Чтение 73–й страницы книги ~Жюльетта~

прежде времени.
Досыта полюбовавшись юными прелестями, он пожелал осмотреть четверых
служанок, и из всех отдал несомненное предпочтение Пальмире по его словам,
он не видел ничего подобного за всю свою жизнь, а ее зад буквально ошеломил
его, и он посвятил ему добрых десять минут.
В конце концов он повернулся ко мне.
- Поставь этих шлюх на четвереньки, пусть они по очереди подползают ко
мне и оказывают высшие почести моему члену, в общем, пусть полижут его.
Я дала необходимые указания, и каждая из четверых в точности исполнила
желание министра, получив в награду несколько звонких пощечин.
- Хорошо, - кивнул он, когда церемония была закончена, - теперь очередь
моего зада: пусть теперь полижут его.
Пока продолжалась следующая церемония, он занимался тем, что обсасывал
услужливо подставляемые мужские члены, и как нетрудно догадаться, не забыл
при этом Клориса и Делькура. Потом громогласно объявил:
- А теперь, Жюльетта, пришло время завершить первый акт нашей драмы.
С этими словами злодей яростно набросился на Юлию и вонзил в ее зад
свое безжалостное орудие слуги крепко держали отца и мать, а Делькур, с
раскрытой бритвой в руке, подошел ближе, приготовляясь отсечь ребенку
голову.
- Только не спеши, Делькур, - предупредил министр. - Я хочу, чтобы моя
милая племянница знала, что с ней происходит и что она отдаст Богу душу не
раньше, чем я кончу.
Делькур приставил сверкающее лезвие к нежной коже, и девочка испустила
долгий пронзительный вопль.
- Давай, давай, - подбадривал Сен-Фон, удобнее располагаясь в ее чреве,
- но только медленнее, так, чтобы я почувствовал все ее судороги. А теперь
наклонись, Делькур... Вот так... я хочу поласкать твой набалдашник, пока ты
работаешь. А ты, Жюльетта, займись задницей Делькура: целуй ее, да покрепче,
ведь теперь он - наш бог... И придвинь ко мне ближе зад мамаши: я хочу
поласкать его, пока умирает ее дитя.
Но Боже ты мой, что это были за ласки! Это были звериные укусы,
настолько жестокие, что кровь бедной женщины брызгала фонтаном. В то же
самое время министерский зад обхаживал лакей, и распутник пришел в экстаз,
который невозможно передать словами.
- О, как сладостно преступление! - рычал он вперемежку с бессвязными
проклятиями. - Как я обожаю злодейство!
Делькур медленно, с непередаваемым изяществом, сделал свое дело...
Мертвенная бледность покрыла лицо Клориса, и он отвернул в сторону
помутневший, искаженный ужасом взгляд. Красивая головка Юлии, наконец, упала
на пол, как роза, сорванная безжалостным северным ветром.
- Никогда еще я не испытывал такого блаженства, - заявил Сен-Фон,
оттолкнув от себя бездыханное тело. - Вам не понять, как сладко сжимается
анус, когда постепенно, один за другим, отрезаются шейные позвонки... Просто
сказочное ощущение! Вот так, сударыня, теперь готовьтесь вы предоставить мне
такое же удовольствие.
И началась новая кровавая вакханалия, в точности повторяющая
предыдущую. Считая, что операция движется чересчур быстро, Сен-Фон несколько
раз останавливал ее.
- Ах, какое это наслаждение - отрезать голову женщине, которую когда-то
страстно и безнадежно любил, - говорил он эти и им подобные слова, задыхаясь
от вожделения. - Наконец настал момент моей мести. О, как долго я его
дожидался!
Он, как и прежде, ласкал член палача, правда, на этот раз предпочел
целовать мои ягодицы один из лакеев наглухо закупорил ему задний проход,
второй проник в чрево Делькура, занятого своим делом. Отца положили таким
образом, чтобы я могла бить его розгами по самым интимным местам. Мой
любовник - настоящий дьявол во плоти - блаженствовал и наслаждался медленной
агонией своей кузины, чья голова отделилась от тела через пятнадцать минут
после начала экзекуции. Настал черед Клориса. Его предварительно связали,
Сен-Фон совершил с ним ритуальный акт содомии, и головорез приступил к делу,
а их обоих содомировали лакеи. Объектом для своих ласк Сен-Фон избрал
роскошные ягодицы Монтальм. И вот, наконец, бомба взорвалась. О небо! Я не
присутствовала при оргазме всемогущего Люцифера, но уверена, что семя его не
извергалось столь бурно и ликующе, не вскипала на его губах такая обильная
пена, не скрипели так свирепо его зубы, и не были столь яростны и ужасны его
проклятия в адрес всех богов. Пока, обессиленный, Сен-Фон отдыхал, я
выпроводила всех женщин и обоих лакеев в соседнюю комнату.
Хочу заметить, что антропофагической оргии этого Нерона современности
предшествовало пиршество, так что когда наш распутник, в сопровождении
своего головореза, вошел в залу, где должно было состояться новое
кровопролитие, он был свеж и полон сил как перед началом драмы.
Я максимально учла все его вкусы и излюбленные привычки сладострастные
композиции, которым предстояло услаждать его взор, были расположены в трех
альковах, украшенных непременными атрибутами Смерти. На стенах комнаты,
задрапированных черной тканью, были развешаны кости, черепа, множество
прутьев, розог, бичей и разнообразных плетей в каждой нише на черных
подушках возлежала девственница, подставляя свое влагалище ласкам опытной
лесбиянки, и на лбу у обеих были изображены скрещивающиеся кости с черепом.
В каждой нише, на самом видном месте, висела отрезанная Делькуром голова,
справа стоял гроб, а слева - небольшой круглый столик, на котором бежали:
пистолет, шкатулка с ядами и кинжал. Мне пришла в голову удачная мысль
распилить тела трех наших жертв, я использовала только среднюю часть от
середины бедер до груди, и эти огромные куски человеческого мяса низко
свешивались на веревках в простенках между нишами. Эти предметы первыми
бросились в глаза вошедшему Сен-Фону.
- Ого, - плотоядно улыбнулся он после того, как расцеловал эти
атрибуты, - они снова здесь, со мной я безумно рад видеть их, эти попки,
которые принесли мне столько радости.
Несколько свечей, подвешенных под потолком в середине комнаты, освещали
жутким светом мрачные своды и расставленные повсюду всевозможные оружия
пыток, среди которых выделялось необычной формы колесо. Оно могло вращаться
внутри большого барабана, внутренняя поверхность которого была утыкана
стальными шипами согнутую дугой жертву укладывали по окружности колеса, и
при его вращении живое тело раздирали неподвижные шипы, по мере снятия
очередного слоя, все глубже впивались в тело жертвы. Пытка эта была тем
более ужасна, что человек испытывал медленную и страшную агонию в течение
десяти часов, прежде чем испустить дух. Чтобы ускорить или замедлить этот
процесс, достаточно было уменьшить или увеличить расстояние между колесом и
барабаном. Сен-Фон еще не видел эту адскую машину, придуманную Делькуром, в
действии, но осмотрев ее, немедленно выдал изобретателю пятьдесят тысяч
франков. С этого момента его главной заботой было выбрать из трех жертв
одну, которой первой предстояло расстаться с жизнью таким необычным образом.
Его похотливый взгляд перебегал с одной на другую, и по тому, как заблестели
его глаза, когда он посмотрел на Фульвию, самую обольстительную из троих, я
поняла, что выбор сделан. А жаркий поцелуй, запечатленный на ягодицах этого
прекрасного создания после того, как он осмотрел машину, рассеял все
сомнения. Однако расскажу обо всем по порядку.
Поначалу Сен-Фон совершил ритуальный обход: он усаживался в кресло,
стоявшее перед каждой из трех ниш, Пальмира, единственная из моих служанок
не занятая в альковной сцене, становилась позади кресла и рукой возбуждала
ему член, а он тем временем ласкал член Делькура и мои ягодицы, любуясь тем,
что происходило в алькове. Лесбиянка старательно ласкала девушку,
поворачивая ее и так и эдак, демонстрируя тело девочки в разных позах, потом
распутник подзывал девственницу к себе и сам целовал и ласкал ее. Таким
образом Сен-Фон обошел все три ниши и вернулся к первой, где получил
основательную порку от Делькура, а затем, пока его содомировал один из
лакеев, я сосала ему член. Перед третьим альковом я почувствовала, как орган
его разбухает и начинает подрагивать, это случилось перед нишей, в которой
Блезина развлекалась с Фульвией. Тогда он поцеловал нежные ягодицы девочки
и, наклонившись ко мне, прошептал на ухо:
- Вот кого мы будем колесовать. Представляю, как будет трепетать эта
восхитительная попочка.
Завершив обход, министр улегся на низенькую, обитую красным бархатом
скамью, и начался невероятный по своей мерзости парад: все присутствующие,
не исключая никого, подходили по одному, приседали над ним на корточки и
испражнялись ему на лицо. Первой подошла Пальмира облегчившись, она
опустилась на колени, взяла член его светлости в рот и ласкала его в
продолжение всей церемонии. От этих мерзостей распутник перешел к ужасам:
приказал Делькуру высечь всех семерых женщин, а во время экзекуции я терла
его член о мертвые головы, которые сняла со стены по такому случаю.
После того, как он обошел все три алькова и насладился сценами самого
утонченного разврата, начался следующий акт: двое моих копьеносцев
содомировали двух моих лесбиянок, третью порол розгами Делькур, а у ног
Сен-Фона лежала одна из девочек, которую он готовился лишить невинности, в
чем помогали ему мы с Пальмирой - она сократировала {Автор намекает на то,
что, по свидетельствам современников, Сократ занимался содомией.} его
искусственным членом, а мне выпала честь ласкать его орган. Распутник с
отчаянной свирепостью совершил подряд три дефлорации влагалища, перевернул
Фульвию на живот, вогнал свое копье в ее задний проход и через минуту
испытал долгожданный оргазм. После того, как я, губами и языком, обласкала
натруженное оружие, чтобы вдохнуть в него новую энергию, Сен-Фон приказал
палачу подвести к нему всех женщин, не исключая и меня каждая из нас
получила двести ударов, потом каждая ложилась животом ему на колени,
подставляя зад Делькуру, который занимался с нами содомией.
Вслед за тем министр увел обреченных девушек в дальний кабинет и
некоторое время провел с ними наедине. Мы так и не узнали, что он там делал
и не посмели спросить об этом, когда они возвратились. По всей вероятности,
он внушал им мысль о неизбежности мучительной смерти, потому что все трое
вернулись, обливаясь слезами отчаяния. Пока министр отсутствовал, Делькур