Но все, казалось, было за него, он не находил себе обвинения в жестокости
или неправде. Тысячу раз перебирал старик в своей памяти все обстоятельства
этого страшного для него дела и каждый раз видел только то, что одна его
Надя виновата во всем. Голос сомнения и жалости к дочери замирал под
тяжестью обвинения.
тусклым красным пламенем; волны густого дыма от ладана застилали глаза;
монотонное чтение раскольничьего кануна нагоняло тяжелую дремоту. Старинные
гуляевские и приваловские образа смотрели из киотов как-то особенно строго.
Старика точно кольнуло что, и он быстро оглянулся в тот угол, где
обыкновенно стояла его Надя... Угол был пуст. Страшная, смертная тоска
охватила Василия Назарыча, и он, как сноп, с рыданиями повалился на землю. В
его груди точно что-то растаяло, и ему с болезненной яркостью представилась
мысль: вот он, старик, доживает последние годы, не сегодня-завтра наступит
последний расчет с жизнью, а он накануне своих дней оттолкнул родную дочь,
вместо того чтобы простить ее. "Папа, папа... я никому не сделала зла!" -
слышал старик последний крик дочери, которая билась у его ног, как
смертельно раненная птица.
IV
ряд тех грозовых облачков, без которых едва ли складывается хоть одно
семейное счастье.
струей, шаг за шагом обнажая для Привалова то многое, чего он раньше не
замечал. Собственно, дом был разделен на две половины: Ляховские остались в
своем старом помещении, а Приваловы заняли новое. Только парадные комнаты и
передняя были общими. Для двух семей комнат было даже слишком много. На
первый раз для Привалова с особенной рельефностью выступили два
обстоятельства: он надеялся, что шумная жизнь с вечерами, торжественными
обедами и парадными завтраками кончится вместе с медовым месяцем, в течение
которого в его доме веселился весь Узел, а затем, что он заживет тихой
семейной жизнью, о какой мечтал вместе с Зосей еще так недавно. Но вышло
совсем наоборот: медовый месяц прошел, а шумная жизнь продолжалась
по-прежнему. Гости не выходили из дому, и каждый день придумывалось
какое-нибудь новое развлечение, так что в конце концов Привалов почувствовал
себя в своем собственном доме тоже гостем, даже немного меньше - посторонним
человеком, который попал в эту веселую компанию совершенно случайно. Такая
жизнь никогда не входила в его расчеты, и его не раз охватывал какой-то
страх за будущее.
ничего не замечает. Когда Привалов начинал говорить с ней серьезно на эту
тему, Зося только пожимала плечами и удивлялась, точно она выслушивала бред
сумасшедшего. В самом деле, чего он хочет от нее?.. Таким образом, между
молодыми супругами легла первая тень. Та общая нить, которая связывает
людей, порвалась сама собой, порвалась прежде, чем успела окрепнуть, и
Привалов со страхом смотрел на ту цыганскую жизнь, которая царила в его
доме, с каждым днем отделяя от него жену все дальше и дальше. Он только мог
удивляться тем открытиям, какие делал ежедневно: то, что он считал
случайными чертами в характере Зоси, оказывалось его основанием; где он
надеялся повлиять на жену, получались мелкие семейные сцены, слезы и т.д.
Все это выходило как-то обидно и глупо, глупо до боли. Для кого же Зося
мучила Привалова и для чего? Он в этом случае не понимал жены и просто
терялся в объяснениях... Из новых знакомых, которые бывали у Приваловых,
прибыло очень немного: два-три горных инженера, молодой адвокат - восходящее
светило в деловом мире - и еще несколько человек разночинцев. Прежние
знакомые Зоси остались все те же и только с половины Ляховского перекочевали
на половину Привалова; Половодов, "Моисей", Лепешкин, Иван Яковлич
чувствовали себя под гостеприимной приваловской кровлей как дома. Они ни в
чем не стесняли себя и, как казалось Привалову, к нему лично относились с
вежливой иронией настоящих светских людей.
мог понять, что интересного могла находить Зося в обществе этой гуляющей
братии. Раз, когда Привалов зашел в гостиную Зоси, он сделался невольным
свидетелем такой картины: "Моисей" стоял в переднем углу и, закрывшись
ковром, изображал архиерея, Лепешкин служил за протодьякона, а Половодов,
Давид, Иван Яковлич и горные инженеры представляли собой клир. Сама Зося
хохотала как сумасшедшая.
покоробила.
лошадей или со своими ястребами и кречетами. Полугодовой медведь Шайтан жил
в комнатах и служил божеским наказанием для всего дома: он грыз и рвал все,
что только попадалось ему под руку, бил собак, производил неожиданные ночные
экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что бросился на проходившую
по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее. Но чем больше проказил
Шайтан, тем сильнее привязывалась к нему Зося. Она точно не могла жить без
него и даже клала его на ночь в свою спальню, где он грыз сапоги, рвал
платье и вообще показывал целый ряд самых артистических штук. Только когда
Привалов, выведенный из терпения, пообещал отравить Шайтана стрихнином, Зося
решилась наконец расстаться со своим любимцем, то есть для него была
устроена в саду круглая яма, выложенная кирпичом, и Зося ежедневно посылала
ему туда живых зайцев, кроликов и щенков. Ей доставляла удовольствие эта
травля, хотя это удовольствие однажды едва не кончилось очень трагически:
пьяный "Моисей" полетел в яму к медведю, и только кучер Илья спас его от
очень печальной участи. Лошади, кречеты и медвежонок отнимали у Зоси остатки
свободного дня, так что с мужем она виделась только вечером, усталая и
капризная. Протесты Привалова против такого образа жизни принимались за
личное оскорбление; после двух-трех неудачных попыток в этом роде Привалов
совсем отказался от них. Часто он старался обвинить самого себя в неумении
отвлечь Зосю от ее друзей и постепенно создать около нее совершенно другую
жизнь, других людей и, главное, другие развлечения. Оставалась одна надежда
на время... Может быть, Зосе надоест эта пустая жизнь, когда с ней
произойдет какой-нибудь нравственный кризис.
как казалось Привалову, тоже держался от него немного дальше, чем это было
до его женитьбы.
тогда...
сделаться пристрастным даже к доктору. Собственное душевное настроение
слишком было напряжено, так что к действительности начали примешиваться
призраки фантазии, и расстроенное воображение рисовало одну картину за
другой. Привалов даже избегал мысли о том, что Зося могла не любить его
совсем, а также и он ее. Для него ясно было только то, что он не нашел в
своей семейной жизни своих самых задушевных идеалов.
заметить, что все в доме были против него. Это было слишком очевидно. И если
Привалов еще мог, в счастливом случае, как-нибудь изолировать свою семейную
жизнь от внешних влияний, то против внутреннего, органического зла он был
решительно бессилен. Что он мог сделать, когда каждый шаг Зоси в глазах
Игнатия Львовича и пани Марины не подлежал даже критике? Раз что-нибудь
сделала Зося - все было хорошо. Разве была такая вещь, которой нельзя было
бы позволить и извинить такой молоденькой и красивой женщине? Все удивлялись
странному поведению Привалова, который просто придирался к Зосе с самыми
глупейшими пустяками.
своему зятю. - Вы не цените сокровище, какое попало в ваши руки... Да!.. Я
не хочу сказать этим, что вы дурной человек, но ради бога никогда не
забывайте, что ваша жена, как всякое редкое растение, не перенесет никакого
насилия над собой.
меня, - пробовал оправдываться Привалов.
его изучить во всех тонкостях, как обязан сделать каждый муж, который
дорожит своим семейным счастьем. Зося подарила вас своей молодостью, своей
красотой, - остальное все на вашей совести Вы настолько эгоистичны, что не
можете примириться даже с теми детскими прихотями, на какие имеет полное
право всякая молоденькая женщина, особенно такая красавица, как Зося.
Поверьте моей опытности и постарайтесь воспользоваться моими советами... Я
говорю с вами как отец и как человек.
влияния родной семьи, другими словами, выгнать Ляховских из своего дома. Но
это было невозможно. Враждебный лагерь смыкался около Привалова все теснее и
теснее. Зося скоро сама поддалась общему течению и стала относиться к мужу в
общем враждебном тоне. Ей как-то все стало не нравиться в Привалове: сапоги
у него скрипели; когда он ел, у него так некрасиво поднимались скулы; он не
умел поддержать разговора за столом и т.д. Но больше всего Зосе не нравилось
в муже то, что он положительно не умел себя держать в обществе - не в меру
дичился незнакомых, или старался быть развязным, что выходило натянуто, или
просто молчал самым глупейшим образом.
упрекала его Зося.
Березин Федор
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Акунин Борис
Шилова Юлия
Пехов Алексей