проповедника, когда тот говорил об Иисусе и любви его, о его смерти на
кресте. Крест, о котором рассказывал проповедник, был кровавый, а не
огненный; утешительный, а не грозный. Он внушал благоговение, изумление, а
не ужас. Думая о нем, хотелось встать на колени и плакать, а этот крест
вызывал желание клясть и убивать. Биггер вспомнил о крестике, который
проповедник надел ему на шею; он почувствовал его на груди, маленький
образ того же креста, который горел на крыше, и ледяной ветер с яростным,
свистом разметывал язычки огня по холодному синему небу.
Крест, висевший у него на шее, говорил о спасении, а они жгли на крыше
другой, чтобы он узнал, как они ненавидят его.
предан. Ему захотелось сорвать с шеи крест и бросить. Его втащили в
машину, и он сел между двумя полисменами, по-прежнему глядя с испугом на
горящий крест. Завыли сирены, и машины плавно понеслись по запруженным
народом улицам; крест на груди причинял Биггеру боль, точно нож,
направленный в сердце. У него сводило пальцы от желания сбросить его; ему
казалось, что это дурной, колдовской талисман, который теперь наверняка
накличет на него смерть. Машины, все так же одна за другой, проехали по
Стэйт-стрит, потом повернули к западу, на Двадцать шестую. Прохожие на
тротуарах останавливались и смотрели им вслед. Минут через десять шофер
затормозил у высокого белого здания; Биггера повели по лестницам, по
длинным коридорам и наконец втолкнули в камеру. С него сняли наручники,
дверь захлопнулась со звоном. Полисмены не уходили и с любопытством
разглядывали его.
крест и сдернул его с шеи. Он швырнул его в угол, выкрикнув вдогонку
проклятие, похожее на стон:
пороге и ушли. Он поднял его и снова отшвырнул. Он устало прислонился к
решетке, обессиленный. Чего они хотят от него? Он услышал шаги и поднял
голову. По коридору шел белый человек, а за ним негр. Он выпрямился и
замер. Это был старик проповедник, тот самый, что приходил к нему утром.
Белый человек стал возиться с замком, отпирая камеру.
за тебя!
на полу:
пальцами ко лбу, груди, правому плечу, а потом левому: он осенял себя
крестным знамением.
сам был похож на пылающий крест. - Я вам говорю, уходите! Если вы сюда
войдете, я вас убью! Оставьте меня в покое!
крест. Сторож повернул ключ в замке, и дверь распахнулась. В ту же минуту
Биггер подскочил, вцепился в стальные прутья двери и яростно толкнул ее
назад. Дверь захлопнулась с такой силой, что сбила проповедника с ног.
Отголоски удара стали о сталь разнеслись, перекатываясь, по коридору и
замерли где-то далеко.
взбесился.
крест. Он постоял с минуту, потирая ладонью ушибленное лицо.
он и бросил крест обратно в камеру.
остался один. Его волнение было так велико, что он ничего не видел и не
слышал. Постепенно напряжение ослабло. Он увидел крест, схватил его и
долго держал, крепко сжимая в пальцах. Потом он размахнулся и швырнул его
сквозь решетку. Крест негромко стукнул о стену коридора и упал на
цементный пол.
всего; он поддался на уговоры проповедника, и где-то в глубине у него
шевельнулось чувство, будто что-то еще может случиться. Что ж, вот и
случилось: крест, который проповедник надел ему на шею, сожгли у него на
глазах.
который еще стоял перед глазами, он увидел людей, разглядывавших его из-за
решеток других камер. Он услышал негромкий гул голосов, и в ту же минуту
его сознание отметило: даже здесь, в окружной тюрьме, негры содержатся
отдельно от белых. Он лежал на койке с закрытыми глазами, и от темноты ему
было немного легче. Временами по телу пробегала судорога, отголосок
бушевавшей в нем бури. В каком-то маленьком, уголке сердца созревала
суровая решимость не верить больше никому и ничему. Даже Джану. Даже
Максу. Может быть, они и хорошие люди, но начиная с этого часа все, что бы
он ни делал и ни думал, должно исходить от него, и только от него самого.
Хватит с него крестов на груди, внезапно охваченных пламенем.
стук в стену. Потом звучный шепот:
Они были не его породы. Он чувствовал, что преступления, которые привели
их сюда, ничего общего не имеют с тем, что он сделал. Он не хотел
разговаривать с белыми, потому что они - белые, но он не хотел
разговаривать и с неграми, потому что ему было стыдно. У них, у своих, он
вызвал бы слишком большое любопытство. Он долго лежал так, ни о чем не
думая, потом вдруг услышал, что стальная дверь камеры отворяется. Он
взглянул и увидел белого человека, в руках у которого был поднос с едой.
Он сел, спустил ноги, и человек поставил поднос на койку рядом с ним.
сказал он.
что ж, можно. На вот тебе мою. Я уже прочел. Да, еще твой адвокат велел
сказать, что пришлет тебе костюм.
Он ждал только, когда захлопнется дверь камеры. Когда лязгнул замок, он
наклонился вперед и приготовился читать, но вдруг задумался о человеке,
который только что вышел из камеры, о его непривычно дружелюбном
обращении. В те несколько минут, что этот человек провел здесь, он не
испытывал ни страха, ни беспомощности загнанного зверя. Человек держал
себя просто, деловито. Биггер не мог понять, в чем тут дело. Он приблизил
газету к глазам, и стал читать. ПРЕСТУПНИК-НЕГР СОЗНАЛСЯ В ДВОЙНОМ
УБИЙСТВЕ. ПОТРЯСЕНИЕ УБИЙЦЫ ПРИ ВИДЕ ТЕЛА ЖЕРТВЫ. ЗАСЕДАНИЕ ОБВИНИТЕЛЬНОЙ
КАМЕРЫ НАЗНАЧЕНО НА ЗАВТРА. КРАСНЫЕ ВЗЯЛИ НА СЕБЯ ЗАЩИТУ ПРЕСТУПНИКА. Он
пробегал строчки глазами в поисках какого-нибудь намека на ожидающую его
судьбу.
виновность можно считать установленной... остается установить, сколько еще
аналогичных преступлений он успел совершить... попытка напасть на убийцу
во время предварительного разбирательства..."
насильника и убийцы мистер Дэвид А.Бэкли, прокурор штата, заявил нам
следующее: "Чего еще ждать от таких людей? Я считаю, что эту заразу надо
вырвать с корнем. Мое глубокое убеждение, что, досконально изучив
деятельность красных в нашей стране, можно найти ключ ко многим
нерасследованным преступлениям".