так часто ошибались и порой так не скоро удавалось понять всю глубину их
ошибки, что этому авторитету больше не следует доверять. Все могут быть и
правы. "Но это не закон", - как говорит призрак Джайлса Скроггинса в
известной балладе.
были правы. Именно так он и выглядел.
всю его фигуру в черном, невыразимо мрачную, хотя ладную и стройную, его
тронутые сединой волосы, падающие на лоб и виски подобно спутанным
водорослям, - словно всю свою жизнь он был одинокой вехой, которую треплет и
бьет бездонный людской океан, - кто не сказал бы, что это человек одержимый?
замкнутого, всегда сумрачного и чуждого веселости, и притом столь
рассеянного, словно он постоянно уходил мыслью в далекое прошлое или
прислушивался к давно отзвучавшим голосам, - кто не сказал бы, что так вести
себя может только человек одержимый?
силу и звучность он словно нарочно сдерживал и приглушал, кто не сказал бы,
что это голос человека одержимого?
лаборатории - ибо, как известно всему свету, он ученый химик и профессор, к
чьим словам прислушиваются изо дня в день толпы учеников, - видя, как он
одиноко сидит там зимним вечером в молчаливом окружении колб с химическими
веществами, приборов и книг, а тень от прикрытой абажуром лампы, точно
исполинский жук, прилепилась на стене, и лишь она одна недвижна среди всех
зыбких теней, которые неверное пламя камина отбрасывает от причудливых
предметов, наполняющих комнату (иные из этих призрачных силуэтов - отражения
стеклянных сосудов с какой-либо жидкостью - трепещут порою в страхе, точно
живые твари, знающие, что он властен разложить их на составные части,
предать огню и обратить в пар); видя его в этот час, когда дневной труд
окончен и он сидит, задумавшись, в кресле, перед багровым пламенем, пляшущим
за ржавой каминной решеткой, и шевелит тонкими губами, с которых, однако, не
слетает ни звука, точно с безмолвных уст мертвеца, - кто не сказал бы, что,
должно быть, и этого человека и эту комнату посещают привидения?
вокруг этого человека отмечено печатью чего-то сверхъестественного и живет
он среди призраков?
напоминает склеп; некогда то было величавое здание, высившееся на открытом
месте, ныне оно кажется лишь обветшалой прихотью давно забытых зодчих;
закопченное, потемневшее от времени и непогоды, оно стиснуто со всех сторон
неудержимо растущим огромным городом, задушено камнем и кирпичом, словно
старый колодец. Прямоугольные дворики колледжа лежат как бы на дне глубоких
провалов - среди высоких стен и домов, что за долгие годы выросли по
соседству и поднялись куда выше его приземистых труб; вековые деревья
осквернены копотью всех окрестных печей, ибо в хмурые ненастные дни дым, не
имея сил вытянуться кверху, удостаивает сползать даже в такие низины; жалкая
травка чуть прозябает на этой пропитанной сыростью почве и тщетно силится
разрастись хотя бы в подобие настоящих газонов; мощеные дорожки отвыкли от
звонкого шума шагов и даже от чьих-либо взоров, - разве что из окна
соседнего дома, словно из другого мира, случайно глянет кто-нибудь и с
недоумением спросит себя, что это за глухой закоулок; солнечные часы
прячутся в углу среди кирпичных стен, куда за сто лет не пробился ни единый
солнечный луч; зато этот забытый солнцем уголок облюбовала зима - и снег
залеживается тут еще долго после того, как повсюду он сойдет, и злой
восточный ветер гудит здесь, точно огромный волчок, когда в других местах
все давно уже тихо и спокойно.
старое и мрачное, такое ветхое и вместе прочное; так еще крепки источенные
червями балки над головой, так плотно сбит потускневший паркет, ступенями
спускающийся к широкому камину старого дуба; окруженное и сдавленное со всех
сторон наступающим на него огромным городом, оно было, однако, так
старомодно, словно принадлежало иному веку, иным нравам и обычаям; такая
тишина тут царила и, однако, такое громовое эхо откликалось на далекий
человеческий голос или на стук захлопнувшейся двери, что не только в
соседних коридорах и пустых комнатах гудело оно, но перекатывалось, ворча и
рыча, все дальше и дальше по дому, пока не замирало в духоте забытых
подвалов, где столбы низких нормандских сводов * уже наполовину ушли в
землю.
порой!
туман, склоняется к закату. Когда стемнело ровно настолько, что все предметы
кажутся огромными и неясными, но не совсем еще расплылись во тьме. Когда
тем, кто сидит у огня, в рдеющих углях начинают мерещиться странные лица и
чудовищные образы, горы и пропасти, засады и сражения. Когда на улицах
гонимые ветром пешеходы почти бегут, низко наклоняя голову. Когда те, кому
приходится повернуть навстречу ветру, в испуге останавливаются на углу, ибо
колючий снег вдруг залепил им глаза, хоть до сих пор его и не видно было, -
он падал так редко и уносился по ветру так быстро, что и следа не оставалось
на окоченевшей от холода земле. Когда люди наглухо закрывают окна своих
домов, сберегая тепло и уют. Когда газовые фонари вспыхивают и на оживленных
и на тихих улицах, на которые быстро опускается темнота. Когда прозябший
запоздалый пешеход, ускоряя шаг, начинает заглядывать в окна кухонь, где
жарко топятся печи, и благоухание чужих обедов щекочет ему ноздри, дразня и
без того разыгравшийся аппетит.
леса и рощи, которые шумят и трепещут под порывами ветра. Когда моряков в
открытом море, повисших на обледенелых вантах, безжалостно швыряет во все
стороны над ревущей пучиной. Когда на скалах и мысах горят огни одиноких
недремлющих маяков и застигнутые тьмою морские птицы бьются грудью о стекло
их огромных фонарей и падают мертвыми. Когда ребенок, читая при свете камина
сказки "Тысячи и одной ночи", дрожит от страха, ибо ему вдруг привиделся
злополучный Кассим-баба, разрубленный на куски и подвешенный в Пещере
Разбойников; а еще страшнее ему оттого, что скоро его пошлют спать, и
придется идти наверх по темной, холодной, нескончаемой лестнице, - и как бы
не попалась ему там навстречу злая старушонка с клюкой, та самая, что
выскакивала из ящика в спальне Торговца Абуды.
свод ветвей над головой черен и угрюм. Когда в лесах и парках стволы
деревьев и высокий влажный папоротник, и пропитанный сыростью мох, и груды
опавшей листвы тонут в непроглядной тьме. Когда над плотиной, и над болотом,
и над рекой встает туман. Когда весело видеть огни в высоких окнах
помещичьего дома и в подслеповатых окошках сельских домиков. Когда
останавливается мельница, кузнец запирает кузницу, колесник - свою
мастерскую, закрываются заставы, плуг и борона брошены в поле, пахарь с
упряжкой возвращается домой и бой часов на колокольне звучней и слышнее, чем
в полдень, и сегодня уже никто больше не отворит калитку кладбища.
собираются толпою, точно призраки на смотр. Когда они грозно встают в каждом
углу и, хмурясь, выглядывают из-за каждой приотворенной двери. Когда они -
безраздельные хозяева чуланов и коридоров. Когда они пляшут по полу, и по
стенам, и по потолку жилой комнаты, пока огонь в камине не разгорелся, и
отступают, точно море в час отлива, едва пламя вспыхнет ярче. Когда игра
теней странно искажает все привычные домашние предметы, и няня обращается в
людоедку, деревянная лошадка в чудище, и малыш, которому и смешно и страшно,
уже сам себя не узнает - и, даже щипцы у очага, кажется ему, больше не
щипцы, а великан, он стоит, широко расставив ноги, упершись руками в бока,
и, конечно, уже учуял, что тут пахнет человечиной, и готов перемолоть
человечьи кости и испечь себе из них хлеб.
картины. Когда они подкрадываются из всех углов, принимая облик тех, кто
отошел в прошлое, кто спит в могиле, кто сокрыт в глубокой, глубокой бездне,
где вечно бодрствует все то, что могло бы быть, но чего никогда не было.
вспыхивает, то почти гаснет, и то скроются, то вновь нахлынут тени. Но он не
поднимает глаз; приходят ли тени, уходят ли, он все так же пристально глядит
в огонь. Вот когда вам надо бы на него посмотреть.
зову сумерек, но от того лишь становится еще глубже сгустившаяся вокруг него
тишина. Ветер чем-то гремит в трубе и то поет, то завывает по всему дому.
Вековые деревья за стеною так качаются и гнутся, что одинокий ворчливый
старик ворон, не в силах уснуть, снова и снова изъявляет свое недовольство
негромким, дремотным, хриплым карканьем. То содрогнется в тиши под ударами
ветра окно, то жалобно скрипнет на башенке ржавый флюгер и часы на ней
возвестят, что еще четверть часа миновало, то с треском осыплются угли в
камине.
дверь.
склонялось над ним. И, конечно, никто не прошел здесь неслышной, скользящей
походкой, когда он вдруг вскинул голову и заговорил. Но ведь в комнате нет
ни одного зеркала, в котором могла бы на миг отразиться его собственная
тень; а между тем Нечто темное прошло и скрылось!
человек средних лет; он ногою придержал дверь и протиснулся в комнату со
своей ношей - деревянным подносом, затем понемногу, осторожно стал отпускать
дверь, чтобы она не захлопнулась с шумом, - боюсь, что сегодня ужин сильно
Бажанов Олег
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Лондон Джек