалечена английская гвардия, погублены двадцать
французских батальонов из сорока, составлявших корпус Рейля, в одних только
развалинах замка Гугомон изрублены саблями, искрошены, задушены,
расстреляны, сожжены три тысячи человек, - и все это лишь для того, чтобы
ныне какой-нибудь крестьянин мог сказать путешественнику: "Сударь, дайте мне
три франка! Если хотите, я расскажу вам, как было дело при Ватерлоо".

Глава третья. 18 ИЮНЯ 1815 ГОДА

Возвратимся назад - это право каждого повествователя - и перенесемся в
1815 год и даже несколько ранее того времени, с которого начинаются события,
рассказанные в первой части этой книги.

Если бы в ночь с 17 на 18 июня 1815 года не шел дождь, то будущее
Европы было бы иным. Несколько лишних капель воды сломили Наполеона. Чтобы
Ватерлоо послужило концом Аустерлица, провидению оказался нужным небольшой
дождь; достаточно было тучи, пронесшейся по небу, вопреки этому времени
года, чтобы вызвать крушение целого мира.

Битва при Ватерлоо могла начаться лишь в половине двенадцатого, и это
дало возможность Блюхеру прибыть вовремя. Почему? Потому что земля размокла
и надо было переждать, пока дороги обсохнут, чтобы подвезти артиллерию.

Наполеон был артиллерийским офицером, он и сам это чувствовал. Вся
сущность этого изумительного полководца сказалась в одной фразе его доклада
Директории по поводу Абукира- "Такое-то из наших ядер убило шесть человек".
Все его военные планы были рассчитаны на артиллерию. Стянуть в назначенное
место всю артиллерию - вот что было для него ключом победы. Стратегию
вражеского генерала он рассматривал как крепость и пробивал в ней брешь.
Слабые места подавлял картечью, завязывал сражения и разрешал их исход
пушкой. Его гений - гений точного прицела. Рассекать каре, распылять полки,
разрывать строй, уничтожать и рассеивать плотные колонны войск - вот его
цель; разить непрестанно- это он доверил ядру. Эта устрашающая система в
союзе с гениальностью за пятнадцать лет сделала непобедимым мрачного мастера
ратного дела.

18 июня 1815 года он тем более рассчитывал на артиллерию, что численное
ее превосходство было на его стороне. В распоряжении Веллингтона было всего
лишь сто пятьдесят девять орудий, у Наполеона - двести сорок.

Представьте себе, что земля была бы суха, артиллерия подошла бы вовремя
и битва могла бы начаться в шесть утра. Она была бы закончена к двум часам
дня, то есть за три часа до прибытия пруссаков.

Велика ли доля вины Наполеона в том, что битва была проиграна? Можно ли
обвинять в кораблекрушении кормчего?

Не осложнился ли явный упадок физических сил Наполеона в этот период
упадком и его душевных сил? Не износились ли за двадцать лет войны клинок и
ножны, не утомились ли его дух и тело? Не стал ли в полководце, как это ни
прискорбно, брать верх уже отслуживший воин? Одним словом, не угасал ли уже
тогда этот гений, как полагали многие видные историки? Не впадал ли он в
неистовство лишь для того, чтобы скрыть от самого себя свое бессилие? Не
начинал ли колебаться в предчувствии неверного будущего, дуновения которого
ощущал? Перестал ли - что так важно для главнокомандующего - сознавать
опасность? Не существует ли и для этих великих людей реальности, для этих
гигантов действия возраст, когда их гений становится близоруким? Над
совершенными гениями старость не имеет власти; для Данте, для Микеланджело
стареть - значило расти; неужели же для Аннибала и Наполеона это означало
увядать? Не утратил ли Наполеон чувство победы? Не дошел ли он до того, что
не распознавал подводных скал, не угадывал западни, не видел осыпающихся
краев бездны? Не лишился ли он дара предвидения катастрофы? Неужели он, кому
когда-то были ведомы все пути к славе и кто с высоты своей сверкающей
колесницы перстом владыки указывал на них, теперь, в гибельном ослеплении,
увлекал свои шумные, послушные легионы в бездну? Не овладело ли им в сорок
шесть лет полное безумие? Не превратился ли этот подобный титану возничий
судьбы просто в беспримерного сорвиголову?

Мы этого не думаем.

Намеченный им план битвы был, по общему мнению, образцовым. Ударить в
лоб союзным войскам, пробить брешь в рядах противника, разрезать
неприятельское войско надвое, англичан оттеснить к Галю, пруссаков к Тонгру,
разъединить Веллингтона с Блюхером, овладеть плато Мон - Сен -Жан, захватить
Брюссель, сбросить немцев в Рейн, а англичан в море - вот что для Наполеона
представляла собой эта битва. Дальнейший образ действий подсказало бы
будущее.

Мы, конечно, не собираемся излагать здесь историю Ватерлоо; одно из
основных действий рассказываемой нами драмы связано с этой битвой, но
история самой битвы не является предметом нашего повествования; к тому же
она описана, и описана мастерски, Наполеоном - с одной точки зрения, и целой
плеядой историков {Вальтером Скоттом, Ламартином, Волабелем, Шарасом, Кине,
Тьером (Прим. авт.).} - с другой. Что же касается нас, то мы, предоставляя
историкам спорить между собою, останемся лишь далеким зрителем, идущим по
долине любознательным прохожим, который наклоняется над землей, удобренной
трупами, и принимает, быть может, видимость за реальность. Мы не вправе
пренебречь во имя науки совокупностью фактов, в которых, несомненно, есть
нечто иллюзорное; мы не обладаем ни военным опытом, ни знанием стратегии,
которые могли бы оправдать ту или иную систему взглядов. Мы полагаем лишь,
что действия обоих полководцев в битве при Ватерлоо были подчинены сцеплению
случайностей. И если дело идет о роке - этом загадочном обвиняемом, - то мы
судим его, как судит народ-этот простодушный судья.

Глава четвертая. А

Тем, кто желает ясно представить себе сражение при Ватерлоо, надо
вообразить лежащую на земле громадную букву А. Левая сторона этой буквы -
дорога на Нивель, правая - дорога на Женап, поперечная черта буквы А -
проложенная в ложбине дорога из Оэна в Брен - л'Алле. Верхняя точка буквы А
- Мон-Сен-Жан, там находился Веллингтон; левая нижняя точка - Гугомон, там
стояли Рейль и Жером Бонапарт; правая нижняя точка - Бель-Альянс, там
находился Наполеон. Немного ниже, где поперечная черта пересекает правую
сторону буквы А, расположен Ге - Сент. В центре поперечной черты находился
пункт, где был решен исход сражения. Именно там позднее и водрузили льва -
символ высокого героизма императорской гвардии.

Треугольник в верхушке А, между двумя палочками и поперечной чертой, -
это плато Мон-Сен-Жан. В борьбе за это плато и заключалось сражение.

Фланги обеих армий тянулись вправо и влево от дорог на Женап и Нивель.
Д'Эрлон стоял против Пиктона, Рейль - против Гиля.

За вершиной буквы А, за плато Мон-Сен-Жан, находится Суанский лес.

Что же касается равнины, то вообразите себе обширное волнообразное
пространство, где каждый следующий вал встает над предыдущим, а все вместе
поднимаются к Мон-Сен-Жан, доходя до самого леса.

Два неприятельских войска на поле битвы - это два борца. Это схватка
врукопашную. Один старается повалить другого. Цепляются за все; любой куст -
опора, угол стены - защита; отсутствие самого жалкого домишки для прикрытия
тыла заставляет иногда отступать целый полк. Впадина в долине, неровность
почвы, кстати пробежавшая наперерез тропинка, лесок, овраг - все может
задержать шаг исполина, именуемого армией, и помешать его отступлению.
Покинувший поле битвы побежден. Вот откуда вытекает обязанность командующего
всматриваться в каждую группу деревьев, проверять каждый холмик.

Оба полководца тщательно изучили равнину Мон Сен-Жан, ныне именуемую
равниной Ватерлоо. За год до этого ее исследовал с мудрой
предусмотрительностью на случай большого сражения Веллингтон. В этой
местности и в этом бою лучшие условия оказались у Веллингтона, худшие - у
Наполеона. Английская армия находилась наверху, французская внизу.

Вряд ли стоит изображать здесь Наполеона утром 18 июня 1815 года, на
коне, с подзорной трубой в руках, на возвышенности Россом. Его облик и так
всем давно известен. Спокойный профиль под форменной шапочкой Бриеннской
школы, зеленый мундир, белые отвороты, скрывающие орденскую звезду, серый
редингот, скрывающий эполеты, кончик красной орденской ленты в вырезе
жилета, лосины, белый конь под алым бархатным чепраком. по углам которого
вышиты буква N с короной и орлы, на шелковых чулках ботфорты для верховой
езды, серебряные шпоры, шпага Маренго, - весь образ этого последнего Цезаря,
превозносимого одними и осуждаемого другими, еще стоит у всех перед глазами.

Долгое время образ этот был окружен ореолом, что являлось следствием
легендарного помрачения умов, вызываемого блеском славы многих героев и
затмевающего на тот или иной срок истину; но в настоящее время вместе с
историей наступает и прояснение.

Ясность истории неумолима. История таит в себе странное, божественное
свойство: будучи сама светом и именно в силу того, что она свет, она бросает
тень туда, где до этого видели сияние. Одного человека она превращает в два
различных призрака, один нападает на другого, вершит над ним правосудие,
мрачные черты деспота сталкиваются с обаянием полководца Это дает народам
более правильное мерило при решающей оценке. Опозоренный Вавилон умаляет
славу Александра, порабощенный Рим умаляет славу Цезаря, разрушенный
Иерусалим умаляет славу Тита. Тирания переживает тирана. Горе тому, кто
позади себя оставил мрак, воплощенный в своем образе!