нескольких минут он излагал конституционную реформу. Слушая его, патриарх от
изумления открыл рот.
- Восстановить монархию, вернуть царя? Люди никогда не пойдут на это.
что Россия оказалась перед выбором, мрачнее которого трудно себе
представить. С одной стороны, непрекращающийся хаос, возможный распад, даже
гражданская война в югославском духе. С другой - стабильность и процветание.
Россия раскачивается, как корабль во время бури, не имея ни якоря, ни руля.
Скоро она должна пойти ко дну, ее обшивка развалится и люди погибнут. Или
диктатура, страшная тирания, какой ваша многострадальная страна еще не
видела. Что бы вы выбрали для вашего народа?
против деспотизма одного тирана. Они не могут сосуществовать, что-то одно
должно исчезнуть. Все нации нуждаются в символе, человеческом или ином, в
который они могли бы верить в тяжелые времена, который мог бы объединить их,
преодолев языковые и клановые барьеры. Комаров превращает себя в такой
национальный символ, в такую икону. Никто не проголосует против него за
пустое место. Должна появиться альтернативная икона.
англичанин. - Это будет проповедь стабильности - икона выше политики.
Комаров не сможет обвинить вас во вмешательстве в политику, в выступлениях
против него, хотя он может про себя подозревать, что происходит. И
существуют другие факторы...
соблазнительные перспективы. Единение Церкви и трона, полное восстановление
православной Церкви во всем ее блеске, возвращение Патриарха Московского и
Всея Руси в его дворец за кремлевскими стенами, возобновление кредитов с
Запада, наступление стабильности.
сказал Алексий Второй, подумав. - Но я видел "Черный манифест". Мне известно
все зло. Мои братья во Христе - собор духовенства, епископы - его не видели
и не поверят, что он существует. Опубликуйте его - и даже, может быть,
половина России согласится с ним... Нет, сэр Найджел, я не переоцениваю мою
паству.
официальный, но сильный, убедительный голос, с вашей молчаливой поддержкой?
разрешение, потребовавшее немалой смелости, читать проповеди.
слишком, по мнению КГБ, интеллектуален и слишком страстен. Поэтому он ушел в
маленький сибирский монастырь и, приняв духовный сан, стал странствующим
священником без прихода, проповедуя где придется, двигаясь впереди идущей по
его следам тайной полиции.
антигосударственные высказывания. На суде он отказался от назначенного ему
адвоката и защищал себя настолько блестяще, что вынудил судей признать, что
они нарушают Советскую Конституцию.
доказал, что не утратил своего огня. Он снова стал проповедовать, но при
этом бичевал епископов за их робость и продажность, нанося таким образом
многим из них оскорбления, и они ездили к Алексию просить, чтобы молодого
священника снова посадили за решетку.
его проповедей. Если бы только, думал он, стоя неузнанный в толпе, он мог
направить этот огонь, эту страстность, это красноречие на службу Церкви.
народа, пользуясь простонародными выражениями. Он мог сдобрить свою
проповедь словами, которые услышал в лагерных бараках; он умел говорить и на
языке молодежи, знал их поп-идолов, знал, как трудно домохозяйке свести
концы с концами, знал, как водка притупляет страдания.
о грехах плотских больше, чем может научить любая семинария. Два популярных
журнала для подростков даже представили его читателям как секс-символ.
пригласил непокорного на ужин. В Данилевском монастыре они скромно поужинали
за простым деревянным столом. Алексий угощал. Они проговорили всю ночь.
Алексий объяснил задачу, стоящую перед ним: медленная реформа Церкви,
которая слишком долго служила диктатуре, попытки вновь обрести пастырскую
роль среди ста сорока миллионов христиан в России.
искать Бога у себя дома и на работе, но еще и возвратиться в Церковь, какой
бы греховной она ни была. Тихая рука патриарха сделала многое возможным.
Каждую неделю главная телестанция вела репортажи с проповедей отца Григория,
собиравших огромное количество слушателей, и проповеди, таким образом,
видели миллионы, к которым он никогда не имел бы возможности обратиться.
Зимой 1999 года этот единственный в своем роде священник стал широко
известен как самый выдающийся оратор.
Глава 15
предвестник наступающих морозов, разносил его по Славянской площади.
вошел в ворота и, перейдя небольшой двор, юркнул в церковь Всех Святых на
Кулишках, внутри которой было тепло и пахло влажной одеждой и ладаном.
наблюдатели убедились, что он не привел за собой "хвост", полковник Гришин
вошел в церковь.
немногочисленных молящихся, делая вид, что рассматривают иконы на стене.
джентльмена из Англии и проводить к нему. Он приехал с переводчиком, намного
моложе. Я впустил их и провел в кабинет. Затем я принес кофе.
по-русски. Молодой все переводил. Тут патриарх велел мне поставить кофе и
отпустил меня.
кажется. Это помешало мне видеть, и я не все расслышал. Тут пришел казак с
обходом, и мне пришлось уйти.
шарфа я ничего не видел и услышал очень мало. То, что я слышал, -
бессмыслица.
"Вернуть царя?" Казалось, он очень удивился. Затем они заговорили тихо.
таким видом, словно ему только что дали пощечину. То, что он узнал, могло
показаться бессмысленным глупому священнику, но для него это имело смысл.
президента. Главой правительства будет премьер-министр, лидер
правительственной партии, но все равно зависимый от парламента. Думы. От
этого до сценария Игоря Комарова по установлению однопартийной диктатуры
было страшно далеко.
его. Я его провожал. Машина все еще стояла там. Не такси, а лимузин. Я
записал номер, когда она уезжала.
прошло и часа, как по номеру определили, что лимузин принадлежит
"Националю".
посылках. Его почти совершенный английский язык мог убедить любого русского
служащего, что он настоящий американец. Он появился в "Национале" сразу же
после ленча и обратился к консьержу:
отсюда, и там за соседним столом сидел английский джентльмен. Мы
разговорились. Когда он ушел, он забыл на столе вот это.
Консьерж озадаченно посмотрел на него.
"мерседесе". Швейцар предположил, что это может быть кто-то из ваших. Мне
удалось заметить номер.