И как опасно теперь застрять в шивере! Больной это лучше нас понимает. Он
настороженно караулит долетающий до слуха шум переката и с опаской
поглядывает на мутный поток, несущий на своих горбах плот.
выклинивается стрелка, через которую перешли проводники с оленями.
тучами. Спрямленная река, словно сытый удав, молчком уползает в узкую щель
ночного логова. Путь открыт. Мы ищем глазами стоянку стариков, дымок костра,
пасущихся оленей, но, увы, нигде никого не видим. С правой стороны уже
близко синеют скалы, прикрытые темной шапкой хвойной тайги.
затухший костер проводников, взбитая копытами оленей земля, кучи помета и
след ушедшего на стрелку каравана. Возвращаюсь на стоянку.
голодны.
звук и умолкает. Долго нет ответа.
лицо. На меня смотрят чужие глаза. Какие-то страшные думы погасили в них
живой огонек,
Он покорный, словно ребенок. Как больно видеть беспомощность этого человека,
исходившего много тысяч километров тропою исследователя, испытавшего на себе
смертоносную силу пурги, не склонившегося перед неудачей, опасностью,
человека, безмерно любящего жизнь. Нет, он завтра должен встать!..
неприветливое, как и вчера. Ветер дико треплет лиственницы. Холодно. Лучше
бы и не нарождался этот день!..
припухшими от бессонницы глазами. Рядом примостилась Бойка. Она ждет от него
обычной утренней ласки и, улучив момент, лижет его щеку. Но тот не замечает
любимую собаку, смотрит куда-то мимо меня в пустое пространство. Боже, что
сделала с ним эта ночь!
глазами. Неужели она чутьем угадывает, что у хозяина большое горе?
подбородок.
предлагаю я.
виснут, точно где-то разорвались нервные узлы. Василий потрясен. Какими
невероятными усилиями сдерживает он внутреннюю бурю!
необходима нам помощь.
пути от Эдягу-Чайдаха? Но это последняя дань. Теперь у нас иная цель --
спасти больного. Сделаем носилки для Василия Николаевича и увезем его на
оленях. Хорошо, что с нами Улукиткан.
слишком много, и половины не поднять на оленях, тем более, что четыре самых
крупных быка посменно будут везти носилки с Василием Николаевичем. Придется
бросить палатки, спальные мешки, часть личных вещей, возьмем только
необходимое для пути через Чагар до устья Шевли, где базируется наша
топографическая партия.
носилок, я готовлю завтрак. Уже давно день. Начинается дождь.
Николаевич.
проводников. Погода мерзкая. На горы ложится темень туч. С востока из-за
отрогов доносится смутный рокот далеких разрядов. Тайга молчит. Мелкий дождь
сыплется редко и однообразно.
на верх стрелки, и тут я натыкаюсь на странное зрелище: мох утоптан, залит
кровью, для чего-то кололи лучину, и на земле лежат обрезки тонких ремешков.
Я не задерживаюсь, старики все объяснят. Спешу дальше. Тропка сворачивает
влево и убегает по стланику на юг. Иду по ней километр, два.
Подхожу ближе. Узнаю Баюткана. Удивляюсь: почему он вдруг стал таким
покорным? И тут только замечаю, что у него сломана передняя нога. Он держит
ее высоко, беспрерывно вздрагивая всем телом от боли. Проводники обложили
рану лучинками, перевязали ремешками.
Куда идут проводники? Кругом ягельные поляны, много дров, тут бы и ночевать
им! А предчувствие чего-то недоброго растет. Наконец, тропка выводит меня на
кромку правобережных скал, протянувшихся далеко по-над рекою, и уходит
дальше по чаще, оставив позади кормистые места.
опускаюсь на колоду.
Ведь с ними же нет ни крошки хлеба, ни посуды, ни постели! А может -- и
спичек. Нет, это непостижимо уму!
подходит ко мне совсем присмиревший. Я отворачиваюсь, нет сил видеть его
ужасные глаза, переполненные болью. В них боязнь остаться брошенным в
гнетущей тишине мокрого леса.
поспевает за мною, отстает.
нас.
появляются желтоватые круги; голова беспомощно откидывается назад.
спрашивает он дрогнувшим голосом.
своей груди.
что бы ни случилось -- останемся вместе. Ты веришь мне?
найдет самолет, помогут выбраться.
придумать. Вся надежда на крепкий организм больного. Он еще сможет вернуть
нам Василия.
ему плохо повинуется: пальцы работают, а поднести к губам ложку не может.
Перед нами не человек, а живой обрубок.
горячего мяса, долго жует. Пища застревает в горле, он тяжело дышит.
Непрошеные слезы затуманивают глаза, падают с ресниц калеными каплями на мою
руку.
кажется, сейчас у него эта человеческая боль за друга выплеснется наружу.
дождя. Решаем плыть, да и нет другого выхода. Видно, не суждено нам уйти от
Маи. Загружаем плот, укладываем беспомощного Василия и отталкиваемся от
негостеприимного берега. Видим, из чащи выходит Баюткан, провожает нас
грустными глазами. Он не понимает, почему люди бросили его...
проводников нет. Река сворачивает влево. Закатные лучи бледными полосами
прорезают высокое небо. За поворотом встречается первая шивера. Василий
Николаевич тревожно прислушивается к реву. Малейшая опасность теперь кажется
ему гибелью.
с Василием Николаевичем, а я иду искать проводников.
свои вещи, продукты. У них нет даже куска брезента, чтобы укрыться от
непогоды. Бедные старики, сколько мучений им придется претерпеть!
ослаб. Мы с Трофимом дежурим. Все трое не спим. Горит костер. Что сказать
больному, чем утешить его?