наблюдаю.
вернуться к этому разговору, и он жил теперь в вечном ожидании катастрофы,
которая окончательно разобьет его сердце. Он стал таким раздражительным,
что все предприятие трепетало перед ним. Он уже не прятался за спиной
Бурдонкля и самолично творил расправу; он чувствовал потребность излить
злобу, отвести душу, злоупотребляя своей властью, - той самой властью,
которая бессильна удовлетворить его единственное желание. Каждый его обход
превращался в подлинное избиение, и стоило ему показаться в магазине, как
по отделам проносился порыв панического страха. Начинался мертвый сезон, и
Муре принялся чистить отделы, выбрасывал на улицу множество жертв. Первой
его мыслью было уволить Гютена и Делоша; но он вообразил, что если не
оставит их на службе, то так ничего и не узнает; поэтому за них
расплачивались другие; все служащие трепетали. А по вечерам, когда Муре
оставался один, его веки вспухали от слез.
перчаточника Миньо в воровстве. Вокруг его прилавка постоянно сновали
какие-то девицы, которые вели себя весьма странно: как-то раз удалось
поймать одну из них, и оказалось, что на бедрах и в корсаже у нее спрятано
шестьдесят пар перчаток! С тех пор за отделом было учинено особое
наблюдение, и инспектор поймал Миньо в тот самый момент, когда приказчик
способствовал проворству рук некоей высокой блондинки, бывшей продавщицы
"Лувра", очутившейся на улице; способ был очень прост: продавец делал вид,
будто примеряет ей перчатки, а на самом деле выжидал, пока она спрячет
несколько пар; затем он провожал покупательницу до кассы, где она платила
за одну пару. Как раз в это время в отделе находился Муре. Обычно он
предпочитал не вмешиваться в подобные истории, а они были нередки;
несмотря на отличную налаженность всего механизма, в некоторых отделах
"Дамского счастья" царил беспорядок, и не проходило недели, чтобы
кого-нибудь из служащих не выгоняли за воровство. Дирекция предпочитала не
давать огласки этим кражам и полагала излишним обращаться в полицию: это
обнаруживало бы одну из неизбежных язв больших магазинов. Но в тот день
Муре не терпелось сорвать на ком-нибудь свой гнев, и он яростно набросился
на красавца Миньо; тот стоял перед ним, дрожа от страха, бледный как
полотно, с исказившимся лицом.
Отвечайте!.. Кто эта женщина? Даю слово, что пошлю за комиссаром, если вы
не скажете правду.
среди служащих не нашлось человека, который предупредил бы нас! Да вы тут
все в сговоре, черт возьми! Оказывается, с вами надо держать ухо востро:
нас обворовывают, грабят, обманывают. Нам остается только никого не
выпускать, не обшарив предварительно карманов.
замерли в испуге.
Так как дело принимало серьезный оборот, он прошептал несколько слов на
ухо Муре и убедил его отправить Миньо в комнату инспекторов, помещавшуюся
в нижнем этаже, возле выхода на площадь Гайон. Женщина находилась там; она
спокойно надевала корсет. Она назвала Альбера Ломма. Миньо, опрошенный
заново, потерял голову и разрыдался: он ни в чем не виноват, это Альбер
подсылает к нему своих любовниц; сначала он только оказывал им
покровительство, давая возможность воспользоваться распродажами по
дешевке; когда же они стали воровать, он был уже настолько
скомпрометирован, что не мог предупредить дирекцию. Тут открылась целая
серия самых невероятных хищений. Дирекция узнала, что некие девицы, украв
товар, привязывали его у себя под юбками; они проделывали это в роскошных
уборных, обставленных тропическими растениями, - неподалеку от буфета;
бывали и такие случаи, когда продавец умышленно "забывал" назвать у кассы,
куда провожал покупательницу, купленный ею товар, а стоимость его
приказчик и кассир делили потом между собой; дело доходило даже до
фальсификации возвратов, когда вещи отмечались как возвращенные в магазин,
а деньги за них, якобы выданные кассой обратно, прикарманивались. Стоило
ли после этого говорить о случаях классического воровства: о свертках,
унесенных вечером под полою сюртука, о вещах, обернутых вокруг талии или
подвешенных под юбкой? Целых четырнадцать месяцев по милости Миньо и,
конечно, других продавцов, которых он и Альбер отказались назвать, в кассе
Альбера шла подозрительная возня, велись самые бесстыдные махинации,
приносившие фирме огромные убытки; точную цифру их невозможно было
установить.
нечиста, трепетали от страха; даже люди самой испытанной честности боялись
поголовного увольнения. Все видели, как Альбер исчез в комнате
инспекторов. Немного погодя туда пробежал и Ломм; он тяжело дышал и так
побагровел, что казалось, его вот-вот поразит апоплексический удар.
Вызвали также г-жу Орели; она шла, высоко подняв голову, несмотря на
тяжесть оскорбления; бледное, одутловатое лицо ее походило на восковую
маску. Выяснение всех обстоятельств продолжалось долго, но никто как
следует не узнал подробностей: говорили, будто заведующая отделом готового
платья дала сыну такую оплеуху, что чуть не свернула ему шею, будто
почтенный старик отец рыдал, а хозяин, забыв свою обычную любезность,
ругался, как извозчик, и кричал, что непременно отдаст виновников под суд.
В конце концов скандал все-таки замяли. Один только Миньо был уволен
немедленно, Альбер же исчез лишь два дня спустя; по-видимому, его мать
добилась, чтобы семья не была обесчещена немедленной расправой. Но паника
не прекращалась еще долго: после этого происшествия Муре грозно обходил
магазин и расправлялся с каждым, кто только осмеливался поднять на него
глаза.
помощником, старался подставить заведующему ножку, чтобы занять его место.
Он применял все ту же тактику: делал тайные доносы дирекции, пользовался
любым случаем, чтобы поймать заведующего на какой-нибудь ошибке.
заметил, что Фавье меняет ярлычок на большом остатке черного бархата.
шумно, чтобы привлечь внимание патрона, с наивным видом ответил:
продавцов, завязался резкий разговор. Как! Он позволяет себе самолично
снижать цену? Тот со своей стороны был крайне удивлен: он действительно
говорил с Фавье о том, что следовало бы снизить цену, но вовсе не давал
определенного приказания. Фавье же делал вид, будто очень огорчен, что ему
приходится противоречить заведующему и что он готов принять вину на себя,
лишь бы выручить начальника из беды. Неожиданно дело приняло другой
оборот.
выходок! Только дирекция может устанавливать цены!
оскорбительным тоном, изумившим продавцов, так как обычно подобные
перепалки происходили келейно, да к тому же в данном случае все могло
оказаться простым недоразумением. Чувствовалось, что Муре дает волю некой
затаенной злобе. Наконец-то попался ему этот Гютен, которого считают
любовником Денизы! Наконец-то он может хоть немного облегчить душу, дав
ему почувствовать, кто здесь хозяин. Муре дошел даже до намеков на то, что
снижение цены было лишь средством скрыть какие-то темные махинации.
повторял Гютен. - Скидка необходима; вы ведь знаете, этот бархат не
пользуется спросом...
дорожите местом.
происшедшим, не находя, кроме Фавье, никого, кому можно было бы излить
душу, поклялся, что сейчас же швырнет в физиономию этой скотине просьбу об
увольнении. Но через минуту он уже перестал говорить об уходе и принялся
перебирать все гнусные сплетни, которые ходили среди приказчиков
относительно начальства. А Фавье, угодливо смотря на заведующего,
оправдывался и делал вид, будто всей душой сочувствует ему. Ведь не мог же
он не отвечать Муре, не правда ли? Кроме того, никак нельзя было ожидать
подобной вспышки из-за пустяков. Что такое происходит с хозяином? Он с
некоторого времени стал совершенно невыносим.
виноват, что гусыня из отдела готового платья задурила ему голову. Вот,
милый мой, откуда все неприятности. Он знает, что я жил с нею, и это ему
неприятно, а может быть, и она хочет выставить меня за дверь, потому что я
ее стесняю... Клянусь, она меня еще попомнит, подвернись только она мне
под руку!
под самой крышей, чтобы рекомендовать туда знакомую швею, он увидел в
конце коридора Денизу и Делоша, облокотившихся на подоконник открытого
окна; Гютен вздрогнул от неожиданности. Молодые люди были так погружены в
дружескую беседу, что даже не обернулись в его сторону. Гютен с удивлением
заметил, что Делош плачет, и тут у него внезапно появилась мысль
Лукин Евгений
Шекли Роберт
Верещагин Олег
Каменистый Артем
Никитин Юрий
Земляной Андрей