Рядом с ее счетом. Второй ряд партера. В нескольких метрах от певцов.
Недалеко от центрального прохода.
выделяют какое-то количество билетов. Но ему они не нужны, поэтому он отдал
билеты мне.
меня с собой? Пожалуйста.
сделать ему одолжение.
рококо; вместе с божественными звуками оркестра, голосами басов, баритонов,
теноров и сопрано ее душа возносится к плафонам высокого потолка...
начал их рвать.
бесценные билеты уже были надорваны на дюйм. - Не надо этого делать.
свидание, на которое обычно ходят те, кто... принимает приглашения. А она
будет кем-то вроде гида, только и всего. Венское гостеприимство обязывает
показать иностранному студенту одно из чудес столицы Австрии. Ничего
предосудительного в этом нет...
пятнадцать. Она приехала из Гринцинга на автомобиле и легко нашла место для
парковки. Они влились в медленно продвигавшуюся толпу; все оживленно
переговаривались в предвкушении чудесного зрелища.
любви, попыталась представить себе рай, то в ее воображении он оказался бы
поразительно похожим на венскую оперу в тот декабрьский вечер, когда она
сидела в нескольких метрах от сцены и могла позволить себе полностью
отдаться музыке. Если бы ей было суждено знать ощущение опьянения, она бы
поняла, что ближе всего к такому состоянию была в тот вечер, когда ее
опьянили прекрасные голоса и музыка.
почувствовала, как на ее руку легла сухая молодая ладонь. Инстинкт приказал
Эдит резко отдернуть руку. Когда то же повторилось во втором акте, она не
стала протестовать и почувствовала, как вместе с музыкой в нее вливается
тепло другого человека.
в коем случае не пошла бы с молодым человеком в любимый ресторан Зигмунда
Фрейда, кафе Ландтманна, которое недавно было отреставрировано и вновь
приобрело блеск девяностых годов прошлого века. В кафе их проводил к столику
не кто-нибудь, а лично непревзойденнейший метрдотель Роберт. Так поздно Эдит
никогда не ужинала.
обычное самообладание.
Карим, - вашу Вену, Вену прекрасных музеев и концертных залов. Иначе я
никогда не пойму культуру и искусство Австрии, не пойму так, как мог бы
понять, если бы вы были моим гидом.
подвозить его домой, где бы ни был его дом, а малейший намек на то, что он
мог бы поехать к ней, сразу показал бы, что он такой же подлец, как и все
остальные.
ни слова, тихонько наклонился и поцеловал ее в щеку. Потом он ушел, большими
шагами пересекая площадь. Эдит поехала домой одна.
То жаркое лето 1970 года, когда ей было девятнадцать, когда она была
девушкой и когда ее любил Хорст. Тот самый Хорст, который лишил ее
девственности и заставил полюбить его. Тот самый Хорст, который зимой того
же года ушел, не попрощавшись, не объяснив ничего, не написав ни слова.
больницы. Потом она решила, что Хорсту пришлось срочно уехать - он работал
разъездным торговым агентом - и он скоро позвонит сам.
встречался уже давно, как только судьба заносила его в тот город.
Хорсте, все, что было так или иначе связано с ним, и сожгла. Она сожгла
подарки и фотографии, которые они снимали, гуляя в парке замка Лаксенбург и
катаясь на лодке по озерам, но прежде всего она сожгла фотографию того
дерева, под которым она впервые отдалась ему и стала его собственностью.
бросают их, говорила ее мать, и она была права. Эдит поклялась, что в ее
жизни больше не будет ни одного мужчины.
незадолго до рассвета. Эдит заснула, прижимая к своей тощей груди программку
"Волшебной флейты". Во сне у нее немного разгладились морщинки в уголках
глаз и у плотно сжатых губ. Она улыбалась. Конечно, ничего плохого в этом не
было.
колотя по клаксону, с трудом пробивался сквозь толчею автомобилей, фургонов,
тележек, лотков. Между улицами Кулафа и Рашид такая неразбериха царила
постоянно.
пряностями, лоточники и продавцы самых экзотических товаров занимались своим
привычным делом все десять последних столетий.
припаркованными автомобилями, и наконец уперся в улицу Шурджа. Нечего было и
думать о том, чтобы проехать дальше через плотную толпу торговцев специями
на уличном базаре.
сиденью.
водителем сидел Кемаль, здоровенный личный телохранитель генерала Кадири,
неуклюжий сержант танковых войск, уже не один год служивший хозяину. Лейла
ненавидела Кемаля.
распахнул заднюю дверцу машины. Он понимал, что Лейла снова намеренно
унижает его - он прочел это в ее глазах. Она вышла из "мерседеса", не
удостоив сержанта взглядом, даже не сказав "спасибо".
за ней. Конечно, такова была его работа, так приказал ему Кадири, но от
этого отвращение Лейлы к сержанту не уменьшалось. Трезвый Кадири был
отличным профессиональным солдатом, что не мешало ему безумно ревновать
Лейлу ко всем подряд; поэтому он распорядился, чтобы в городе она никогда не
оставалась одна.
вожделения взгляды, которые тот бросал на нее. Разумеется, Лейла с ее давно
сложившимися извращенными принципами ничего не имела против того, чтобы
мужчины желали ее тела, и, если плата была достаточно высока, готова была
удовлетворить их самые эксцентричные желания. Но Кемаль нанес ей самое
жестокое оскорбление: он был всего лишь бедным сержантом. Лейла не понимала,
как он, без гроша в кармане, может вынашивать подобные мысли. Тем не менее в
его глазах она определенно читала и презрение и животное желание. Если
Кемаль был уверен, что генерал Кадири не видит, он не считал нужным скрывать
свои чувства.
большое удовольствие оскорблять ее похотливыми взглядами, в то же время не
произнося ни одного оскорбительного слова.
генерал только рассмеялся. Его взбесило бы одно подозрение, что другой
мужчина осмелился возжелать Лейлу, однако Кемалю прощалось многое, потому
что Кемаль спас генерала в сражении с иранцами в болотах Фао. Генерал был
уверен, что, если понадобится, Кемаль отдаст и жизнь за своего хозяина.
улице Шурья.
реки возвышался собор святого Георгия, построенный для своих служб
британскими протестантами. Но в Ираке существовали и три собственные
христианские секты, которые охватывали около семи процентов населения.
находится на площади Христиан, рядом с улицей Шурджа. В миле от него, в
другом лабиринте узких улочек и переулков, который существует уже сотни лет
и называется Камн-аль-Арман, то есть старым армянским кварталом, стоит
Буркатовский Сергей
Зыков Виталий
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Белов Вольф
Андреев Николай