пустил тарелку по кругу - для сбора подаяний на проводы старца. Храм был
забит публикой, но тарелка вернулась к аналою с медяками всего на двадцать
девять рублей. На эти плакучие денежки иеромонах хотел купить аляповатый
чайный сервизик. Узнав об этом Мунька о Ольгою Лохтиной возмутились:
отверг их:
благодарного населения града Царицына" (Европа - хоть куда!). Известие о
том, что на тарелку нашвыряли бабки одних медяков, приводило его в
содрогание. Тоне Рыбаковой он даже пожаловался: "Не стало веры у людей, одна
маета... Ну, што мне двадцать девять рублев? Курам на смех!" Мунька с
Лохтиной купили Распутину дорогой сервиз из серебра, который и вручили ему
на пароходной пристани, причем девочка Плюхина поднесла Гришке цветы, сказав
заученные по бумажке слова: "Как прекрасны эти ароматные цветочки, так
прекрасна и ваша душенька!" Распутин, красуясь лакированными сапогами,
произнес речь, из которой Илиодор запомнил такие слова: "Враги мои - это
черви, что ползают изнутри кадушки с гнилою квашеной капустой..." С веником
цветов в руках, размахивая им, он начал лаяться. Пароход взревел гудком,
сходню убрали. Борт корабля удалился от пристани, а Распутин, стоя на
палубе, еще долго что-то кричал, угрожая кулаками... Возле фотографии
Лапшина шумели жители Царицына, требуя, чтобы владелец ателье больше не
торговал снимками троицы - Распутина, Гермогена, Илиодора; Лапшин из троицы
сделал двоицу - теперь на фотографии были явлены только Пересвет с Ослябей,
а Гришку отрезали и выкинули. Назначение Саблера в обер-прокуроры словно
сорвало тормоза, и в бунтарской душе Илиодора что-то хрустнуло; сейчас он
круто переоценивал свое отношение не только к царям, но даже к самому богу.
Сразу же после отбытия Распутина он поехал в Саратов - к Гермогену и,
недолюбливая словесную лирику, поставил вопрос на острие:
влияние Распутина делалось для него опасным.
кастрируем его, паскудника, чтобы силу отнять. Чтобы стал он как тряпка
помойная: выжми ее да выкинь...
себя, но сделал это неумело и стал не нужен женщинам, погрязая в
мужеложстве. Сейчас в нем заговорило еще и животное озлобление против
Распутина, какое бывает у мужчин ущербных к мужчинам здоровым... Илиодор
убеждал епископа:
так не беда. Согласен ли панагию снять и в скуфейку облачиться, ежели нас с
тобой под суд потащут?
хозяйничает, как паршивый козел в чужом огороде. Он и твою грядку обожрет
так - одни кочерыжки тебе останутся!
привлечением других лиц в декабре этого же года, когда Гермоген поедет на
открытие зимней сессии Синода.
издания моей любимой газеты "Гром и Молния"... До декабря, читатель, мы с
ними расстанемся!
Новой Деревне. Это ресторан, которым владел обрусевший француз Адолий Родэ,
создавший специально для Распутина вертеп разврата. Я разглядываю старые
фотографии и удивляюсь: обычный деревянный дом с "фонарем" стеклянной
веранды над крышей, возле растут чахлые деревца, ресторан огражден прочным
забором, словно острог, и мне кажется, что за этим забором обязательно
должны лаять собаки... Пировать бы тут извозчикам да дворникам, а не
женщинам громких титулованных фамилий, корни родословия которых упирались в
легендарного Рюрика. Распутин всегда находился в наилучших отношениях с
разгульной аристократией. "Любовницы великих князей, министров и банкиров
были ему близки. Поэтому он знал все скандальные истории, все связи
высокопоставленных лиц, ночные тайны большого света и умел использовать их
для расширения своего значения в правительственных кругах".
давала им возможность "под пьяную лавочку" обделывать свои темные дела и
делишки...
приезжали, и начинался такой шабаш, что цыганские хористки и шансонетки были
шокированы вопиющим бесстыдством дам высшего света в общем зале ресторана.
несколько дней и ночей подряд. Наконец даже он малость притомился, всех
разогнал и под утро сказал хозяину:
прошел в пустой зал ресторана, велел подать шампанского с кислой капустой -
для похмелья.
попадавшиеся в ней клюквины, когда в ресторане появился человек со столь
характерной внешностью, что его трудно было не узнать... Это был Игнатий
Порфирьевич Манус! Подойдя к столику, на котором одиноко красовалась бутылка
дешевого шампанского фирмы "Мум", он без приглашения прочно расселся.
капитала, этот идол сентиментально вздохнул.
всегда помнить, что в этом гнусном мире не живет, а мучается бедный и
старательный жид Манус...
кажется, так и умру кандидатом, ибо людей с таким носом, как у меня, до
заводов оборонного значения не допускают.
Не подумайте, что я имею что-либо против почтеннейшего господина Коковцева,
но он... как бы вам сказать...
с царскими дворцами, заманивал Мануса, как пьяницу трактир, как ребенка
магазин с игрушками.
тоже. Кстати, - вспомнил Манус, - вас очень хотела бы видеть моя
приятельница... княжна Сидамон-Эристави... гибкая, вкрадчивая и
обольстительная, как сирена.
средам у меня бывает и Степан Белецкий.
контр-адмирал Костя Нилов - ближайший друг и флаг-капитан нашего обожаемого
государя императора.
дорогой мой, что передать княжне Эристави?
серый чухонский рассвет. Когда Манус удалился, Распутин со смехом сообщил
ресторатору: "А ведь ущучил меня, а?.."
такой этот Манус. Французская разведка считала его одним из крупнейших
шпионов германского генштаба. В советской литературе он лучше всего описан в
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Самойлова Елена
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Кервуд Оливер Дж.