Но на этот раз он ведет ее за руку и, такой веселый, кричит мне: "Погляди!
Она согласна выйти за меня замуж"! А она говорит смело, но, знаете ли,
смущается, и смеется, и плачет: "Да... дядя. Если вы хотите". Если я хочу! -
вскричал мистер Пегготи, восторженно мотая головой. - О господи! Как будто я
чего другого мог хотеть! "Если вы хотите, - говорит она. - Я, говорит, стала
рассудительнее, я все обдумала, и я буду ему хорошей женой, потому что он
добрый и славный". Потом миссис Гаммидж стала хлопать в ладоши, как в
театре. А тут и вы вошли! Все это произошло вот здесь, только что. А вот и
тот, за кого она выйдет замуж, как только кончится срок учения.
мистер Пегготи в припадке бурного веселья и в знак расположения. Он
чувствовал, что должен что-то нам сказать, и заговорил, сильно запинаясь и
не очень связно:
первый раз... а я уже думал о том, какой она вырастет... Я видел, как она
росла... джентльмены... прямо как цветок. Я за нее, мистер Дэви, жизнь
положу. О! От всей души положу... Она для меня все, больше чем могу...
больше чем могу выразить, джентльмены... я... я люблю ее. На земле нет
такого джентльмена и на море... нет такого, который любит свою жену так, как
я люблю ее. Хоть много людей... могут сказать лучше, чем я... что они
думают...
избытка чувств к прелестной малютке, полонившей его сердце. Трогательно было
доверие, которое питали к нам он и мистер Пегготи. Растрогал меня также и
рассказ. Может быть, повлияли на мои чувства воспоминания детства - не знаю.
Я не знаю, приехал ли я туда, все еще воображая, будто влюблен в малютку
Эмли - знаю только, что все увиденное мною доставило мне подлинную радость,
но радость особого свойства, которая в первый момент могла бы из-за
какого-нибудь пустяка превратиться в боль.
сердцах, едва ли я сделал бы это искусно. Но со мною был Стирфорт, и он
сделал это с ловкостью необыкновенной; через несколько минут мы все
успокоились и нам стало так хорошо, как только возможно.
достойны того счастья, которое выпало вам сегодня на долю. Позвольте пожать
вашу руку! А вас, Хэм, поздравляю! Вашу руку! Маргаритка, поворошите дрова в
очаге, пусть ярче пылают! Мистер Пегготи, если вы не убедите вашу милую
племянницу вернуться, - я поберегу для нее место вот здесь, в уголке, - то я
уйду. Ни за какие сокровища Индии я не соглашусь, чтобы из-за меня у вашего
камелька в такой вечер пустовало место - да еще чье!
малютка Эмли не хотела возвращаться, и тогда за ней пошел Хэм. Наконец они
оба доставили ее к очагу; она была очень сконфужена, очень смущалась, но
скоро пришла в себя, когда услышала, с какой почтительностью обратился к ней
Стирфорт, с каким искусством он избегал всего, что могло поставить ее в
неловкое положение, как говорил он с мистером Пегготи о баркасах, о
кораблях, о приливах, отливах и о рыбе, как напоминал мне о своей встрече с
мистером Пегготи в Сэлем-Хаусе и как восхищался их баркасом... Он говорил
обо всем этом так просто и легко, что постепенно всех нас пленил и мы вели
беседу без малейшего стеснения.
вниманием, лицо ее оживилось, и она казалась очарованной. Стирфорт рассказал
об одном страшном кораблекрушении, которое пришло ему на память благодаря
беседе с мистером Пегготи, рассказал удивительно живо, словно сам был его
свидетелем, и малютка Эмли все время не отрывала от него глаз, словно и ока
видела все воочию. Чтобы отвлечь нас от грустных мыслей, он рассказал о
своем собственном комическом приключении с таким жаром, точно этот рассказ
был для него так же нов, как и для нас. Малютка Эмли огласила баркас таким
звонким смехом, что смеялись мы все (смеялся и Стирфорт), заразившись ее
весельем. Затем он заставил мистера Пегготи петь - вернее, орать - "Когда
буйный ветер дует, дует, дует" * и сам пропел морскую песню столь искусно и
чувствительно, что мне представилось, будто стоит только прислушаться, и мы
в самом деле услышим, как ветер кружит печально у дома и проникает к нам в
нерушимую тишину.
жертву уныния так, как никому не удавалось со дня смерти ее "старика", о чем
сообщил мне мистер Пегготи. Он просто не оставил ей времени предаваться без
помех меланхолии, и на следующий день она заявила, что ее, по всей
видимости, околдовали.
беседой. Он сидел и молча нас наблюдал, когда малютка Эмли сидя по другую
сторону очага, отважилась - все еще, правда, смущаясь, - напомнить мне о
наших былых прогулках по морскому берегу в поисках раковин и камешков; он
молчал, внимательно слушал и задумчиво наблюдал нас, когда я спросил ее,
помнит ли она, как я был влюблен в нее, а также и тогда, когда мы краснели и
смеялись, вспоминая доброе старое время, которое казалось нам теперь таким
неправдоподобным. Эмли сидела на своем прежнем месте - на сундучке в углу у
очага, а Хэм там, где, бывало, сидел я - рядом с нею. Не знаю почему -
потому ли, что она хотела немного помучить его или потому, что девическая
скромность заставляла ее смущаться нашего присутствия, но сидела она
вплотную к стене, отодвинувшись от Хэма; и я заметил, что она сидела так, не
меняя позы, весь вечер.
из сушеной рыбы и сухарей было уже покончено, покончено было и с бутылочкой
джина, которую Стирфорт достал из кармана и мы, мужчины, осушили, - теперь я
могу писать: "мы, мужчины", не краснея. Мы прощались весело. Все они
столпились у двери, чтобы осветить нам, насколько возможно, дорогу, и я
видел ласковые голубые глаза малютки Эмли, выглядывавшей из-за плеча Хэма, и
слышал ее нежный голосок, призывавший нас идти осторожно.
Странное место и странная компания. Мне еще не доводилось встречаться с
такими, как они...
помолвке и были свидетелями их радости! Я никогда не видел, чтобы люди
бывали так счастливы. До чего приятно это видеть и разделить с ними их
честную радость, как разделили ее мы!
Стирфорт.
это неожиданное холодное замечание. Но, мгновенно повернувшись к нему, я
увидел его смеющиеся глаза и с облегчением сказал:
мисс Дартл, старайтесь прикрыть шуткой сочувствие к беднякам, но я-то вас
знаю лучше! Когда я вижу, как вы понимаете их, как тонко вы можете
постигнуть ликование простого рыбака или любовь ко мне моей старой няни, я
хорошо знаю, что и радость, и печаль, и любое чувство этих людей не
оставляют вас равнодушным. И за это, Стирфорт, я люблю вас и восхищаюсь вами
еще в двадцать раз больше!
если бы мы все были такими!
направлению к Ярмуту.
ГЛАВА XXII
мы почти все время проводили вместе, но случалось нам и расставаться на
несколько часов. Он был прекрасным моряком, а у меня не было склонности к
морскому делу, и когда он с мистером Пегготи выходил на лодке в море - это
было любимым его развлечением, - я обычно оставался на берегу. Поселившись у
моей Пегготи, я, в отличие от него, был в какой-то мере стеснен: я знал, как
усердно ходит она по целым дням за мистером Баркисом, и не хотел поздно
возвращаться домой, а Стирфорт, живя в гостинице, мог поступать, как ему
вздумается. Потому-то до меня и доходили слухи, что в тот час, когда я уже
лежу в постели, он устраивает пирушки для рыбаков в излюбленном трактире
мистера Пегготи "Добро пожаловать", а лунными ночами, облачившись в рыбацкий
костюм, пускается в море и возвращается с утренним приливом. К тому времени
я уже понимал, что неугомонная и отважная его натура всегда ищет какого-то
исхода и находит его в тяжелом труде, в борьбе с ненастной погодой и вообще
в любых волнующих впечатлениях, которые ему новы; и его поведение не
удивляло меня.
бывать в Бландерстоне и посещать старые места, знакомые с детства, тогда как
Стирфорт, съездив туда со мною однажды, не испытывал, разумеется, особого
желания посетить их снова. Вот почему я отчетливо припоминаю, что раза
три-четыре, тотчас же после раннего завтрака, мы отправлялись каждый своей
дорогой и встречались только за обедом. Я понятия не имел, чем занимался он
в это время, и знал лишь, что он пользуется большой популярностью в Ярмуте и
находит десятки способов развлекаться там, где другой на его месте не нашел
бы ни одного.
припоминал каждый ярд ее, и никогда не надоедало мне бродить по знакомым
местам. Я бродил так же, как, бывало, в своих воспоминаниях, и
останавливался там, где задерживался мысленно в более юные годы, когда жил
вдали отсюда. Я останавливался неподалеку от могилы под деревом, где
покоились мои родители, - могилы, на которую я смотрел с таким странным
чувством жалости, когда там лежал только мой отец, и близ которой я стоял
Маркеев Олег
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Суворов Виктор