Чтение 73–й страницы книги ~Анж Питу~

силы, которая единственно и была необходима правительству Франции,
поскольку, по правде говоря, Людовик XIII, Людовик XIV и Людовик XV
прекрасно держались благодаря этой видимости силы. Кто нужен сегодня
французам? Господин. Я чувствую себя способным только на то, чтобы быть
отцом. Что нужно революционерам? Меч. Я не чувствую в себе силы нанести
удар.

- Вы не чувствуете в себе силы нанести удар! - вскричала королева. -
Нанести удар людям, которые отбирают имущество у ваших детей, людям, которые
хотят лишить корону Франции, венчающую ваше чело, всех украшений?

- Что мне ответить? - спокойно спросил Людовик XVI. - Сказать "нет"?
Снова поднимется буря из тех, что портят мне жизнь. Вы-то умеете ненавидеть.
Тем лучше для вас. Вы даже умеете быть несправедливой, я вас за это не корю,
это огромное достоинство для властителей.

- Не считаете ли вы, кстати, что я несправедлива по отношению к
революции?

- Еще бы! Конечно, считаю.

- Вы не говорите "конечно, считаю", ваше величество; вы говорите
"конечно, считаю".

- Если бы вы были простой гражданкой, дорогая Антуанетта, вы рассуждали
бы иначе.

- Но я же не простая гражданка.

- Вот почему я вас прощаю, но это не значит, что я с вами согласен. Нет,
сударыня, нет, смиритесь, мы взошли на французский трон в бурное время; нам
нужны силы, чтобы тащить этот груженный вилами и косами воз, именуемый
революцией, но сил нам не хватает.

- Тем хуже! - воскликнула Мария-Антуанетта. - Ибо этот воз проедет по
нашим детям.

- Увы, я знаю, но в конце концов, не мы будем его подталкивать.

- Нам надо повернуть его назад, ваше величество.

- Берегитесь, ваше величество, - произнес Жильбер с глубоким волнением, -
отъезжая назад, он раздавит вас.

- Сударь, - сказала королева, теряя терпение, - я смотрю, вы слишком
далеко зашли в своих советах.

- Я буду молчать, ваше величество.

- Ах, Боже мой, дайте же ему договорить, - не выдержал король, - если он
не прочел то, что он вам тут сообщает, в двадцати газетах, которые уже
неделю трубят об этом, то только потому, что не хотел. Будьте признательны
ему уже за то, что он высказал вам правду без укора.

Мария-Антуанетта помолчала, затем с сокрушенным вздохом сказала:

- Повторяю еще раз: приехать в Париж по собственной воле - значит
одобрить все, что произошло.

- Да, - сказал король, - я знаю.

- Это значит унизить армию, более того, отречься от армии, которая готова
защищать вас.

- Это значит щадить кровь французов, - сказал доктор.

- Это значит заявить, что отныне мятеж и насилие смогут направлять
королевскую волю туда, куда захотят бунтовщики и предатели.

- Ваше величество, вы, кажется, изволили признать, что я имел счастье вас
убедить?

- Да, я признаю, что давеча покров приподнялся передо мной. А теперь,
сударь, теперь я снова становлюсь, как вы говорите, слепой, и предпочитаю
хранить величие моего сана, беречь то, к чему меня приучили воспитание,
традиция, история; я предпочитаю по-прежнему видеть себя королевой, нежели
чувствовать себя плохой матерью этого народа, который оскорбляет и ненавидит
меня.

- Антуанетта! Антуанетта! - воззвал Людовик XVI, напуганный внезапной
бледностью, которая разлилась по щекам королевы и была не чем иным, как
предвестием сильной бури.

- О, нет, ваше величество, позвольте мне сказать! - произнесла королева.

- Будьте осторожны, сударыня. - И король краем глаза указал
Марии-Антуанетте на доктора.

- Зачем?! - воскликнула королева. - Господин доктор знает все, что я
собираюсь сказать... Он знает даже то, что я думаю, - добавила она с
горечью, вспоминая сцену, которая произошла между нею и Жильбером. - Поэтому
зачем мне себя сдерживать? Тем более, что господин доктор стал нашим
доверенным лицом, чего же мне опасаться! Я знаю, ваше величество, что вас
увозят, я знаю, что вас увлекают насильно, как несчастного принца из моих
любимых немецких баллад. Куда вы идете, я не знаю. Но вы идете, вы идете
туда, откуда нет возврата!

- Ну что вы, сударыня, я просто еду в Париж, - ответил Людовик XVI.

Мария-Антуанетта пожала плечами.

- Вы думаете, я сошла с ума, - сказала она с глухой яростью в голосе. -
Да кто вам сказал, что Париж не есть та самая пропасть, которую я не вижу
отсюда, но чувствую? Разве в сумятице - а она непременно начнется вокруг
вас, - вас не могут убить? Кто знает, откуда прилетит шальная пуля? Кто
знает, в каком из ста тысяч грозных кулаков зажат нож?

- О, тут, сударыня, вам нечего бояться, они меня любят! - воскликнул
король.

- Не говорите так, мне вас жаль, ваше величество. Они вас любят и при
этом убивают, душат, режут тех, кто представляет вашу власть, власть короля,
помазанника Божия! Вот смотрите, комендант Бастилии был воплощением
королевской власти, ипостасью самого короля. Поверьте, я не преувеличиваю:
если они убили де Лоне, этого храброго и верного слугу, они убили бы и вас,
ваше величество, будь вы на его месте; и даже еще скорее, чем его, ибо они
вас знают и знают, что, вместо того, чтобы защищаться, вы подставили бы себя
под удар.

- Какой из этого вывод? - спросил король.

- Но я полагала, это и есть вывод, ваше величество.

- Они меня убьют?

- Да, ваше величество.

- Будь что будет.

- А наши дети! - воскликнула королева. Жильбер решил, что пора вмешаться.

- Ваше величество, - сказал он, - королю устроят в Париже такой почетный
прием, появление его вызовет такой восторг, что если я за кого и тревожусь,
то не за короля, а за фанатиков, способных броситься под копыта его лошадей,
как индийские факиры под колесницу со статуей своего идола.

- О, сударь, сударь! - воскликнула Мария-Антуанетта.

- Этот поход на Париж станет победой, ваше величество.

- Но, ваше величество, вы не ответили.

- Я во многом согласен с доктором, сударыня.

- И вам не терпится насладиться этой победой, не так ли? - воскликнула
королева.

- Если и так, то король прав, и его нетерпение доказывало бы здравый
смысл, с которым его величество судит о людях и вещах. Чем быстрее его
величество тронется в путь, тем полнее победа.

- Вы так полагаете, сударь?

- Я уверен, ибо если король будет медлить, он утратит все преимущества,
какие дает добровольный шаг. Подумайте, ваше величество, ведь они могут
опередить короля и выступить с требованием, а это изменит в глазах парижан
позицию его величества и получится, что он в некотором роде подчиняется
приказу.

- Вот видите! - вскричала королева, - доктор признает: вам станут
приказывать. О, ваше величество, послушайте же!

- Доктор ведь не говорит, что приказ уже отдан.

- Если вы будете и дальше медлить, ваше величество, требование, вернее,
приказ придет.

Жильбер прикусил губу с досадой, которая не ускользнула от королевы.

- Что я говорю! - пробормотала она. - - Я совсем сошла с ума, я сказала
все наоборот.

- Вы о чем, сударыня? - спросил король.

- О том, что отсрочка отнимет у вас преимущество, которое даст вам приезд
по собственному почину, и что тем не менее я хочу попросить вас отложить
отъезд.

- Ах, ваше величество, ваше величество, просите, требуйте чего угодно,
только не этого.

- Антуанетта, - покачал головой король, - вы поклялись меня погубить.

- О, ваше величество, - сказала королева с упреком, выдававшим все
тревоги ее сердца, - как вы можете так говорить!

- Тогда зачем откладывать путешествие? - спросил король.

- Подумайте, ваше величество, в таких обстоятельствах время решает все.
Подумайте, как тягостны часы, когда весь разъяренный народ считает удары
курантов.

- - Не сегодня, господин Жильбер. Завтра, ваше величество, завтра. Дайте
мне время до завтра, и клянусь вам, что я не буду противиться этому
путешествию.

- Целый день потерян! - пробормотал король.

- Двадцать четыре долгих часа, - сказал Жильбер. - Подумайте об этом,
подумайте, государыня.

- Ваше величество, так надо, - умоляюще сказала королева.

- Скажите хотя бы причину! - попросил король.

- Ничего, кроме моего отчаяния, ваше величество, ничего, кроме моих слез,
ничего, кроме моих молений.

- Но кто знает, что может случиться за один день? - сказал король,
потрясенный отчаянием королевы.

- Что вы хотите, чтобы случилось? - спросила королева, умоляюще глядя на
Жильбера.

- В Париже ничего не случится, - сказал Жильбер, - туманной, как облако,
надежды, довольно, чтобы заставить толпу подождать до завтра, но...

- Но здесь, в Версале, другое дело, не так ли? - спросил король.

- Да, ваше величество.